Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы. (СИ)

смели («бандюган» тоже получил свою долю, хотя хозяйка была

против), а на улице хорошо потемнело, на Урале покатили в

степь, усадив стреноженного бандита в люльку, в компании с

обычной лопатой.

Разглядев содержимое кабины разбившегося Уазика,

пассажир наш, этот бесчувственный «бандюган», пообещавший

мне и Доке быть «порезанными в лапшу» теми, кто сейчас в ней

находился, пустил скупую мужскую слезу. Очень расстроился, но

с задачей своей – похоронить подельников – безропотно

согласился, и даже лично выбрал подходящее место для могилы,

по нашему требованию – подальше от места происшествия. А

когда начал ее копать, неожиданно попросил:

«Когда нас засыпать будете, головы чем-нибудь прикройте.

Что бы земля в глаза не попадала!» - решил, что мы его в живых

не оставим. Как, наверное, сделали бы бандиты с нами и

Ниночкой.

«Не ровняй с собой», - возмутился Дока, - «Твои кореша

по собственной глупости на тот свет отправились, лучше за

дорогой нужно было смотреть. Вместе с ними хоронить тебя

никто не собирается. Морду, конечно, лично мне начистить

хочется, за жену, да уж ладно, обойдусь без этого, у тебя сейчас

проблем своих хватает!»

Поняв, что жизнь у него не кончается, бандит заработал

лопатой повеселей и поэнергичней. К рассвету яма была готова –

с нашей помощью, тоже пришлось поработать лопатой. Уже по

светлому тела с трудом выдернули из искореженной кабины,

помогли могильщику поднести к месту вечного покоя, и он их

молча, иногда со слезой, засыпал землей, не забыв

предварительно положить на головы подозрительно грязные

тряпки.

Оставалось поработать с машиной – во всяком случае,

кровь в кабине замыть обязательно. Канистра с водой в

мотоцикле Доки стояла всегда, и с час наш похоронщик приводил

внутренности кабины в относительно чистое состояние. После

чего, проверив качество работы, мы тут же с места аварии,

подальше от утильного транспортного средства и могилы

отъехали, в укромном месте остановились, и объяснили бандиту

его будущее.

«Сейчас довезем тебя до Мирного, и высадим», - бандюга

напрягся, не возле ли милиции, и я его успокол, - «ментам

сдавать не будем. Но сразу из поселка валишь, и больше не

появляйся»,

«Мы знаем, кто ты, и где тебя можно найти. На всякий

случай ребятам своим расскажем, где искать, если мысли глупые

в голове появятся. Сразу рядом с «братанами» окажешься!» - это

ему Дока объяснил, а я молча протянул два бумажника погибших

подельников:

«Держи. От твоих корешей, нам чужого не надо!»

Бандит принял бумажники, повертел их в руках, спрятал в

карман:

«Спасибо, братаны (во как! Уже родственниками стали!) Я

к вам претензий не имею. Корешам не пофартило – по глупости

жмурами стали, а вы со мной по божески поступили», - и к Доке

повернулся персонально, - «За женку прости, что к стулу

привязал. Только я ее и пальцем не тронул!»

Отвечать ему напарник не стал, а только хмыкнул и молча

завел Урал. Втроем покатили в направлении к Мирному.

Через день, выспавшись, отдохнув, пообщавшись с

Мариночкой, которая, как оказалось, наведывалась со

вчерашнего утра несколько раз, поговорив с Владимиром,

которому пришлось топать от землянки в парию на своих двоих

очень долго, успокоив его и ни во что конкретно не посвятив,

убедившись, что в партии разговоры о валяющемся в степи

Уазике не пошли, мы с Докой место аварии посетили. Но

подошли к нему пешком, спрятав мотоцикл раньше. За наше

отсутствие следов там не появилось, и наверное долго не

появится – место для редких охотников неинтересное, а кому-то

другому сейчас в степи вообще делать нечего. Дока оглядел

Газик повнимательнее: пощупал и покачал колеса, прошел к

оторвавшемуся, убедился, что оно цело, заглянул в двигатель, в

кабине подергал рычаги скоростей и тормозов. Все, правда,

проделал в перчатках. И вынес вердикт:

«Двигатель не заведешь, перед и радиатор разбиты

всмятку. А отвалившееся колесо можно приделать. Не намертво,

а так, что бы машину тихонько тащить, если поставить на

колеса».

