У каждого — свое алиби

— Он, бывало, и не здоровался с нами, — добавила его жена.

— Милая, не будем говорить о нем плохо, потому что ему и так сейчас хуже некуда, — сказал старик. — Временами он и правда не замечал нас. Проходил мимо какой-то задумчивый, рассеянный.

— Вы думаете, Флореску вообще был рассеян или чем-то увлечен? — спросил Алек.

Старик задумался. Чувствовалось, он не знает, что ответить. Затем заговорил, запинаясь на каждом слове:

— Вроде он кого-то выслеживал или за ним кто-то охотился… Не могу сказать, почему мне так кажется. Но кажется, вот и все. Или показалось.

Алек задумался, затем поблагодарил стариков. Они ушли, заметно обрадованные, что так быстро отделались.

— Пока ни одного факта, — заметил Алек. — Пригласите, пожалуйста, Бениамина Стурзу.

— Будьте внимательней с этим субъектом, — сказал майор. — Он промышляет грязными делишками, и думаю, рано или поздно на них попадется. Я его чуть было не заподозрил, но он в ту ночь до утра играл в карты в многочисленной компании. Все это подтвердилось. У него нет никаких определенных занятий, так, оказывает услуги. Не знаю, чем он сейчас занимается. Ловок человек, еще не погорел ни на чем, хотя кое-что нам известно. Думаю, он может пойти на все, даже на преступление.

Дверь широко распахнулась, и на пороге появился высокий худой человек с необычной ловкостью в движениях. Костюм на нем был безупречного покроя. Умное выражение лица, уверенные жесты светского человека.

— Приветствую вас, уважаемые господа, — сказал Стурзу. — Ваш младший коллега известил меня, что вы рады были б со мной встретиться. Не мог не прийти. Весь в вашем распоряжении, готов помочь правосудию исполнить свой долг.

— Отвечайте на вопросы, — сухо прервал его майор, — которые задаст вам мой коллега.

— С пребольшим удовольствием. Весь внимание, — сказал Стурзу, уселся поудобнее и достал позолоченный портсигар. — Смею ли я курить?

— Безусловно, — весело ответил Армашу. — Вы знали Андрея Флореску? А случайно с ним не дружили?

— Знал, однако нельзя сказать, что мы были подлинными друзьями. Отношения мы поддерживали как соседи, но отношения прекрасные. Он был воспитаннейшим, утонченнейшим, но сдержанным человеком.

— А вы не могли бы добавить что-нибудь новенького к своим прежним показаниям? Нечто такое, что в прошлый раз упустили… Порой даже о себе мы кое-что забываем…

Стурзу вдруг помрачнел, восприняв, вероятно, вопрос как намек на что-то из собственной жизни, что хорошему человеку не подобает. Но тут же взял себя в руки и ответил с гордым достоинством:

— Сударь, у меня прекрасная память. А потом мне нечего скрывать от властей. В своей жизни я руководствуюсь лишь одним принципом: лояльностью. От меня затребовали показаний. Я без колебаний дал показания, ничего не упустив из того, что знаю! Как хотелось бы убедить вас в этом!

Армашу смотрел на него, улыбаясь. Стурзу продолжал демонстрировать свою лояльность с чудовищным красноречием.

— А вы уверены, что в ту ночь не покидали дом, где играли в покер? И еще спрошу, хорошо ль вы играете? Я бы взял вас в партнеры как-нибудь вечерком.

— Гражданин следователь, молю вас, не делайте необоснованных заявлений. Необоснованные заявления губят нашу жизнь. Не в покер играл я. Слушал последние магнитофонные записи Штокгаузена [2]. Я большой любитель серьезной музыки.

— Конечно, конечно, — продолжал Армашу. — Но главный-то вопрос: вы там всю ночь оставались или нет? Вот это меня пока интересует.

— Всю. Ни на одну минуту не выходил. И это почти документально подтвердилось, так что ваше подозрение кажется мне необоснованным. Кстати, необоснованные подозрения губят нашу жизнь тоже, или, может, вы намереваетесь меня…

— А если я вам докажу, что именно в ту самую ночь минут двадцать вас не было, скажем, в доме Струцяну? В многочисленной компании никто не заметит такое отсутствие. Может, у вас расстройство желудка. А за двадцать минут на машине можно обернуться сюда и обратно. Дом Струцяну близко. Что скажете на это? Не прав?

