Беги, Василич, беги. Часть 2 (СИ)

- Внимание, - дал я негромкую команду, - всем прислониться к стене и слушать.

Не может же быть, что мы оказались в центре какой-то горы, которая поглотила нас навсегда. Где-то кипит жизнь. Любая жизнь бьёт ключом и стук этого ключа раздаётся по всей нашей планете. Я уж не буду говорить, как стук этого ключа отзывается в голове каждого человека.

Если внимательно слушать тишину, то можно услышать очень многое. Во-первых, человек услышит именно то, что он хотел услышать. Это будет либо слуховая галлюцинация, либо действительно то, к чему он стремился. Во-вторых, он может услышать то, чего бы он не хотел никогда услышать. Но на то она и тишина, чтобы как магнитом притягивать к себе различные звуки. Иногда слово, произнесенное шепотом на другом краю планеты, вдруг раздается трубным гласом прямо у вас перед ухом. Физики называют это явление дифракцией и интерференцией, то есть огибанием волн и их наложением друг на друга. А иногда звук перемещает свет посредством поверхностных акустических волн, своего рода "землетрясения", происходящего на наноразмерном уровне. Поэтому в полной темноте и в тишине можно увидеть и свет, взявшийся из ниоткуда и ушедший в никуда. Так и мы ждали чего неведомого от темноты и тишины.

- Так, кто тут набздел? - раздался серьезный голос старого чекиста Гудымы и одновременно смех молодых ребят. - Так вот как на самом деле пахнет Дух Святой, - сказал он и все явственно почувствовали запах сероводорода, характерный для вокзальных туалетов или придорожных сортиров в виде деревянной будочки с жердочкой, которых немало на просторах нашей необъятной родины.

- А действительно пахнет как у нас в Люберцах, - сказал один из омоновцев.

- Чем тебе родной запах не нравится? - съязвил один из его коллег. - Ты хочешь, чтобы в ваших Люберцах французскими духами пахло?

- Хватит, мужики, - сказал я, - ищите щель, в которую струится запах.

Вот тебе и физика. Ищешь всякие там волновые явления, а тут легкий аромат, который при усилении превращается в обыкновенную вонь. Если взять ингредиенты, из которых изготавливаются тончайшие духи и предъявить их модникам и модницам в естественной упаковке, то вряд ли они стали бы использовать их в несоединенном виде. Точно так же делаются и всякие элитные колбасы. Даже тончайшие коллекционные вина получаются только тогда, когда потнючий конюх Франсуа, Жан, Гильермо и прочие начнут мять своими грязными ногами сорванный виноград, потому что этот пот и является тем самым катализатором для изготовления вина. Цимес, не зря это слово обозначает именно "то, что надо". Конечно, производители начнут отнекиваться от этого, интригуя какими-то вековыми секретами виноделия или колбасопроизводства, но мы-то знаем, о чём говорим.

Глава 72

- Вот она щель, - вдруг крикнул один из охранников Гудымы.

Все бросились к нему на голос, но начали падать, потому что охранник стоял на четвереньках и все стали валиться через него, роняя находящих поблизости людей. Общее веселье могло перерасти в истерику, потому что у людей кончалось терпение и психологическая устойчивость, истончаемая сплошной темнотой. Собственно говоря, темнота съедает человека начисто, а свет собирает молекулы и атомы и человек подспудно чувствует это, стремясь всегда к свету. В таких случая существует только одно спасение - чья-то воля, заставляющая людей что-то делать.

- Всем встать, - скомандовал я. В сложной ситуации у меня появляется командный стиль и желание врезать по роже того, кто не шибко внимательно слушает мои команды, чтобы дать понять всем членам команды, что неисполнение распоряжение будет наказано не только моралью. - Это дверь и мы ее будем открывать совместно, толкая всей массой наружу.

