У каждого — свое алиби

— Что ж Данчу не уничтожил дневник после убийства? — спросил майор.

— Этим-то Данчу и показал все свое убожество. В дневнике речь идет только о его соучастниках, называются фамилии, указывается местожительство. Флореску заприметил их еще в момент кражи. Данчу он тогда не знал. Позднее художник заподозрил его, но в дневнике непосредственно не упомянул ни разу. Владея дневником, Данчу держал в руках остальных. Он мог ради собственного алиби предоставить его даже органам, поскольку записями Андрея подтверждалась виновность других. Последние страницы, в коей-то мере опасные для самого Данчу, можно было просто-напросто вырвать. Зато какое средство для воздействия на сообщников!

— Вы что, чутьем уловили с самого начала, как было совершено преступление? — тихо спросил майор Дину.

— Конечно, не с самого начала. Но однажды картина преступления вспыхнула передо мной как наитие. Я увидел, как Флореску входит в комнату со своим убийцей, не подозревая, что у двери, на стреме, уже стоит другой злоумышленник, а в машине их ждет третий. Преступники и в ту ночь пытались увезти его в Синаю, но им удалось уговорить его лишь пойти с ними поужинать. Возможно, его хотели убить в машине и выбросить где-нибудь на обочине. Домой художника Данчу отвез на такси. За ними следовала «шкода». Дверь в комнату Андрея Данчу умышленно оставил полуоткрытой, чтобы туда проник его сообщник. Флореску почувствовал себя не совсем хорошо и прилег. Лежал он спиной к дверям. Данчу вошел в ванную и отыскал ремень для правки бритвы. Я понял, что именно им совершено преступление, когда увидел, какая бритва была у потерпевшего. Такую бритву необходимо постоянно точить на ремне. Вот преступник неслышно приближается на цыпочках. Андрей не обращает на это никакого внимания. Одновременно в комнату вошел мерзавец, стоявший в холле, и навалился на художника. Для Данчу обхватить шею Андрея ремнем и удавить его было, как говорится, делом техники. Затем оба исчезают, испортив замок. Через несколько секунд в комнату врывается разгневанный Элефтерие, чтобы рассчитаться с Андреем. Но ему не повезло, как и всякому обманутому мужу: он опоздал. За него Андрея прикончили другие.

Алек и Дину некоторое время сидели и молча курили, потягивая время от времени коньяк или кофе.

— Значит, наш художник был вроде бы обречен? — сказал майор.

Алек пожал плечами.

— И каждый из нас несет в своей жизни собственную смерть? — настаивал Дину.

— Да, — горько согласился Алек, — потому что диагноз смерти — ее причина.

— Где же тогда алиби Андрея Флореску?

— У каждого из нас, — улыбнулся Алек, — свое алиби.

— Но да сохранит нас судьба от алиби инженера Данчу, — приподнялся с кресла майор и, взглянув на часы, загадочно ухмыльнулся. — Равно как и от алиби Бениамина Стурзу.

— Чем вам не нравится этот интеллигентный и симпатичный шулерок? — удивился Алек.

— Своей, — майор нахмурился, — интеллигентностью и симпатичностью. И своим алиби, за которое он рано или поздно ответит.

— Думаете, я не раскусил этого жалкого жулика? Но он был мне полезен, поэтому я его и использовал. Возможно, и он сейчас ищет ремень в чужой ванной.

— Тогда разрешите сразу же позвонить вам. Вы же пока без работы. Я это сделаю с большим удовольствием.

— Непременно, — кивнул головой Алек. И потянулся к чашечке кофе.