Дикие лошади

– Они не могут приехать через двадцать четыре часа или через тридцать восемь. Они при деле. Они свободны только на следующей неделе, когда нормальный прилив. Их привезут в понедельник на пароме из Бергена в Иммингам.

– В Ньюкастл, – поправил я.

– Нет. Бергенский паром обычно ходит в Ньюкастл, но с лошадьми придет в Иммингам. Они говорят, так для нас лучше. Это на реке Хамбер. Он отплывет из Бергена в воскресенье. Там тренер и восемь грумов. Лошади прибудут в больших фургонах. Еще привезут корм для лошадей. Они могут работать в среду и в четверг, а в пятницу они должны вернуться в Иммингам. Все устроено, Томас. Хорошо?

– Блестяще, – отозвался я. Он весело засмеялся.

– Хорошие кони. Они могут бегать без поводьев, как дикие, но они обучены. Я скакал на одном без седла, как ты хотел. Это было чудесно.

– Фантастика, Зигги.

– Тренер должен знать, куда мы направимся из Иммингама.

– Э… ты хочешь сказать, что плывешь с ними?

– Да, Томас. Эту неделю я работаю с тренером. Я учусь его методам работы с лошадьми. Они должны привыкнуть ко мне. Я буду упражняться в белокуром парике и ночной рубашке. Я все достал. Лошади не должны их пугаться. Хорошо?

Я совершенно не находил слов. «Хорошо» – это было не то слово.

– Зигги, ты гений, – сказал я. Он скромно подтвердил:

– Да, Томас, я такой.

– Я устрою, куда отвезти лошадей. Позвони в субботу снова.

Он немедленно распрощался, не сказав мне номера телефона, на который можно ему позвонить, но я полагал, что в случае чего агент сможет нам помочь. Я пересказал новости Зигги Нэшу и О'Харе и сообщил, что мы должны будем пересмотреть график работы на следующей неделе, но с этим не должно быть особых проблем.

– На следующей неделе мы работаем с актрисой, играющей повешенную жену, – напомнил О'Хара. – Мы должны полностью уложиться с ее сценами в четырнадцать дней.

Я отвезу ее на побережье, думал я. Пусть прозрачное одеяние развевается на рассветном ветру. Она будет стоять на берегу, просвеченная солнцем, а Зигги будет скакать на лошади. Невещественно, нереально. Все в ее мечтах.

Рассветная молитва.

– Соня, – сказал я.

– Ивонн, – поправил О'Хара. – Мы должны называть ее Ивонн. Так ее зовут в книге и в сценарии.

Я кивнул.

– Говард написал в сцене повешения стандартное клише – ножки и туфельки, болтающиеся без опоры, дабы зритель испытал шок. Но у меня есть другая идея.

О'Хара молчал. Нэш вздрогнул.

– Не надо принимать нас за невротиков, – наконец сказал Нэш. – Если вы сделаете эту сцену, мы примем ее.

– Я должен обставить все ужасно и со вкусом?

Они рассмеялись.

– Ее повесят, – сказал я.

Первой, кого я увидел, спустившись вниз, была Люси Уэллс, спорившая с человеком, преграждавшим ей дорогу. Я подошел и спросил, что это значит.

Приказ О'Хары, объяснил человек. Я успокоил его касательно Люси и повел ее прочь, взяв под руку.

– Я думал, тебя сегодня не будет, – сказал я.

– Папа изменил решение. Он и мама снова здесь. И дядя Ридли тоже.

– Рад видеть тебя.

– Сожалею, что была такой грубой. Я улыбнулся, глядя в ее синие глаза.

– Мудрое дитя.

– Я не дитя.

– Держись рядом, – попросил я. – Я скажу Монкриффу, что так надо.

– Кто такой Монкрифф?

– Главный оператор. Очень важный человек. Она с подозрением посмотрела на меня, когда я представил ее неухоженной бороде и одежде жертвы землетрясения, но, одарив нас сперва косым взглядом, Монкрифф в конечном итоге обратил на нее пристальное внимание и позволил ей находиться рядом с ним.

Она была достойна внимания как с колористической точки зрения – короткая алая куртка и новые голубые джинсы, – так и с точки зрения интеллектуальной – зоркие глаза и твердый, спокойный рот. Она следила за происходящим и не болтала вздора.

– Я рассказала папе о ноже, – сказала она мне чуть погодя.

– И что он сказал?

– Удивительно, но это именно то, что сказал он. Он сказал: «И что он сказал?»

– Правда? – Я смотрел на ее лицо, хранившее совершенно невинное выражение. – И что ты сказала о том, что сказал я?

Ее лоб прочертила морщинка.

– Я сказала ему, что нож выглядел чудесно, но вы почти совсем ничего не сказали. И то, что нож не понравился продюсеру О'Харе и я не знаю почему.

– О'Хара не любит ножи, – ответил я.

– О, я понимаю. Папа сказал, что это, наверное, потому, что кто-то пытался прирезать Нэша Рурка, как он слышал по радио, но там оказался дублер, а не сам Нэш.

– Это так, – согласился я.

– Папа сказал, что у режиссеров не бывает дублеров, – неосознанно поддела меня Люси, – и что их никогда не узнаешь, пока кто-нибудь не ткнет в них пальцем.

– Или пока они не заявятся к тебе домой.

– Ой, верно. А фотография Сони хорошо получилась?

– Я уверен, что да, но я не увижу ее, пока не вернусь в Ньюмаркет сегодня вечером.

Она сказала, помявшись:

– Я не рассказала папе. Ему это действительно не понравилось бы.

– Я не упомяну об этом. Актриса, которая играет Ивонн – жену Нэша по фильму, – начнет работать на следующей неделе. Я обещаю, что она не будет похожа на фото. Она не огорчит твоего отца.

Люси улыбнулась понимающе и благодарно, с ее души был снят груз вины в обмане. Я надеялся, что ей не будет причинено никакого вреда, и так многие жизни уже были исковерканы.

Первой в послеобеденном графике стояла большая сцена с толпой вокруг паддока: жокеи садятся на коней и выезжают на поле ипподрома. Хотя все эти действия должны были стать только обрамлением человеческой драмы, мы хотели сделать их достоверными. Мы снова разместили группы владельцев и тренеров на прежних позициях, каждая из них уделяла внимание своему жокею. Монкрифф проверил вращающуюся камеру и мягко удалил Люси из кадра.

Нэш появился в паддоке в сопровождении охраны и направился ко мне, чтобы сказать, что меня ищет друг.

– Кто? – спросил я.

– Ваш телевизионный приятель из Донкастера.

– Грег Компасс? Нэш кивнул.

– Возле весовой. Он треплется с жокеями. Он сказал, что увидится с вами там.

– Отлично.

Мы отрепетировали сцену «по коням», дважды и трижды сняли ее двумя камерами с разных направлений, прежде чем лошади начали артачиться, а потом попросили горожан пройти по краешку круга на трибуны, чтобы посмотреть, как лошади выходят на старт.