Картель правосудия

Во дворе шатался замерзший, но бдительный охранник. Обойдя дом, я разорвал полиэтиленовый пакет с запаянной в него сарделькой, дал понюхать ее Мусе, едва не потерявшей сознание, и забросил во двор. Зайдя с фасада, я отпустил поводок. Собака рванула через калитку за добычей, к крайнему неудовольствию стража.

– Эй ты, лох! А ну живо забирай эту тварь и вали отсюда!

– Муся, Муся, ко мне, ко мне! – запричитал я, талантливо (надеюсь) изобразив смертельный испуг.

Охранник слепил снежок и запустил в собаку. Потом отыскал в снегу палку и бросился прогонять незваную гостью.

– Ща я тебя!

Я незаметно опустил в ящик конверт и воткнул рождественский проспект, так чтобы он бросался в глаза, – нынче исчезла традиция регулярно вынимать почту. Затем пристегнул испуганную питомицу, спасавшуюся бегством от неласкового хозяина, и отправился прочь. Отойдя на почтительное расстояние, я обернулся и крикнул назидательным тоном:

– Животных нужно любить!

Вернувшись в машину, я первым делом снял оптику: линзы с непривычки сильно мешали, потом накормил честно отработавшую свой хлеб Марию Стюарт. Затем облачился в робу, слегка извозил лицо гарью и, прихватив инструмент с лестницей, вновь двинулся к особняку Сенатора.

Охранник смотрел сквозь «сантехника» так, как будто тот был прозрачен. Почту он тоже пока не заметил. Я спустился в люк, перекрыл вентиль, подающий воду в дом, и принялся энергично сверлить дырку в трубе. Справившись с работой, я надел хирургические перчатки, извлек из кармана ампулу под номером два, содержащую пастообразную массу, нанес содержимое на тряпку, свернул в трубочку и затолкал ее в отверстие. Конец зафиксировал снаружи, чтобы не унесло течением. Наложил на дырку муфту и пустил воду, – в итоге вся операция заняла меньше пяти минут. Состав теперь будет потихоньку растворяться в течение суток.

Далее можно предположить, что через несколько часов письмо, наверное, на всякий случай уже распечатанное охраной, попало на стол к Сенатору. Внутри неподписанного конверта находился сложенный и заклеенный по краям листок с надписью: «Г-ну Сенатору. Вскрыть лично». Выполнив предложенную процедуру, Сенатор должен был прочесть немногословное послание: «Низложен». Текст дополнял рисунок, изображающий череп с перекрещенными костями. При внимательном рассмотрении кости походили на две руки, изображающие один и тот же неприличный жест. Надпись и рисунок были выполнены не шариковой и не наливной ручкой, а скорее чем-то напоминающим штемпельную мастику. Потрогав ее рукой, Сенатор должен был слегка испачкаться, после чего, наверно, выругался и отправился мыть руки. «Какая гнида могла прислать эту дрянь? – вероятно, обдумывал Сенатор, направляясь к умывальнику. – Наверняка кто-то из своих. Чужие постарались бы усыпить бдительность и прихлопнуть из-за угла. А на кой своим светиться?» – Сенатор открыл кран. – Ждут, что я начну психовать, устрою чистку. Тогда под шумок можно меня убрать и сесть на мое место! Хрен вам! Сопляки!"

Вот, собственно, и все. Сенатор почувствовал зуд в ладонях, через несколько секунд появилась резь в глазах и в носу, потом страшно закружилась голова… Возможно, он хотел позвать на помощь, но не успел. А может, и успел позвать, да все равно было поздно.

Письмо было написано, естественно, не штемпельной мастикой, а веществом из ампулы номер один. Само по себе оно практически безвредно, как и состав в ампуле номер два. Сильнодействующий яд получается при их смешивании – принцип, часто применяющийся в так называемых бинарных химических боеприпасах.

Алекс Миль. 28 февраля 199…

ТУРЕЦКИЙ

28 февраля, поздний вечер

Грязнов возлежал в персональной палате.

– Вячеслав Иванович, – пропела совсем юная медсестричка, приготовив шприц, – раз вы все равно не спите, то пора!

Слава вздохнул, с видом приговоренного повернулся на бок и спустил пижамные штаны. Медсестричка очень лихо и с видимым удовольствием сделала свою работу и, стрельнув глазами в сторону Турецкого, покинула палату.

