Напряжение

- Да уж какие тут вопросы? Все разжевано, только знай глотай, - сказал Изотов, потягиваясь. - Эх-ма…

10

Ни тучки, ни белого мазка над морем - бескрайняя синь, нежная, прозрачная, невесомая; вяло набегают волны, шурша и позвякивая камешками… Простор, тишина и эта поразительно ровная, нескончаемая музыка моря умиротворяют, вселяя чувство покоя и безмятежности.

К полудню небольшой пляж Фальшивого Геленджика опустел. Лишь два мальчугана в белых костюмчиках и панамках копошились у самой воды. Возле них сидела девушка и вязала. В стороне под пестрым зонтом лежала женщина в купальном костюме и темных очках. Она читала, поглядывая время от времени на детей, и переворачивалась с живота на бок, потом на спину…

Завидев человека, идущего к ней, сказала девушке:

- Вера, вы идите, пора детей укладывать спать. Согрейте им молока перед сном…

- Добрый день, вы опять всем семейством?

Женщина сняла очки и, приложив руку ко лбу, посмотрела на молодого человека. Лицо его раскраснелось от жары. Светлые волосы свисли на лоб, и он тряхнул головой, отбрасывая их назад.

- А-а, это вы? - удивленно, но и радостно проговорила Нина Гавриловна, словно не узнав его сразу, и опустила руку. - Кто же в такое время приходит на пляж?

- Я! - засмеялся Чупреев, бросив взгляд на ее крепкое загорелое тело, и скинул шелковую рубашку. - Вы купались?

- И не раз… В такой день преступление сидеть дома.

- А вы уверены, что я сидел дома? Не говорите «да» - ошибетесь: я ходил в Джанхот… Надо же изучать здешние места!

- В эдакую-то жару? - Женщина улыбнулась, приоткрыв маленький рот, на пухлых щеках появились ямочки. - Эх вы, исследователь!..

- Я вам подарок принес, добытый тяжким трудом. Видите, поцарапался, лазал по круче, - весело сказал Чупреев и вынул из кармана гриб. - У нас вы такого не найдете, хоть он и похож на боровик.

- А как он называется?

Чупреев с нарочитой серьезностью осмотрел гриб, подумал, сказал небрежно:

- Это - аманита поганус, что в переводе означает: «Не ешь меня, будет плохо», - и поддел его ногой.

- Вы все шутите. - Нина Гавриловна подобрала обломок шляпки, положила на ладонь. - Какой он жесткий! И сосочки… А я не знала, что здесь растут грибы.

Купался Чупреев долго, наслаждаясь прохладой воды, заплывал далеко - Нина Гавриловна теряла его из виду. Выйдя на берег, он лег возле женщины на горячие камни.

- В реке все-таки плавать лучше, - сказал Чупреев, сооружая из камешков грот. - Как ни стараюсь, а вода в рот забирается, соленая какая-то, горькая, бр-р-р!

- Вы никогда раньше не были на юге? - спросила Нина Гавриловна, подавая черный с белыми прожилками камень. - Положите его наверх…

- На юге бывал, но моря никогда не видел. А вы знаете, меня жестоко обманули, - сказал он вдруг грустно.

- Кто? Когда?

- Люди… Мне всегда говорили, что море синее-пресинее, даже у Пушкина оно такое, а, оказывается, оно зеленое и очень светлое. Ничего синего…

Нина Гавриловна засмеялась. Она не могла привыкнуть к его шуткам, произносимым неожиданно среди, казалось бы, серьезного разговора.

Этот студент-юрист нравился ей своей общительностью, неунывающим и покладистым характером. Был он молод, но многое знал, всем интересовался и умел ухаживать, не надоедая, впрочем, своими ухаживаниями. Прошло всего три дня, как он появился тут на пляже, а у Нины Гавриловны было такое ощущение, словно они были знакомы давным-давно.

Снимал Чупреев комнату на соседней улице, вечерами сидел за учебниками, а с утра уходил в горы, в лес…

- Вы дольмены видели? - спросил он, резким движением разрушая груду камешков.

- Дольмены? - удивилась Нина Гавриловна. - А что это?

- О, это великолепные памятники старины. Я давно собираюсь их посмотреть. И вам тоже обязательно надо. Хотите составить мне компанию завтра? Только предупреждаю, идти далеко, километров пятнадцать - восемнадцать, и не по ровной дороге.

