Тарантул

- Подставляемся, - согласился.

- А что делать?

- Делать нечего, - развел руками. И растерянно улыбнулся, как преданный солдатик в руинах Города, когда появился выбор: или стреляться, или идти в плен к чечам.

Никогда не был фаталистом, хотя, конечно, верил в свою пленительную и счастливую звезду.

Чтобы моя звездочка досрочно не закатилась, провел некую подготовку к ночному моциону на 117 километре. Для этого как бы невзначай встретился с Натаном Соломко, справился о здоровье его родителей; спросил, не желает ли он сделать любимым старикам новогодний подарок? Натан желал. И мы скоренько смекнули секретную коммерцию: ему - баксы, мне - СВД с лазерным целеуказателем, несколько тротиловых шашек, окислительный детонатор, килограмм "лимонок" Ф-1 и обоймы к ТТ.

- Зачем это все, Чеченец? - спросил оружейный бизнесмен.

- Новый год на носу, Натанчик, - честно признался. - Хочу шумно и красиво проводить Старый...

- Значит, будут трупы?

- Не знаю.

- Ох, Алеха, не навоевался, что ли?

- Нет.

Не навоевался, и буду сражаться до последнего своего часа со всей мразью, которая терзает мою родину, калечит наши жизни, вламывается в судьбы и уничтожает надежду и веру...

Знаю, звучит пафосно, но я имею на это право - я это право добыл с оружием в руках.

... К вечеру затеялась пурга; в такую непогоду шансы сохранить жизнь повышаются. Не каждый душегуб выйдет на большую дорогу.

Впрочем, к нашему случаю это не относилось. Договор - дороже денег, хотя они тоже имели место быть. Новогодняя премия в пять тысяч зелененьких, как елочка, были приготовлены для сердечной беседы.

На 117 километре скоростного бана в снежных и враждебных вихрях громыхал огромный рекламный щит, указывающий путь в никуда. Я зарулил "Ниву" под фанерную канонаду и принялся ждать.

Время исчезло - мутное, холодное пространство, изредка нарушаемое неровным светом и тяжелым гулом проходящих механизированных болидов.

Я приготовил к действию ТТ, понимая, что это скорее самообман; какая может быть защита от залпа, скажем, "Града"?

Для установления конституционного порядка по всей стране это самое эффективное оружие. Никаких проблем с теми, кто сумеет выжить на перепаханной и плодородно обработанной ракетными снарядами территории. Какие могут быть проблемы с призраками, именуемые себя людьми?

Щуплое привидение, вынырнув из вьюги, прыгнуло в отечественный джипик. Снег таял на провинциальном худощавом лице, превращаясь в капли... а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался, казалось, уже неделю льет как из ведра.

- Чеченец?

Вот так всегда: ожидаешь увидеть невиданное и опасное чудо-чудище, а является праправправнук Ивана Сусанина. Поехали, сказал он, отмахивая в буран. Я нажал на акселератор, успев приметить впереди расплывчатое грязно-грозное пятно то ли вездехода, то ли танка?

- Что это? - не сдержал любопытства. - НЛО?

- Ааа, это мои, - ответил малолетний Сусанин. - За ними надобно...

И мы скатились с трассы в безнадежную снежную котловину. Не знаю, как праправнук героя и его друзья находились на местности, но, проблуждав полчаса, закатили таки в деревеньку, едва угадываемую в секущей круговерти. Я чувствовал себя партизаном в тылу врага. Черт знает что! Как можно было дожить до жизни такой?

Бросив авто у забора, нырнул за сопливым Сусаниным в непогоду. Механизм, пробивающий нам дорогу, оказался вездеходом. Радовало, что не Т-34.

По занесенной дорожке прорвались к дому. Заступили в тесные сенцы, где я нечаянно лягнул пустое ведро и оно прогремело, как залп упомянутого "Града". С улицы обиженно забухала собака, прозевавшая гостей.

В светлице на дубовом столе стоял классический, начищенный до золота самовар, отражающий медным боком две искаженные фигуры, хлебающие парной и душистый чаек.

- Чеченец? - спросил старшой; своим мелким и лысоватым видом схожий на вождя мирового пролетариата по состоянию на декабрь 1924 года.

- Вроде да, - передернул плечом, вспомнив Сурка добрым словом.

- Умный, да? - поинтересовался второй заседатель, своей интеллигентной бородкой колышком напоминающий всесоюзного старосту по состоянию на декабрь 1944 года.

- Вроде да, - повторил я.

- Садись-ка, молодец, - пригласил "вождь". - Побалуйся. Баранку кусни, цукорок...

- Спасибо.

Было впечатление, что время здесь повернулось вспять - икона, перед которой в лампадке чадила свечечка, древний пузатенький буфет с мраморными слониками, кровать с горкой пуховых подушек, аляповатые коврики на крашеных половицах, рафинадные головки в вазе, все тот же самовар, кремниевая сушка и запах - неистребимый запах домостроевского жилища, где нет намека на цивилизацию - ни телевизора, ни радио, ни телефона.

- С чем пожаловал, хлопчик? - хлюпнул из блюдца "Ленин".

Я выкатил на стол к о л е с и к о долларов, затянутое резиночкой; такой удобный вид и способ хранения ассигнаций я видел в фильмах не про нашу мафию, и он мне понравился.

Пятитысячное "колесико", покатившись по столу, остановилось перед потными шнобелями заседателей. Те хмыкнули, переглянулись; "вождь" перевел дух - ох, эта молодежь, все, как не у людей.

- И что желаем познать, Чечен, за это колесико? - спросил "всесоюзный козел".

Я ответил, что именно хочу знать.

- Дело нехитрое, - хекнул "вождь" образца 1924 г. - А зачем тебе, Алексашка, все это?

- Долги надо отдавать.

- Должки должку рознь, - заметил "всесоюзный староста".

Многообещающе скрипнули половицы, из соседней клетушки выходило ещё одно действующее лицо - Шмарко, вор в законе; как-то мне его показывали, как легендарную личность земли ветровской; и вот он - легок на помине. В шароварах и майке. На груди и руках фиолетовые наколки. Физиономия подвижная и заостренная, как у волка, вышедшего на охоту, если я верно представляю серого разбойника.

- Лады, отцы, - проговорил Шмарко, - будем без лишнего звона.

И сел напротив меня. Взгляд был неприятный; где-то там, за радужной оболочкой, хоронилась то ли смертельная тоска, то ли страх, то ли некое познание жизни, мне, молодому, недоступное.

Мы повели обстоятельный и серьезный разговор; заседатели в него не путались