Дикие лошади

Во время неизбежной задержки с перемещением камер я оставил Люси с Монкриффом и направился к весовой, чтобы встретиться с Грегом, которого нашел в самом безоблачном расположении духа. Одет он был в дорогой серый костюм и не скрывал, что ему очень понравилось мое предложение получить деньги за то, что он будет делать свое обычное дело – брать интервью у тренера выигравшей лошади, другими словами, у Нэша.

– На экране это будет не дольше нескольких секунд, – сказал я. – Достаточно, чтобы все узрели твое очаровательное лицо.

– Не вижу причин, почему бы и нет. – Он был весел, любезен и дружелюбен.

– Через полчаса?

– Заметано.

– Кстати, ты помнишь что-нибудь о тренере, чью жену нашли удавленной, о котором и снимается вся эта сага?

– Джексон Уэллс?

– Да. Сегодня он сам здесь. И его нынешняя жена. И его дочь. И его брат.

– Это было до меня, старина.

– Не намного, – уверил я его. – Тебе должно было быть около шестнадцати, когда Джексон Уэллс оставил тренерское дело. И первый раз ты участвовал в скачках вскоре после этого. Так что ты должен был слышать от старших жокеев о… ну… о чем-нибудь.

Он насмешливо смотрел на меня.

– Не могу сказать, что не думал об этом с прошлой субботы, потому что, естественно, думал. Насколько я знаю, эта книга «Неспокойные времена» – сентиментальная чушь. Жокеи, знавшие настоящую Ивонн, не были призрачными любовниками, они были кучей похотливых нахалов.

Я улыбнулся.

– Ты знал? – спросил он.

– Чтобы догадаться, не надо быть семи пядей во лбу. Но в фильме они будут призрачными любовниками. – Я помолчал. – Ты помнишь чьи-нибудь имена? Ты случайно не знаешь, кто?

– Насколько я помню разговоры в раздевалке, никто не говорил об этом ничего. Все боялись быть втянутыми в убийство. Все молчали как рыбы. – Он сделал паузу. – Если сам Джексон Уэллс действительно здесь сегодня, я хотел бы поговорить с ним.

– Его дочь говорит, что он здесь.

Я удержался от того, чтобы спросить его, зачем ему встречаться с Джексоном Уэллсом, но он все равно сообщил мне:

– Хороший репортаж. Понравится ленивым обывателям. Хорошая реклама вашему фильму.

– Джексон Уэллс не хочет, чтобы этот фильм был снят.

Грег усмехнулся.

– Все к лучшему, старина.

Я вернулся к Монкриффу с Грегом на буксире, и внимание Люси быстро переключилось на излучавшего очарование комментатора. Люси, не дыша, пообещала вместе с ним поискать ее отца, а когда они ушли, мы с Монкриффом вернулись к работе.

Мы сняли сцены того, как лошади выходят на поле и направляются к старту. Одна из лошадей удрала. Одно из седел соскользнуло, наездник грохнулся. Одну из арендованных камер заело. Толпа начинала волноваться, жокеи теряли терпение, Монкрифф ругался.

Наконец мы закончили и с этим.

Я, чувствуя себя выжатым, направился обратно в весовую и обнаружил там О'Хару, беседующего с Говардом.

Говард, к моему полному изумлению, привез с собой трех своих друзей: миссис Одри Висборо, ее дочь Элисон и сына Родди.

О'Хара дико посмотрел на меня и сказал:

– Миссис Висборо хочет, чтобы мы прекратили съемки фильма.

Я спросил Говарда:

– Вы с ума сошли? – Это было нетактично, но зато выражало мою злость. Я боялся стилета в сердце, а Говард приволок кучу клоунов.

Однако вся троица была одета в неприметные костюмы для скачек, никаких белых колпаков, шаровар и красных носов. Одри Висборо оперлась на свою трость и продолжила недовольным тоном:

– Ваш режиссер, Томас Лайон, – она бросила на меня злобный взгляд, – самым очевидным образом не намерен ни следовать фактам, ни остановить съемки этой пародии. Я требую, чтобы вы приказали ему прекратить.

Говард переступил с ноги на ногу и неубедительно протянул:

– Э-э… Одри…

О'Хара на удивление сдержанно ответил ей, что у него нет власти самовольно остановить съемки (которая, как я полагал, у него была) и что ей следует изложить свои возражения в письменном виде прямо боссам кинокомпании – другими словами, на самый верх.

Она объявила, что сделает это, и потребовала фамилии и адреса. О'Хара любезно подал ей две или три визитные карточки, но вся его учтивость и стремление успокоить Одри не проникли в ее сознание. Одри Висборо чувствовала себя глубоко оскорбленной замыслом фильма, и ничто, кроме отказа от его завершения, не могло удовлетворить ее.

Элисон стояла рядом с ней, кивая. Родди делал вид, что поддерживает ее, но по взглядам, которые он бросал на мать, я сделал вывод, что его намного меньше, чем ее, волнует все происходящее.

Я обратился к Говарду:

– Зачем вы привели их сюда?

– Я не мог остановить их, – оскорбленно ответил он. – И я, конечно, согласен с Одри, что вы довели ее этой отвратительной идеей почти до болезни.

– Вы согласились с изменениями в замысле, – указал я. – И вы сами написали любовные сцены между Нэшем и Сильвой.

– Но предполагалось, что они будут спокойными и будут проходить в гостиной, а не в постели. – Голос его дрожал от жалости к себе. – Я хотел этим фильмом сделать приятное семье Висборо.

С секундным проблеском вины я подумал, что его мучения с Одри Висборо еще не достигли пика.

Я обратился к ее дочери Элисон:

– Вы хотели бы посмотреть на снимаемые сцены?

– Я? – Она была удивлена и, прежде чем ответить, посмотрела на мать. – Это не изменит наших чувств. Этот фильм – бесчестье для нас.

Однако, когда я в негодовании сделал шаг к выходу, она шагнула следом за мной.

– Куда ты идешь? – резко спросила ее мать. – Ты нужна мне здесь.

Элисон сумрачно посмотрела на меня и сказала:

– Я попробую повлиять на мистера Лайона.

Она решительно зашагала рядом со мной; одета она была в твидовый костюм и простые ботинки, подходящие для данной местности и погоды.

– Папа был хорошим человеком, – сказала она.

– Я уверен.

– Он не был легкомысленным, – продолжала она с теплотой в голосе. – Человек принципов. Некоторые считали его скучным, я знаю, но для меня он был хорошим отцом. Он считал, что женщины страдают от того, что в Англии семейное состояние наследуют в основном сыновья, и поэтому он оставил свой дом мне. – Она помолчала. – Родбери был в ярости. Он на три года старше меня и воспринимал как должное, что все достанется ему. К нему всю жизнь относились великодушно. Папа купил ему лошадей для участия в показательных скачках и настаивал на том, что Родбери сам должен зарабатывать, давать уроки. Я думаю, это весьма разумно, поскольку папа не был чересчур богат. Он разделил свои деньги между нами троими. Никто из нас не богат. – Она снова сделала паузу. – Я думаю, вы пытаетесь понять, почему я рассказываю вам все это. Просто я хочу, чтобы вы были справедливы к папиной памяти.