– Ты знаешь, – поделился Грязнов, потирая мягкое место, – у меня уже все было бы более-менее в порядке, если б не обезболивающие уколы. Мне их лупят два раза в сутки и все время в задницу! Я сидеть уже не могу. Причем колют такие девицы, ты бы видел! Вначале была только одна, а остальные сестры – пожилые. Так эта хитрюга, наверно, передала всем девицам в отделении, что лежит мужик не старый еще, ну и они повадились задницу начальника МУРа разглядывать! Главное, я сперва не понимал, что происходит, думал, так и надо. А оказывается, они инициативу проявляют! Если б не чертовы уколы, я бы уже был в полном порядке.

– Судя по тому, что я видел, ты не очень-то сопротивляешься.

– Что там у тебя в сумке? – Грязнов сделал вид, что не расслышал.

– Апельсины я купил по дороге, а это чего-то Ирка испекла. Кладу в холодильник. А вот от Меркулова велено было вручить «в собственную длань». – Он положил какую-то коробочку на тумбочку. Ну и… кое-какие новости.

– Ладно, рассказывай, не тяни резину.

– Ты еще помнишь, с чего все началось?

– С картинок в твоем букваре, – буркнул Грязнов.

– Верно, с внутреннего расследования по Сафронову и с гибели криминалиста, который на него стучал. Но тогда на Каширском шоссе было два трупа, и неопознанный парень был в неопознанном «БМВ». Так вот могу тебя обрадовать: эта машина, как и твоя, – одного поля ягоды. Они обе были из фонда совета директоров, который предполагалось пустить на частичное обеспечение спортивной лотереи.

Итак, пункт 1. Мы знаем наверняка, что Бойко послал своих людей с деньгами для Сафронова, это удалось извлечь из его бумаг, причем датированных днем гибели Сагайдака. Но что, если эти его убийцы ехали не к Сафронову, а от него, то есть деньги передал сам Сафронов для кого-то другого, того же Бойко?! Почему ты так зациклился на мысли, что все деньги должны были приходить к этому хапуге? А может, иногда случалось и наоборот? И это именно такой случай.

– Идея оригинальная, даже красивая. – Грязнов скривился. – И настолько же бесполезная. Потому что этих ребят послал твой разлюбезный Бойко. И они имели только одну радикально простую цель – прикончить Сагайдака, чтобы тот не засветил Сафронова раньше времени.

– Ладно, убедил. Тогда пункт 2. Тещу Лозинского умертвил именно Кротков. Косвенная улика – сам знаешь, бутылка редкой водки, которая во всей столице в это время имелась лишь в ресторане «Ореховый», являвшемся практически кротковской вотчиной. А прямая – уже есть его признание.

– А метод убийства, который избрал Кротков?

– Не Кротков, а минюст.

– Кто?

– Так его Кротков называет – министр юстиции, это была его идея. И теперь понятно почему. Планируя в ближайшем будущем привлечение к «работе» по развалу домодедовской группировки бывшего ликвидатора КГБ, он хотел как бы загодя оставить его следы. Манипулируя двумя парами чужих рук, этот сукин сын имитировал одного убийцу.

– А Кроткову, конечно, в голову не могло прийти, что его, так сказать, крестный отец, на определенном этапе может стать его же антагонистом. Он смог разглядеть только Бойко.

– И только потому, что подполковника Бойко подставил ему минюст! Кстати, этот сукин сын заговорил только после того, как я его свозил в морг и показал тело минюста, представляешь? На фотографии его трупа он даже смотреть не хотел, липа, и все тут! А вот, говорит, увижу своими глазами, может, какое-то просветление в мозгах и начнется. Немудрено догадаться, откуда все эти его выбрыки то с убийством Уткина, то папы римского. Минюст был отменный кукловод, он и в СИЗО Кроткова легко доставал. И именно по его команде Кротков нес весь этот бред. Но вернемся назад. Минюст ведь тогда, между прочим, попал в точку. «Одинаковый» почерк убийства тещи Лозинского и судьи Уткина здорово заморочил нам голову. Мы предположили, что действовали два несвязанных друг с другом киллера. А поскольку мы в некоторый момент уже вычислили весь этот мудреный алгоритм действия совета директоров, в котором Кротков и минюст находились на разных полюсах, то никому и в голову не приходило, что они были хорошо знакомы в недавнем советском прошлом. Один активно продвигался по партийной линии, другой – по комсомольской. Минюст, таким образом, убивал двух зайцев: во-первых, приближал к себе на расстояние вытянутой руки недвижимость Лозинского, во-вторых, на всякий случай, впрок, подставлял Кроткова.