- С вами, наверное, можно пройти и тридцать, - засмеялась Нина Гавриловна. Потом, подумав, сказала: - Хорошо, только надо идти пораньше, часов в шесть.

- Отлично, в шесть так в шесть. Но смотрите не проспите.

Он был точен. На его тихий стук в окно белой хаты-мазанки сразу раздвинулась занавеска. Зажимая губами заколки и поправляя волосы, Нина Гавриловна молча кивнула Чупрееву и вскоре вышла в сад. На ней было легонькое шелковое платье с пелериной и красные босоножки.

В этот утренний час солнце еще не вышло из-за гор, с моря тянуло свежестью, было тихо и прохладно.

Нина Гавриловна и Чупреев вышли на дорогу и свернули к виноградникам. Кисти матовых ягод клонились к земле, серой и комковатой. Чупреев срезал перочинным ножом гроздь и высоко поднял ее двумя пальцами.

- Вас не удивляет это творение природы? По-моему, им нельзя не восхищаться. Вы только поглядите, как все рассчитано: ничего лишнего, все необходимо. А какая крепость ветки! И справедливо, иначе бы все развалилось от такой тяжести.

- Вы как будто вышли из заточения! - сказала Нина Гавриловна. - По совести говоря, я никогда так не рассматривала виноград. Я только знаю, что он вкусный. Остальное меня не интересует.

- А ну-ка попробуйте.

Женщина оторвала ягоду и, положив в рот, сморщилась:

- Боже, какая кислятина, еще не созрел.

- Жаль. Но ничего, все же мы возьмем его с собой - будет жарко, вы захотите пить, а это лучше всякой воды.

Потом начались горы, густо заросшие лесами. Поддерживая Нину Гавриловну, Чупреев вел ее по белой тропинке до перевала; там они отдыхали и, держась за руки, спускались вниз, - из-под ног с шумом катились острые, словно кем-то нарочно наколотые куски известняка…

- А вы знаете, почему наш поселок называется Фальшивым Геленджиком? - спросил Чупреев.

- Представьте, нет. Я как раз думала, что у него какое-то странное название, но все забывала кого-нибудь спросить. И правда, почему?

- Вообще-то дословно «Геленджик» переводится как «Белая невеста»…

- Вот как? - удивилась Нина Гавриловна. - И это имеет под собой какую-нибудь почву?

- Да. Когда-то турки увозили отсюда в свои гаремы белых женщин. Ну а Фальшивый… Во времена русско-турецкой войны адмирал Нахимов решил заманить в ловушку турецкую эскадру. Русские корабли стояли в Геленджике, морской крепости. Нахимов приказал все огни притушить, а здесь на берегу - тогда еще этого селения не было - ночью разжечь костры. Турки и попались. Они решили, что это и есть Геленджик, подошли и начали обстреливать пустынный берег, а Нахимов вывел свой флот, запер турок в бухте и всех их потопил…

- Интересно…

- Еще как! - язвительно проговорил Чупреев. - До умопомрачения… Только все это враки!

Нина Гавриловна недоуменно подняла брови.

- Да, да, вранье. Эту занятную историю я слышал от одного разбитного малого - экскурсовода, каких здесь тьма-тьмущая. Экскурсоводам ведь-что нужно - чтобы их слушали разинув рты. Представляете… - Чупреев остановился, вскинул руку и заговорил быстро, изменив голос: - Вот отсюда, с этой башни, высотой шестьдесят семь метров, бросилась в пучину моря княжна… А здесь прекрасный юноша, узнав об измене возлюбленной, превратился в камень, и с тех пор… - Чупреев откашлялся и продолжал: - Легенды, легенды… И с Нахимовым тоже легенда, сочиненная для отдыхающих простачков. На самом деле война с турками закончилась гораздо раньше, чем построили крепость Геленджик. Так что никакой войны уже не было, и Нахимов не мог завлекать турок. Все гораздо прозаичнее. Солдатам в новую крепость русские суда подвозили, как принято теперь говорить, довольствие. А Геленджикская бухта по очертаниям и правда очень похожа на эту. Не помню, как она называлась раньше, - Мезыбь, кажется. Здесь ведь были горцы, черкесы, и селение у них здесь было. Ну а маяков тогда еще не поставили, побережье малознакомое, и капитаны путали Геленджик с этой бухтой… Может быть, и сажали судна на мель, кто знает…