Расплата

Мы уже почти у двери, когда мимо нас с ревом проносится поезд, и в ярко освещенных окнах я успеваю разглядеть немногочисленных сонных пассажиров. Никто из них и не смотрит в мою сторону. Владимир грубо хватает меня за плечо и швыряет внутрь, используя инерцию моего движения, чтобы впечатать меня лицом в ближайшую стену. Шум поезда затихает вдали, а я тяжело приваливаюсь к стене, гадая, во что же я вляпался.

– Не двигаться, – приказывает мне Владимир, протягивая руку у меня из-за спины, чтобы расстегнуть, а затем сорвать с меня пальто. Он обыскивает мою одежду, после чего хватает меня за воротник, тянет назад и роняет на складной стул.

– Сядь, – командует Владимир.

С нами в комнате находятся еще двое крупных, внушительного вида парней со славянскими чертами лица. На них такие же синие комбинезоны, как и на Владимире, и у обоих автоматы. Я кладу здоровую руку на колени и стараюсь успокоить дыхание, в то время как Владимир и ударивший меня тип снова выходят на заснеженный двор – скорее всего, чтобы позаботиться о том парне, которого я лягнул. Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что нахожусь в маленьком офисе из шлакоблоков. Серый бетонный пол покрыт сигаретными окурками, а воздух тяжелый от дыма. Помятый железный стол, пара складных стульев и небольшой керамический обогреватель – вот и вся мебель, а поперек единственного окна, выходящего наружу, скотчем примотан картонный планшет. Дверь снова открывается, и внутрь заходит Владимир. Один.

– Ты – большая гребаная проблема, – заявляет он и вытряхивает сигарету из пачки на столе. Владимир зажигает спичку, и огонек освещает темные круги у него под глазами и трехдневную щетину на щеках. – Мое мнение: тебя надо пристрелить.

– Вы застрелили Андрея? – спрашиваю я, нарочито подчеркивая спокойствие, которого не испытываю.

– Ты не понимаешь. – Он отмахивается от вопроса.

– Я знаю, что Андрей исчез и что пара типов, ищущих его, убила мою жену. Возможно, вы могли бы сообщить мне больше.

– Тебе известно, что это за место? Что здесь должно произойти?

– Все, что я знаю, – это что Андрей оплачивает ренту. Он здесь?

Владимир поворачивает голову к одному из мужчин в комнате и повторяет слово «рента». Тот, другой, отвечает ему одним-единственным русским словом.

– Рента, – говорит Владимир. – Да. Откуда ты знаешь?

– Пошел к черту, – голос у меня дрожит. – Я хочу поговорить с Андреем.

– …твою мать, – рычит Владимир и садится на стол. Он проводит рукой по бритому затылку. – Кто знает, что ты здесь?

– Где Андрей?

Он вынимает из кармана мобильный и, скосив глаза на кнопки, большим пальцем набирает номер. Я с трудом различаю еле слышный шепот по ту сторону трубки. Владимир начинает говорить по-русски и дважды произносит мое имя. У меня дрожат коленки, а я сижу и пытаюсь отгадать, с кем он разговаривает и, что важнее, просит ли он разрешения действовать на свое усмотрение и пристрелить меня. Владимир несколько раз повторяет «да» и нажимает кнопку отбоя.

– Ты останешься здесь до утра, – говорит он, роняя сигарету на пол и поднимаясь, чтобы раздавить ее ботинком. – Из-за тебя мы потеряли одного человека, так что поможешь нам с нашим делом. Если ты будешь мешать, тебе будет больно. Завтра я скажу тебе, куда ехать, чтобы увидеть Андрея.

– Почему я должен доверять вам? – подозрительно интересуюсь я, и облегчение от возможности дожить до встречи с Андреем смешивается с опасением при мысли, что Андрей и Владимир могут по-прежнему работать вместе.

– Потому что я тебя не пристрелил, – раздраженно отвечает Владимир. – А это проще всего.

В логике ему не откажешь.

– И что вы хотите, чтобы я сделал?

– Идем, – говорит он, направляясь к двери. – Я покажу тебе.

