Любовницы по наследству

— Ваша фамилия? — бесцеремонно поинтересовалась она.

— Лозицкий, — не совсем внятно ответил я, — Андрей Николаевич.

Она принялась что-то быстро просматривать у себя на компьютере. Неловко переступая с ноги на ногу, я осмотрелся по сторонам. Холл гостиницы выглядел прямо таки ошеломляюще: высокие потолки, уверенно держащиеся на расписанных рельефами колоннах, сверкающие со всех сторон зеркала, дорогие люстры и мебель, — все это могло шокировать не только меня, но и любого другого человека, сходного со мной в своем материальном положении.

Интересно было бы узнать, сколько же стоит одноместный номер в подобном заведении? Небось, ничуть не меньше, чем среднемесячный уровень обеспеченности рядового гражданина нашей страны. А может быть, и в несколько раз больше. Где же в таком случае пресловутая социальная справедливость? О какой демократии можно было говорить при подобном раскладе?..

— Вот, нашла, — выведя меня из раздумий, спокойно сказала женщина, — Лозицкий, четыреста десятый номер люкс. Это на четвертом этаже, вас там уже ждут.

Кабина лифта, также как и холл, была обвешана со всех сторон чистыми выпуклыми зеркалами. Мало того, на двух низких расположенных по углам полках стояли в фигурных горшках какие-то декоративные, неизвестные доселе мне цветы, причем слегка раскрывшиеся бутоны и горшки были абсолютно одинакового огненно-оранжевого цвета. На миг мне показалось, что в данный момент я нахожусь не на своей нищей полуголодной Украине, а где-нибудь значительно западнее, в каком-нибудь Париже или Амстердаме. Вся обстановка вокруг была настолько для меня необычной, что мне не оставалось ничего другого, как только раскрывать от удивления рот и учащенно подергивать ресницами.

Коридор четвертого этажа был тщательно устелен мягкими ковровыми дорожками и ярко освещался несколькими небольшими хрустальными люстрами.

— Четыреста десятый в какую сторону? — спросил я у сидевшей за столиком прямо напротив кабины лифта хорошо одетой миловидной старушки.

— Налево, пожалуйста, — она дружелюбно улыбнулась и указала мне рукой правильное направление.

— Спасибо большое, — сказал я и уверенной походкой зашагал по ворсистому ковру.

Золотистые цифры на дверях номеров блестели так, что, глядя на них, приходилось щурить глаза. Я дошел до нужного мне четыреста десятого и робко постучал в покрытую голубым лаком дверь.

Лесницкая открыла ее сразу же, как только услышала стук. По тому, как она сегодня выглядела, создавалось впечатление, что эта женщина собралась на великосветский прием. Переливающееся различными оттенками длинное розовое вечернее платье плотно облегало ее слегка полноватую фигуру, но совсем не делало безобразной. Наоборот, оно как бы подчеркивало определенную изюминку, ту самую скрытую загадку, которой была наделена Антонина Петровна. Аккуратно подкрученные русые волосы были уложены в элегантную прическу, несколько локонов тоненькими спиральками небрежно спадали вниз. Лицо Лесницкой сияло открытой радостью, что подчеркивала как нельзя более удачно подобранная косметика.

— Я уже боялась, что вы не придете, — облегченно вздохнув, из-под ресниц посмотрела она на меня.

— Просто немного в холле задержался, — как бы оправдываясь, сказал я, — любовался красотой сего архитектурного чуда.

— Что правда, то правда, — охотно согласилась Лесницкая, пропуская меня в номер и помогая снять куртку. — Гостиница действительно шикарная, здесь есть на что посмотреть. Не зря она называется «раем».

Я прошел внутрь «люкса» и внимательно огляделся по сторонам. Обстановка внутри комнаты соответствовала самым последним мировым стандартам. Вся мебель была только импортная и только наивысшего качества. Зеркальный потолок до мельчайших деталей отражал все, что меня окружало, а главным образом — широкую двуспальную кровать, покрытую голубым шелковым бельем. Дизайн был столь совершенным, что у меня возникло желание искренне зааплодировать вкусу тех, кто здесь так хорошо похозяйничал.

— И сколько же стоит такое удовольствие в сутки? — несдержанно присвистнув, поинтересовался я.

