Перелом

После укола Алессандро не уснул; скорее, впал в еще большее оцепенение. Полиция решила, что ему следует отправиться в “Форбэри Инн” и лечь спать, и его тут же вежливо препроводили в машину.

Проходя мимо меня, он на мгновение остановился. В его глубоко запавших глазах и на сером изможденном лице появился благоговейный трепет.

– Взгляните на цветы, – сказал он. – На могиле мальчика.

Когда машина уехала, я подошел к плащу, на котором сидел Алессандро. Это было совсем недалеко от небольшого могильного холмика.

По краям холмика росли бледно-желтые туберозы и голубые незабудки, а в центре бурно распускались анютины глазки. Бархатные анютины глазки, черные в лучах послеполуденного солнца.

Наверное, все же я был циником, так как мне тут же пришло в голову, что Алессандро посадил их сам.

* * *

Когда Архангел и Томми Хойлэйк выиграли приз в две тысячи гиней, Энсо покоился в морге, а Алессандро спал у себя в номере.

Оба Ривера рассчитывали совсем на другое.

Весь день я находился в подавленном настроении, хотя причин для этого не было. Борьба с Энсо не отнимала больше моих сил, но я никак не мог привыкнуть к тому, что он перестал оказывать влияние на мои поступки. Только сейчас я понял, как сильно Энсо владел всеми моими помыслами.

По идее я должен был испытывать облегчение – конюшням ничто теперь не угрожает, – но как ни странно, мое состояние продолжало оставаться угнетенным.

Банкир, владелец Архангела, был вне себя от счастья. Стоя в загоне для расседлывания скакунов-победителей, он сиял, как солнце, и дрожащим голосом шутил с репортерами.

– Прекрасно, мой мальчик, просто прекрасно, – сказал он, обращаясь ко мне, Томми Хойлэйку и Архангелу одновременно. Банкир был готов заключить нас всех в свои объятия. – А теперь – дерби, а?

– А теперь – дерби. – Я кивнул и подумал, что к этому времени мой отец вернется в Роули Лодж.

На следующий день я поехал навестить отца. Он выглядел еще более непреклонным, чем всегда, так как газеты напечатали статьи об убийствах на скаковом поле. В том, что это произошло, отец винил только меня. Благодаря этому происшествию ему не пришлось приносить поздравления по случаю победы Архангела.

– Тебе ни в коем случае не следовало брать учеником этого Алессандро.

– Ты прав, – сказал я.

– В Жокей-клубе будут недовольны.

– Да.

– Этот человек был просто сумасшедшим.

– В какой-то степени.

– Просто маньяком, если решил посадить своего сына на Архангела, убив Томми Хойлэйка.

Мне надо было что-то сказать в полиции, и я подкинул им эту версию. Полиция осталась довольна.

– Одержимый, – согласился я.

– Неужели ты ничего на замечал? Несуразностей, отклонений от нормы?

– Пожалуй, замечал, – дипломатично ответил я.

– В таком случае, ты уж, наверное, мог разобраться с ним раньше.

– Я разобрался.., со временем.

– Недостаточно толково, – проворчал отец.

– Да, – терпеливо сказал я и подумал, что единственным человеком, который толково и окончательно разобрался с Энсо, был Кэл.

– Что у тебя с рукой?

– Сломал ключицу.

– Не повезло.

Отец посмотрел на свою подвешенную ногу и еле удержался от высказывания, что ключица просто ерунда по сравнению с его несчастьями. Ну что ж, он был прав.

– Когда ты выйдешь? – спросил я.

Отец посмотрел на меня, как кот на сметану.

– Возможно, скорее, чем ты думаешь. – В голосе его проскользнула едва заметная угрожающая нотка.

– Неужели ты считаешь, я доволен тем, что ты лежишь в больнице? – возразил я, не выдержав.

Отец вздрогнул от неожиданности и слегка смутился.

– Нет.., э-э-э.., говорят, что скоро.

– Чем скорее, тем лучше, – сказал я, стараясь быть искренним.

– Архангела больше не тренируй. Я видел в скаковом календаре заявки, которые ты подал, не проконсультировавшись со мной. Больше так не делай. Я вполне способен решать, в каких скачках должны участвовать мои лошади.

– Как хочешь, – спокойно ответил я и понял, что теперь у меня не было причин вмешиваться в его планы. Эта мысль, на удивление, не доставила мне никакого удовольствия.

– Скажи Этти, что я очень доволен тем, как она подготовила Архангела.

– Уже сказал, – ответил я. Уголки его рта опустились.

– Передай это от моего имени.

– Хорошо, – сказал я.

В наших с ним отношениях так ничего и не изменилось. Я уже уходил из дома, когда мне исполнилось шестнадцать лет, уйду и сейчас. Не могу же я, в самом деле, оставаться в конюшнях его помощником, даже если он попросит меня об этом.

"Он дал мне все”, – заявил Алессандро о своем отце. Я мог сказать, что мой дал мне не очень много. Но я никогда не чувствовал, подобно Алессандро, ни любви, ни ненависти к своему отцу. Я.., был равнодушен.

– А теперь – уходи, – сказал отец. – Но сначала найди сиделку. Мне необходимо судно. Иногда она не приносит его по полчаса, даже после звонка. А мне нужно сейчас, немедленно.

Шофер такси, которое я взял в Ньюмаркете, не возражал против поездки в Хэмпстед.

– Подождете несколько часов? – спросил я, выходя на тротуар возле своего дома.

– Пожалуйста. Может, найду кафе, открытое по воскресеньям, где можно выпить чашку чая. – И с этими словами таксист укатил. Оптимист.

Джилли сообщила мне, что похудела на три фунта и покрасила стены ванной комнаты в бледно-зеленый цвет.

– Пополнил свою коллекцию синяков? – спросила она, критически оглядывая меня с головы до ног.

– Ты очень наблюдательна.

– Старый глупый пень.

– Да.

– Хочешь чаю?

– Нет, благодарю, – вежливо ответил я. – Не стану я пить чай, раз ты даже не желаешь мне посочувствовать.

Она засмеялась.

– Сломанное плечо – это конец твоих мытарств, – спросила она, – или самое интересное еще впереди?

– Надеюсь, конец, – небрежно ответил я и рассказал ей, почти ничего не скрывая, то, что со мной приключилось.

– А твой дорогой отец знает?

– Боже упаси, – сказал я.

– Но ведь он все равно узнает, когда Алессандро дисквалифицируют. И тогда поймет, чем он тебе обязан.

– Я не хочу, чтобы он понимал, – ответил я. – Он только станет еще больше меня презирать.