— Искусная ловушка! — запротестовал Стурзу. — Но мне ставить ее бесполезно. По той простой причине, что я действительно не покидал дом в ту ночь. Проверьте. Тщательная проверка рассеет необоснованные подозрения.

— Я вас еще раз спрашиваю, — сухо сказал Алек.

Стурзу занервничал и отчаянно замахал руками.

— И не настаивайте. Могу лишь подтвердить то, что сказал. Твердо, как никогда, я уверен в своей правоте.

— Хорошо. Спасибо. Можете идти. Но вы нам еще понадобитесь. И скоро!

Армашу от всей души расхохотался.

— Он что, — спросил майор, — выходил ночью из дома? Что-то знаете?

— Понятия не имею! Точнее, понятия не имел пять минут назад. Я задал ему вопрос ради шутки, а смотрите, что вышло: похоже, он и в самом деле совершил небольшую вылазку. Ужасно! Надо будет еще раз проверить, как он провел ночь. Минута за минутой.

— Думаете, он замешан? — продолжал майор. — Я как-то не верю.

— В жизни не так, как в полицейских романах, где подозреваемые всегда невиновны. Бениамин Стурзу по характеру своей трудовой деятельности, точнее, в силу отсутствия трудовой деятельности субъект подозрительный. А с тех пор как я почти наверняка знаю, что некоторое время он отсутствовал у Струцяну, он вызывает подозрение. Так что не исключено…

— Да, возможно. Но я не вижу мотива, — произнес майор.

— А теперь призовем супругов Элефтерие. Сначала его.

Подофицер доложил: «Супруги ушли полчаса назад».

— Прекрасно! — воскликнул Армашу.

— Что прекрасно?

— Я не стал вызывать их раньше. Кое-что мне хотелось проверить. В доме все знают, что мы здесь. Я дал супругам время, чтобы, узнав о возобновлении следствия, они могли незаметно скрыться. И они поступили именно так, как я и предполагал.

Глава VII

С работы Армашу возвратился усталым.

Да, дело его увлекало, но никакими сведениями о каких-либо действиях преступника он не располагал. С супругами Элефтерие все выяснится завтра, хотя Армашу и не был уверен, что их попытка избежать допроса свидетельствует лишь о трусости. Как бы то ни было, они вызывали подозрение вместе с этим симпатичным дерьмом — Бениамином Стурзу, как отозвался о нем майор. Но даже здесь Алек не находил ничего существенного. По крайней мере, пока…

Кое-что его особенно интриговало: преступление было совершено аккуратно, со скрупулезностью хладнокровного, жестокого убийцы, но не человеком, вышедшим из себя в минуту сильного гнева. Умысел был налицо, хотя конкретных доказательств этого еще не было. В окружении художника Армашу. не обнаружил никого, кто был бы способен так чисто совершить преступление. Но не может же быть абсолютно идеального преступления! Преступник всегда где-то допускает ошибку, и это нередко выручает следователя.

Усевшись поудобней, Алек закурил сигарету и за чашкой кофе стал перебирать в памяти события дня. Время от времени он заносил кое-что в записную книжку.

Была уже глубокая ночь. Алек допил кофе. «Надо бы сходить к Протопопеску, — подумал он. — Но за что все же убит невинный учитель рисования, никогда никому не причинивший никакого зла? Если б он еще вращался в кругу подозрительных личностей, которые вовлекли бы его в сомнительные сделки. Но и этого не было. Его немногие друзья были серьезными и порядочными людьми, за исключением, разумеется, Стурзу. Никто из них не вызывал никаких сомнений. Все же надо взяться за них по очереди. Может, кто-нибудь из них сообщит ничтожненький фактик, а он послужит зацепкой для следствия».

Вдруг Армашу понял, что хорошо бы больше узнать о девушке убитого — Агате Милковяну, прежде чем говорить с ней.

Алек направился к телефону и позвонил майору.

— Вот что я вас прошу. Достаньте мне учетную карточку на Агату Милковяну. Я хочу о ней знать буквально все. Да, и точно такую же карточку на Протопопеску. И предки их меня интересуют. Не болели ль они скарлатиной в детстве.