— Для меня, как для супруги мистера Маклайна, — совершенно бесплатно, — развела руками Лесницкая. — Номера этой гостиницы предназначены исключительно для иностранцев, а четыреста десятый, в частности, закреплен за моим драгоценным супругом. Так что фирма за все платит.

— Даже если его нет в нашей стране?

— Даже если его нет, — гордо задрала нос женщина. — Конечно, для иностранцев это все только официально. Зачастую тут приятно проводят время и многие местные привилегированные личности. Что делать? Кто платит, тот и музыку заказывает.

— Обычно подобного рода заведения кишат охраной, — задумчиво произнес я. — А меня почему-то никто внизу не остановил.

— Вы их просто не заметили. Я швейцару довольно подробно описала вашу внешность и дала шелестящую зелененькую купюру, поэтому он вас и пропустил так легко. А если бы, не дай Бог, у него насчет вашей личности возникло хоть какое-то малейшее подозрение, он бы дал соответствующий знак кому следует, и, смею заверить, вам бы, в таком случае, не очень то поздоровилось. Там сидят такие ребята, шутить с которыми нежелательно.

— Почему же вы меня сюда позвали? — Я вольготно плюхнулся в стоящее посреди комнаты широкое кожаное кресло и окинул ее внешний вид несдержанным пожирающим взглядом. — Неужели праздник какой-то?

— Наоборот, Андрей Николаевич, — женщина грустно опустила голову, — праздника никакого сейчас быть не может. Вы ведь знаете, что Елена Батурина погибла?

— Слышал одним ухом, — сочувственно кивнул я.

— Почему же тогда вы не были вчера на похоронах? Народу было очень много, но вас я как-то не заметила среди людей.

— Я узнал обо всем только вчера вечером. — Мне пришлось нагло соврать, но ни единый мускул на моем лице при этом не дрогнул.

— Вы что — телевизор не смотрите?! — недоуменно воскликнула Лесницкая. — Эту трагедию еще в пятницу вечером по всем каналам прокрутили.

— В пятницу у меня не было возможности смотреть телевизор, — ваш покорный слуга был в этот день в слегка нетрезвом состоянии.

— Никогда бы о вас такого не подумала, Андрей Николаевич, — строго посмотрела на меня Антонина Петровна, — очень даже на ваш стиль не похоже.

— Вы что — пригласили меня сюда для того, чтобы читать морали? — с определенным упреком в голосе сказал я.

— Может быть, и для этого тоже. То, что вас не было вчера на похоронах Леночки, всем сразу стало заметно. Я это ясно прочитала по лицам девочек, поэтому и не стала ждать завтрашнего дня и решила сразу же узнать причину, по которой вы отсутствовали.

— И исключительно для этого пригласили меня в одну из самых дорогих гостиниц Киева? — недовольно съязвил я.

— А вы подумали, что бы могли сказать соседи, приди вы ко мне домой в отсутствие мужа да еще и не в тот день, в который у Леси по расписанию занятие? Или если бы я к вам пришла в гости средь бела дня, что бы подумали обо мне?

— Вы так переживаете за свою незапятнанную репутацию? — усмехнулся я. — Значит, все-таки лучше было бы подождать до завтрашнего дня, пока я к вам сам заявлюсь, как вы сказали, «по расписанию».

Женщина слегка покраснела и, пройдясь по комнате, аккуратно подобрала под себя платье и села на кровать.

— Если честно, — с заметной ноткой вины в голосе сказала она, — я сильно за вас переживала, Андрей. Не знаю, почему, но сегодня всю ночь не могла уснуть, — вы не выходили у меня из головы.

— Значит, надо было выпить таблетку снотворного, Тоня! — слегка грубовато ответил я, делая ударение на ее имени.

— Если хотите, то называйте меня так, — пожала плечами женщина, — мне уже все равно. Только какой же вы, право, невежливый.

— А как, позвольте спросить, с вами можно быть вежливым? — Я еще с самого раннего детства усвоил, что лучшая защита — это нападение, потому и брал инициативу разговора в свои руки, чтобы не дать ей возможности что-либо по ходу дела придумать. — Поднимаете меня с постели, заставляете бежать, сломя голову, Бог знает куда, и я должен после этого сиять вежливостью.