Мы отошли всей колонной на пять метров от стены и по команде бросились на нее со всей силой. Раз, два, три. Начали сменять тех, кто был впереди, на задних, чтобы не расколошматить о стены самые лучшие кадры. После седьмого удара стена подалась и мы увидели в щелку свет ночных фонарей. Нужно добавить в фольклор новую поговорку о числе семь. Семь раз в дверь ударь и на восьмой она откроется. Мы разбежались в восьмой раз и дверь открылась прямо перед нашим носом. Мы вылетели всей гурьбой на улицу и сбили с ног какого-то здоровенного мужика в милицейской фуражке.

Мужик встал, отряхнулся и прошелся по нам таким отборным матом, какой мы давненько уже не слыхали, а в раю таким языком и не пользуются.

- Ты чего разорался? - сказал самый здоровый омоновец и двинулся на мужика. - Сейчас как дам по зубам, так сквозь ребра смотреть будешь, копыта откинешь и рога отвалятся.

- Чегооо? - зарычал мужик и мы увидели, что у него есть хвост, фуражка надета на рога, а то, что нам показалось сапогами, оказалось хорошо начищенными и отполированными копытами. Ясень пень, мы попали туда, куда стремились. - А ну, захлопнись, - прорычал он, и омоновец онемел. То он был без ротовой дырки в раю, а сейчас вообще слова сказать не может. Вот так. Не груби с людьми. Как это у Ньютона? Каждое действие имеет свое противодействие. Третий закон называется. И если ты кому-то просто так заехал по уху, то в ответ тебе может прилететь такая оплеуха, что потом от неё будешь оправляться не один месяц. А потом боженька любит ещё и на домашних и на всяких родственниках за тебя отыгрываться. У него с этим разговор короткий.

- Извините, - сказал я, - мы разыскиваем вашего коллегу по имени Тодеф.

- А вы кто такие? - спросил недовольный мужик в фуражке.

- А мы от Гуни, - сказал я.

- От Гуни? - переспросил Тодеф.

- От Гуни, - подтвердил я.

- Ладно, двигайте за мной, - сказал наш хозяин и пошёл по полутёмной дороге, размахивая своим хвостом, как бы приглашая следовать за ним.

Глава 73

Мы шли по большому вечернему городу и удивлялись тому, как живо там кипит жизни. Блестящие лимузины с шипеньем проносились мимо в нас и в каждом из них мы видели довольные и лоснящиеся морды с пятачками и узенькими глазками.

Дома были большими и ярко освещенными, но запах...

- Ничего, принюхаетесь, - сказал Тодеф, не оборачиваясь. - Мне тут один из ваших рассказывал, что ко всему привыкает человек и даже ваш какой-то начальник по имени Герасим привык к городской жизни. Вот так вот. Он ещё про вас песенки пел...

- Какие песенки? - не понял я.

- Самые простые, а запоминаются с одного слуха. Вот слушай. Я петь не буду, мне апостол на ухо наступил и ни слуха музыкального, ни голоса певческого. Я лучше продекламирую:

Если вас ударят раз, вы вначале вскрикнете,

Раз ударят, два ударят, а потом привыкнете.

Если вы утонете и ко дну прилипнете,

Полежите день-другой, а потом привыкнете.

- Поэт, едрёна корень, - и Тодеф довольно засмеялся.

Эти куплеты я слышал в далекой молодости, а смотри ж ты, и в наше время в самом аду о них знают. Это как про русских написано. Как будто вот с натуры и писали. Терпилы. Триста лет под игом жили и даже вкус в иге находили. Привыкли. Коммунизм над ними измывался, как хотел. Терпели. Сейчас загоняют в крепостное состояние и все терпят, да ещё радуются.

- Тут вот ваши поступают пачками и все как один кричат "затокрымнаш". Чего это они такое удумали? Неужели ваши новый коммунизм стали строить? Тогда у нас недостатка с рабочей силой не будет.

- Не знаю я, чего это они кричат "затокрымнаш", - сказал я, - когда мы уходили, то всё было на местах, как после самой большой войны. Ничего не предвещало новых войн.