Последний вор в законе

— Нет, вы слушайте меня, — запальчиво объяснял Бендерский, размахивая руками. — Мне совершенно нечего скрывать! Я просто помогаю людям, превращаю их драгоценные безделушки в полновесные советские рубли. Что в этом плохого? Я даже государственный налог регулярно плачу, так что я чист, как стёклышко!

— Немытое? — усмехнулся Сухарев.

— Почему немытое? — обиделся Бендерский. — Очень даже мытое. Миша Сушкин часто ко мне заходит, и всё, что вы у меня нашли, принёс мне он. Но, говорит, что цацки не его личные и даже как-то познакомил меня с Тамарой и Сенькой Щварцбергом. Про Тамару не знаю, а у Сени рыжьё водится. Он его заграницу мечет, но это не мои дела. Я практикую частный бизнес, но на рыжье не написано — ворованное это или нет!

— Ладно, ладно, — одёрнул разговорившегося прохиндея сыскарь. — Кто такой этот Сеня Шварцберг? И где его найти?

— Я, конечно, не враг нашему государству, — заюлил Бендерский. — Но и себе врагом стать не собираюсь. Поэтому очень прошу вас, не сообщайте никому, что адрес Сени Шварцберга вы от меня узнали. Хорошо?

Сухарев никогда не шёл на сделки с преступниками, а тем более с прохиндеями, но иногда, как он считал, можно было успокоить скользкую личность, чтобы тот согласился помогать следствию. Как бы то ни было, но «дно», где прячется Сеня Шварцберг, оперативникам стало известно.

Странно, Михаил Сушкин и Семён Шварцберг — оба они в Кишинёве, оба, скорее всего, причастны к одному и тому же делу, но меж собой не общаются. К тому же появилась какая-то Тамара. Настала пора всех арестовывать. Может быть, где-то здесь и сам Бес прячется?

Операция назначалась на один и тот же день. Но, если Сушкин спокойно гулял по улицам, то Семён Шварцберг отлёживался на дне. Этим дном оказалось двухэтажное питейное заведение «Карась». Оперативники обложили здание, благо оно находилось чуть на отшибе от жилых домов. Заслоны выставляли со всей строгостью тактики и стратегии, так что ни одна мышь не ускользнёт. Только мышь всё-таки ускользнула.

Несколько оперативников в обычной гражданской одежде вошли в бар на первом этаже. Команда захвата ещё не успела прозвучать, а в задних подсобных помещениях прозвучало несколько выстрелов. Чуть ли не все оперативники, включая Алексея Сухарева, кинулись во внутренности «Карася», однако обнаружили только одного раненного оперативника и ещё нескольких, мечущихся по пустой комнате, где стояла широкая кровать, трюмо и широкий платяной шкаф.

— Что?! — взревел Сухарев. — Куда он делся? Упустили, мерзавцы?!

— Никак нет, товарищ полковник, — защищался один из оперативников. — Все ходи и выходы перекрыты. Возможно тут какой-то захорон «Лесных братьев» ещё с Великой Отечественной остался.

Оперативники методично принялись осматривать комнату и первым делом разобрали огромный платяной шкаф. Только никаких «захоронов» там не оказалось. Не нашли их так же под кроватью и в полу доски были плотно пригнаны одна к другой. Сеня Шварцберг будто попросил своего еврейского бога спрятать его, и бог внял просьбам грешника.

Лишь через час кто-то из оперативников, заинтересовавшись зеркалом, принялся дознаваться, почему обыкновенное трюмо так плотно придвинуто к стене и никак не отодвигается? Но, оперативник совершенно случайно задел носком армейского ботинка ножку трюмо и зеркало само послушно отъехало в сторону. За ним в стене обозначился уходящий в подвал подземный ход.

Это уже становилось интересно! Но преступник был вооружён, значит, захват подземелья должен пройти быстро, даже стремительно, желательно без единого выстрела. Всё так и произошло. Выстрела ни одного не было, потому что стрелять было некому и не в кого. Шварцберг ушёл подземным ходом, оставив московских гостей с носом.

Оперативники, нервы у которых были на взводе, разразились залпами нелитературной лексики вместо выстрелов, но удравший преступник не мог их услышать. Далее обыскивать заведение и допрашивать задержанных уже не имело смысла, хотя обязательно надо было по всем правилам и стратегии захвата. Но удача никогда не отворачивается от верящих в неё.