37

Дверь открывается в обширное, похожее на ангар помещение с железными стенами, покрытыми ржавчиной, и замазанными краской окнами. Открытый кондиционер над головой пышет жаром и громко ревет, заглушая все остальные звуки. С южной стороны здания припаркованы три микроавтобуса, а с северной тянутся четыре длинные деревянные рейки с треугольными рамами. Каждая рейка длиной по меньшей мере пятнадцать метров, и на всех четырех плотно развешаны картины, как на малобюджетной выставке, размещенной в учебном манеже Национальной Гвардии. С того места, где я стою, мне видно многочисленные пейзажи, натюрморты, портреты и сценки на религиозную тему; некоторые из них помещены в богатые рамы, другие рам не имеют. Мое внимание привлекает картина на третьей треугольной раме слева. Это средних размеров портрет маслом сидящей женщины в белом чепце. Картина Вермеера, которую я видел на обложке журнала «Тайм» в кабинете мистера Розье.

– Это же картины из коллекции Линца! – изумленно говорю я.

Владимир кладет два пальца в рот и громко свистит, и не думая отвечать мне. Я делаю один шаг к полотнам, но он грубо оттаскивает меня назад за здоровую руку.

– Никакого туризма, – хрипло заявляет он.

Еще один мужчина в синем комбинезоне появляется из-за грузовика, и Владимир кричит ему пару фраз по-русски.

– Что произойдет здесь сегодня ночью? – спрашиваю я.

– Что-то или ничего, – отвечает Владимир не допускающим возражения тоном, пока мужчина идет к нам. – Больше никаких вопросов. Это Лев. Ты делаешь, что он тебе говорит, или у тебя будут большие проблемы.

Лев несет два автомата и еще один комбинезон. Он передает автомат Владимиру, а затем помогает мне натянуть великоватую одежду поверх моей собственной, продевая поврежденную руку в рукав с удивительной мягкостью после того, как я вздрагиваю. Владимир снимает изогнутый магазин с одного из автоматов и вынимает патроны, после чего ссыпает их в свой карман. Он ждет, пока Лев застегнет на мне комбинезон, затем перебрасывает ремень незаряженного оружия мне через голову и кладет мою поврежденную руку на затвор.

– Хорошо, – говорит Владимир. – Теперь ты похож на Рембо.

У него звонит мобильный. Взглянув на часы, он протягивает Льву заряженное оружие и отходит на пару шагов, чтобы ответить на звонок.

– Зачем нужны комбинезоны? – тихо спрашиваю я у Льва. Он недоуменно смотрит на меня. Я поддергиваю синюю ткань на груди и оттягиваю ее. – Зачем?

– А, – говорит он. – Чтобы знать, в кого не стрелять.

– А что, будет стрельба?

Лев загадочно улыбается и явно выглядит уже не таким мягким. Владимир сбрасывает звонок, снимает рацию с пояса и рявкает в нее что-то на русском языке.

– Пошли, – говорит Лев, делая мне знак рукой. – Пора.

Владимир стоит в одиночестве и без оружия на первом этаже, когда поднимается погрузочная дверь и в здание врывается холодный воздух. Лев и я находимся на черной железной рабочей платформе, свешивающейся с потолка в трех метрах от пола. Нас на ней пятеро, все с оружием на изготовку. Нас более чем достаточно, чтобы, если понадобится, уничтожить любого, кто зайдет через дверь гаража. Лев стоит сразу за мной, и я физически ощущаю, как он напряжен. В помещение медленно въезжает тягач с прицепом. Лев снимает оружие с предохранителя. Мое сердце начинает бешено стучать, и я понимаю, что задерживаю дыхание. Я хватаю ртом холодный воздух и вижу, как из кабины тягача спускаются трое мужчин. Никто пока не стреляет. Владимир прикасается к кнопке на стене, и погрузочная дверь начинает опускаться.

Двое из трех приехавших быстро идут к задней части прицепа, а третий присоединяется к Владимиру. Этот последний – крупный парень в джинсах и черном свитере, его лицо спрятано под синей бейсбольной кепкой. Воздух, вырывающийся из кондиционера, заглушает их слова, но язык жестов кажется мне достаточно мирным: они обмениваются рукопожатием, прежде чем начать дискуссию – кажется, по поводу трудностей доставки товара; оба показывают на различные части здания. Мужчина в кепке смотрит на платформу, и я четко вижу его лицо. Я инстинктивно вжимаюсь в Льва, как только узнаю Эрла.