Приговоренный к власти

У Мытищ их неожиданно остановил инспектор ГАИ, стоявший у стеклянного стакана своего пикета. Лешка ничего не нарушал и бестрепетно вылез из автомобиля, достал документы и подал немолодому майору. Тот взял документы, а из-за будки пикета неожиданно появились двое парней с автоматами и еще один милиционер.

— Откройте багажник, — сказал майор.

Лешка пожал плечами и направился к багажнику. Собственно говоря, подобного рода обыски в Москве стали обычным делом, после начала войны в Чечне на них уже никто не обращал внимания и не оспаривал их законности.

— Пригласите вашу девушку выйти из машины, — все так же ровно и скучно сказал майор.

Лана услышала и вышла из салона без приглашения. Посмотрела удивленно и отошла в сторону.

Парни свое дело знали. Методично осмотрели багажник, потом приподняли сиденья и спинки кресел в салоне, попросили Лешку открыть капот.

Он засмеялся.

— Мужики, да вы скажите, что ищете, я вам сам все сдам!

— Ничего, — майор смотрел в сторону, второй милиционер хмурился. — Просто солдат сбежал из части с автоматом. Вот и все.

— Ну, солдата да еще с автоматом под сиденье не уложишь!

Майор покривился и ничего не ответил.

Один из парней отдал свой автомат другому, лег на землю и полез под днище машины. Солдата он и там не обнаружил, о чем сказал, — но не майору ГАИ, а второму милиционеру в чине капитана. Тот окинул Лешку и Лану неприязненным взглядом, отвернулся и ушел.

— Извините! — майор засмеялся и подал Лешке его документы. — Счастливого пути. Надеюсь, без обиды?

— Я понимаю, служба, — промямлил Лешка, хотя ничего не понимал: за четверть часа обыска мимо них проехало десятка три «волг» такого же цвета и примерно такого же года выпуска.

Лана села рядом и улыбнулась.

— Последнее наше с тобой приключение.

— Последнее, — согласился Лешка и мягко вывел машину на проезжую часть.

Расставались они у метро «Таганская».

— Я позвоню тебе как-нибудь осенью.

— Позвони. Но я не знаю, буду ли в Москве.

— Я позвоню. Хоть поболтаем.

— Да. Конечно. Поболтаем.

Вот и финиш. Она исчезла в дверях метро, вспыхнуло пламенем ее платье и пропало за чужими спинами.

Он приехал домой, залез в горячую ванну, побрился и позвонил в банк.

Ни один из телефонов не отвечал, что само по себе было странным.

После пятого звонка на пост охраны трубку наконец сняли.

— Охрана? — обрадовался Лешка. — Это Ковригин!

— А пошел ты к черту, друг Ковригин! — весело ответили ему.

Лешка осатанел. Охранника он не узнал, но поклялся, что даром этому хаму такой номер не пройдет. Но вдруг вспомнил, что Бестаев грозился поменять все телефоны, видимо, этим и занялся.

Он выпил кофе и в среднем темпе спустился к своей машине.

На Садовом кольце попал в такую глубокую и безнадежную пробку, что прижал машину к тротуару и пошел в банк пешком, благо погода разгулялась.

Уже издали он увидел совершенно непривычный пейзаж у подъезда банковского особняка. Не было машины Феоктистова, не было их микроавтобуса, а стоял лишь приземистый «опель», выкрашенный шаровой краской, и возле него курили трое парней, судя по ленивой грации — шоферня.

Лешка прошел мимо них и уже тянул руку к дверям, когда увидел рукописное объявление.

Силы небесные! Это что же должно было произойти, чтоб Феоктистов хотя бы временно закрыл банк?!