Оказывается, местная опергруппа владела кое-какими знаниями о различных захоронах и подземных ходах, поэтому ещё перед тем, как обложить здание, был перекрыт участок, где мог быть предполагаемый подземный лаз. Преступник вылез из-под земли и сразу попал в надёжные и крепкие руки оперативников Молдовы. Что ж, и здесь оперативная работа оказалась на высоте. Это искренне обрадовало москвичей.

С Михаилом Сушкиным получилось довольно просто и обыденно. Он шёл по улице с какой-то девушкой. Вдруг прямо возле них тормозит машина, из которой вылезают оперативники. Девушка даже пискнуть не успела, как оперативники скрутили Сушкина «и с размаху кинули в чёрный воронок». Правда, воронок оказался «Волгой», но чёрного цвета, даже с «синяком» на крыше.

Ну, Сушкин раскололся почти сразу, а вот Шварцберг здорово помучил оперативников. Оказалось, он одессит и ходил чуть ли не в корифанах самого Бенечки Крика. Какие же всё-таки коленца выкидывает гражданка история!

Но дело не в этом. Оба сознались, что знакомы с Канатниковой Тамарой, и что эта девушка является близкой подругой… нет, не Бени Крика, а всего лишь Беса или Котовского. Хотя Бес уже не уступал в известности Бене, кто его знает, какой там у них воровской рейтинг?

Канатникова Тамара оказалась жительницей вообще не этих мест. Собственно, у неё особого места жительства до сих пор не было, если не считать ещё живых родителей, которые обитали на Алтае. Но через родителей любую женщину легче всего достать при желании. У Сухарева это желание было, да и у остальных членов команды оперативников МУРа этих желаний было — хоть отбавляй! Ведь Бес наверняка где-нибудь залёг на дно, а при таком раскладе вещей поймать его будет довольно трудно.

Но, скоро сказка сказывается, ещё скорее дело делается. В руках оперативников была обширная информация о родственных связях Канатниковой. Вот и надо было обработать кого только можно, с целью выйти на «живца», с помощью которого отыщется и сам Бес. К счастью оказалось, что в Москве у отца Тамары были хорошие знакомые. У них частенько останавливалась даже сама девушка. Так что по семейному кругу Тамары был пущен слушок, дескать, отец её очень плох и в надежде встретиться с дочкой перед смертью приехал в Москву. Причём, отец действительно приехал, только не знал зачем.

Квартиру московских знакомых обложили со всех сторон, и к телефону, конечно, тоже подключились. Долго ли, коротко ли, но звонок всё же состоялся. Тамара звонила из Барнаула и обещала вскорости быть в Москве. Может быть, любила она своего отца, а, может, страдала недержанием языка — обычная бабья болезнь — только проболталась Тамарочка, что в Москву она заглянет ненадолго. Надо-де в Баку по срочным делам, а оттуда — в Минводы! Там, дескать, друг сердешный ждёт не дождётся. Вот тебе и рыбка! Золотая! Настоящий живец!

Тамару оперативники выслеживали долго и осторожно. Нырнёт рыбка в мутную воду — и всё, хана. Но она, хоть женщина далеко непростая, а про наружное наблюдение тоже слыхом не слыхивала. Было ей, вероятно, со школьных времён известно, как шпики из охранки на хвост садятся, только ведь меняются времена — меняются нравы, да и техника кой-какая на помощь приходит.

Из Москвы Тамара Канатникова уехала без хлопот и зависла на несколько дней в Баку из-за… собственной свадьбы. Да-да, Тамара вышла замуж за Тамразяна, который, кстати сказать, с Бесом на одной зоне срок отбывал. В общем, ясно, что фамилию сменить ей было необходимо, чтобы МУР на хвост не сел, да опоздала девочка.

Канатникова, то есть теперь уже Тамара Тамарзян благополучно прибыла в Минводы. Опера обложили весь вокзал, даже пару вертолётов носились над городом, ведь недаром же Анатолия Беца прозвали Котовским. На карту поставлено очень много и преступник не должен уйти. Не должен? 

4

«Ты наша, доченька! Теперь уже наша!». Как часто потом вспоминала Тамара эти слова одесской ведьмы. Она потом уже поняла, что баба Циля настоящая ведьма. Ну и что? В этом мире у каждого свой путь. Тамара и сама была склонна к общениям с инфернальными силами. Недаром же своим повелителем она выбрала Беса.