Тарантул

- Агы, - протискивался в оконную щель. - Так нужно родине.

- Ой, мамочки, - всплеснула руками. - Ну, дурновые вы, ребята, что ты, что Сашка...

- Это точно, - сладился. - Если не сломаю шею, буду к елочке, - и прыгнул в сугроб. Как зайчик.

Любовь к таким прыжкам у меня с детства. Нравилось нырять с дачных сосенок в снежные барханы, словно знал, что буду десантником.

... Ищейку приглядел быстро - тот сидел в грязной малолитражке и жевал калорийную булочку с изюмом. Ему было тепло, уютно и, как выяснилось, слух свой наслаждал модным мотивчиком: труляля-труляля-труляля.

Мое вторжение в этот спокойный мир было грубым. Я вырвал филера из авто и принялся топить в сугробе. И топил долго, до полного его изнеможения. Был вечер, и редкие прохожие делали вид, что это так весело резвятся недоросли.

Юный соглядатай оказался бойким на язык, дуло пистолета - самый решительный довод при разговорах о вечности и прекрасных мгновениях нашей жизни.

- Я свой! Свой! - кричала ищейка. - Меня Соловей прислал?

- Кто?

- Соловьев, клянусь!..

Признаюсь, такого поворота событий не ожидал. Все оказалось достаточно просто: в целях личной моей безопасности был дан приказ отлеживать каждый мой шаг и лично докладывать ему, господину Соловьеву.

Ай да, Соловушка, птаха певчая, взъярился и хотел бежать к нему. Да вовремя осадил себя. Зачем эти лишние хлопоты? Будем продолжать играть роли, нам предписанные свыше. Точнее, делать вид.

- Хочешь жить? - задал лишний вопрос.

- Хочу, - признался следопыт по прозвищу Сурок.

- Уверен?

- Да... да...

Странно, я поверил юному другу. Порой у меня пробуждается человеколюбие. И мы договорились: он, Сурков в гражданском миру, работает только на меня. В противном случае, самые радужные перспективы выйти вон из этой жизни. Даже господин Соловьев не сумеет задержать уход в неизвестное.

Недоросль был согласен - ему не нужны неприятности со своим здоровьем. И поэтому признался во всем, что знал. Помимо него, ещё двое гвардии рядовых контролируют Чеченца. Это - Конопля и Попик, в миру - Коноплянник и Попов, бойцы невидимого фронта. Их я знал, оба были ретивыми исполнителями чужой воли, и только смерть могла поменять их убеждения. Черт с ними, махнул рукой, что взять с тех, кто не поступается своими бессмысленными и никому ненужными принципами. Кроме трупа, ничего.

- Будешь умницей, будешь в шоколаде, - прощаясь, предупредил своего нового друга. - Любишь шоколад?

- Люблю, - шмыгал расквасившимся носом.

Сама по себе ситуация бесхитростна - Соловьеву не нужны неприятности и он страхуется от меня, дурака. Вот таким странным образом.

Нет ли с его стороны двойной игры? И я уже сдан, как багаж в камеру хранения. Какой ему прок в этом? Давно мог отдать всем желающим. Думаю, не хочет, обострять противостояние со "слободскими"? А, может, что-то другое. Что? Раньше или позже ситуация, конечно, проясниться, да деньки летят только успевай чиркать календарь.

А Новый год приближается со скоростью экспресса. Весь городок уже живет предпраздничными заботами. На санках тащат плененные веревками елочки, у "Авангарда" стучат топоры плотников - устанавливают подмостки для народных гуляний, над проспектом Ленина развешены гирлянды цветных фонариков, в ларьках искрятся безделушки и бутылки, на каждом углу продают колониальные мандарины, апельсины, бананы и авокадо; на изношенных лицах прохожих проявляются улыбки - сирое чаяние в который раз стоит у домашнего порога.

Я нервничал - неужели не сдержу слово и со старыми проблемами заползу в новое, светлое и чистое, чтобы загадить его слякотью прошлого? Снова обстоятельства диктуют свои условия? И господин Соловьев окажется прав, утверждая, что нет возможности скоро решить проблему со "слободскими" и теми, кто контролирует их?

Создавалось впечатление, что существует некая зона умолчания. Именно для меня. Зона, куда меня не подпускают, как и в спецзону на ковровой фабрике имени Розы Люксембург. Мне так и не удалось установить, кто, что и зачем там снимает уголок, названный так мило "А". Черт знает что, живешь, будто в дремучем лесу. Никто ничего не знает и не ведать не ведает.

Соловей-Разбойник был полностью занят предновогодней суматохой снимал сдобные сливки со всех слоев кредитоспособного общества.

Тем более, был твердо убежден, что застраховался от моих идиотских поступков. Бойцы невидимого фронта Конопля и Попик старались вовсю, мечась за моей тенью по всему городку. Я привык к их незначительному присутствию и не обращал никакого внимания. А с Сурком мы сдружились, если это можно так назвать. Юный следопыт был искренен в своем желании помочь мне. Однажды спросил, правда, что был на войне?

- Да, - ответил. - Был.

- А мне через год туда, - вздохнул. - А вдруг закончится?

- Будет другая, - сказал я. - Кровушка для этой еб... ной власти, что водица... Большие затейники чужую пускать.

- Почему?

- Не знаю, - подумал я. - Наверно, у них самих мертвая кровь.

- Мертвая кровь, - повторил Сурок.

Когда понял, что ему можно доверять, поинтересовался, нет ли у него хода к "вором в законе"? Нужен тот, кто владеет полезной информацией. Полезной для моего душевного здоровья. Оплата наличными.

- Какая информация?

- Кто держит "крышу" над слободкой? И вообще, кто у нас "наркобарон"?

- Надо подумать, - почесал затылок Сурок. - Есть дружочек, его дедок большой ходок в места известные... Такой смешной дедуля, на Ленина схожий, честное слово.

- Действуй! - благословил на подвиг.

Как утверждал папа Александра Македонского: "осел, нагруженный золотом, возьмет любой город". И был совершенно прав, папа полководца всех времен и народов.

Наконец за несколько дней до боя кремлевских курантов Сурок сообщил: имеется интерес к моему капиталу в пять тысяч.

- Рублей, - пошутил я. - Отлично! Где, с кем и когда? И зачем? - все шутил, как висельник, ныряющий в пеньковую петлю.

- Сегодня в десять вечера, на 117 километре трассы.

- "Ленин"?

- Не знаю, - признался. - Там такая цепочка...

- А как признают?

- Сказали, надо закатить под щит и ждать в машине.

- М-да, - задумался. - Подставляемся, братец.