— Привет, голубчик! — насмешливо прозвучало у него за спиной, Лешка обернулся и в пяти шагах от себя увидел толстопузого увальня, который похлопывал по ладони короткой стальной монтировкой. Лешка узнал его сразу — совсем недавно он сбил этого кабана с ног ударом электрошока. Без разговоров кабан размахнулся монтировкой, и по прицельному прищуру его поросячьих глаз Лешка понял, что он собирается ударить его по плечу и переломить ключицу. Удар надежный, после него всякое сопротивление парализовано. Лешка бросился ему в ноги, удар монтировки пришелся по заднице, но кабан повис на Лешкиной спине. Лешка встал на ноги, удерживая его на себе, разбежался и приложил кабана хребтом о кирпичную стенку. Кабан обмяк, но Лешка уже слышал топот ног и крики у себя за спиной — не разобравшись ни в чем, не собираясь анализировать случившееся, друзья пострадавшего бежали на помощь, и ничего хорошего для Лешки это не предвещало: шоферня была тертой, закаленной в схватках, хорошо откормленная своими работодателями и застоявшаяся в безделье при многочасовых ожиданиях хозяев. Лешка видел, что на него набегало четыре человека, и все с решительной очевидностью знали толк в асфальтовой драке — растягивали атакующую цепь в крылья, чтоб охватить Лешку с флангов и сзади. Бежать было некуда за спиной тупик. Лешка моментально выделил самого хилого бойца и бросился вперед, прицелившись в этого заморыша вопящего и злобного сверх меры. Он прыгнул руками вперед, «рыбкой», словно в воду, перекувырнулся через голову, выбросил вперед обе ноги и жестко попал пятками хиляку в пах. Тот свалился, застонав, и Лешка, сделав второй кувырок, через тело упавшего, вскочил на ноги и, ничуть не смущаясь, дал деру.

Убегать по улице было рискованно — Лешка уже слышал, как за спиной взревел мотор машины, но дворов, окружающих особняк, Лешка не знал, петлять в них было еще опасней, и потому пришлось мчаться по прямой, надеясь только на резвость собственных ног. Метров через полтораста он оглянулся. Бежали-таки за ним упрямые и обиженные шоферюги! Пыхтели с непривычки к таким кроссам, но пытались угнаться за обидчиком. Однако беда их заключалась в том, что каждый из них обладал разным уровнем резвости, и в процессе погони они растянулись — самый ретивый оторвался вперед, а ближайший его сопровождающий отстал метров на двадцать, а следовательно, и секунды на четыре. Лешка развернулся и бросился навстречу передовому бегуну, дико заорав при этом на весь переулок.

— Убью, гадина!

Лидер в одиночку оказался трусоват, решительно затормозил, врылся в асфальт каблуками и шарахнулся назад, а Лешка повернулся и побежал дальше. Этот маневр сбил их боевой пыл, но еще через мгновение Лешка обнаружил, что к тротуару рядом с ним жмется черный БМВ, шофер визгливо вопит из-за руля и грозит кулаками, но опасности эти угрозы не представляли. Для атаки надо было остановить машину да вылезти из нее, к тому же рядом с водителем никого не было.

Лешка перебежал перекресток на красный свет, чем окончательно отсек от себя всякое преследование.

Через полчаса он нашел свою машину и плюхнулся к рулю. Он ничего не понимал и даже не мог себе представить сколь-нибудь разумных объяснений происходящему. Что случилось за три дня с банком, ведь дела разворачивались столь победно?!

Лешка не представлял себе, где искать концы и начала всех событий. Он нашел телефон-автомат, позвонил Феоктистову на квартиру (тот снимал ее на Масловке), потом позвонил на квартиру покойницы Антонины — в обоих случаях телефоны молчали.

Он сел в машину и долго смотрел на улицу, словно там мог прочитать ответ. Но улица, как всегда, жила сама по себе, дела решать приходилось самостоятельно. Единственно разумным было возвращаться домой и сидеть у телефона, ожидая, что кто-нибудь выйдет на связь. Конечно, это не в характере Лешки пассивно ждать развития событий, но выбора не было. Лешка завел мотор.

Когда он вкатился в свой двор, то на сердце полегчало. Напротив его крыльца стоял микроавтобус с надписью по борту «Телевидение». Водитель сидел у руля и читал газету.

— Привет! — крикнул ему Лешка. — Журавлева привез?

Тот оторвался от газеты, посмотрел на Лешку и с подчеркнутым уважением ответил.

— Александра Степановича.

Лешка влетел по лестнице, открыл дверь, вошел в коридор и увидел, что в его комнате у письменного стола стоит на коленях Феоктистов и выгребает из ящиков все бумаги. Книжная полка была уже разгромлена — все вывернуто на пол… По увлеченности своей работой Феоктистов даже не услышал, как Лешка вошел.