«Куда тащить? И зачем?» - поинтересовался я для

проформы, потому что понимал, что тащить нужно – убрать с

проезда, по которому нам еще ездить и ездить, возить истертый

материал к луже на отмывку.

«Сам знаешь зачем», - ухмыльнулся Дока, - «что б работе

нашей не мешала!» - ну да, и у него мысли правильные, - «В

Мирном договорюсь о машине – только раскошелиться придется

- и утянем отсюда подальше. Вначале его», - кивнул на Уазик, -

«тросом на колеса поставим, потом ты за руль сядешь, а я

потяну». – можно сказать, что на этом мы и договорились.

Через два дня инвалидку отволокли километров за

двадцать, с трудом втянули на пологую с одной стороны горушку,

и с крутой другой столкнули вниз руками. Правда, Дока

предварительно смочил бензином какую-то рванину, бросил ее в

кабину и поджег. Вначале калека бодро покатился, потом начал

забирать в сторону приляпанного и все же подтормаживавшего

колеса, наконец начал кувыркаться. Затих у подножья горушки,

на том же боку, на котором лежал после аварии, и запылал по

серьезному. Мы к нему спускаться не стали.

Часть пятьдесят вторая.

На этом о наших приключениях можно и кончать, больше

ничего интересного не произошло, и была лишь рутинная работа.

Отмытого золотишка все прибавлялось и прибавлялось, но к

концу декабря наша лужа покрылась льдом, выпал снег, и на

январь-февраль отмывку истертого материала мы прекратили –

делать это в каменной будке на старой стоянке чабанов не

рискнули. Но молотилка до середины января еще покрутилась, и

была демонтирована по окончанию фронта работ - дробленка

кончилась. Генератор вернулся на склад партии, а вход в

землянку, до предела наполненной мешками с истертым

материалом, закрыли утильными железками, присыпали землей

– до весны.

Теперь у нашей троицы дел никаких, и мы с Докой

ударились в охоту, потому что главным для жизни продуктом

было мясо сайги, к счастью для всех аборигенов

обосновавшейся вокруг партии и Мирного на зиму. Им в

основном и кормились.

А по долгим вечерам доводили до ума отмытый материал

– удаляли фракцию магнитную, растворяли то, что растворялось.

В этом деле я и Дока в большей мере были наблюдателями –

Владимир все взял в свои руки, и с удовольствием возился с

банками, склянками, едкой жидкостью. На глазах веселел, по

мере увеличения количества очищенного золота.

«На институт дочурке!» - каждый раз подносил стекляшку с

очередной порцией золота к лицу, внимательно рассматривал, и

расплывался в улыбке дурачка. Дока наконец не выдержал, и

решился на комментарий:

«Точно к весне в психушку загремишь! Плохо на тебя

золото действует!»

Но в психушку Владимир не загремел, нервная система

все же справилась с аномальной на нее нагрузкой. Даже после

того, как я съездил в город, встретился со знакомым

«бизнесменом» и обменял часть золота на «баксы». Операция

бартера заняла несколько дней, потому что «баксов»

потребовалось много, и «бизнесмен» эти дни их собирал.

Конечно, я побаивался, что о сделке пронюхают бандиты,

которых в городе развелось множество, и на всякий случай

держал на взводе тетешник, экспроприированный у амбала, не

так и давно охранявшего Ниночку как заложницу (два других

пистолета, изъятых у разбившихся бандитов, я все же выбросил

в старую скважину на вечное хранение). Но обошлось, и я

порадовал и жену, и друзей врученными каждому приятными