Расплата

Прошло меньше недели с того дня, как я поднял руку на Дженну возле офиса психолога. Одно из посольств стран Персидского залива устраивало прием в честь своего нового министра финансов, и мы с Катей натолкнулись друг на друга в банкетном зале, оформленном как покои шейха, где шелковые цвета слоновой кости драпировки спускались с богато украшенной позолоченной рамы, обрамляющей ледовые макеты танкеров. Мы пили шампанское и сплетничали о состоянии рынка и об общих знакомых, пока военный оркестр не начал играть попурри из Эндрю Ллойда Вебера и полдесятка серебряных флейт не запели его «Memory».

– Мне плевать на шикарную еду, – прошептала Катя, подметая с тарелки очередной блин с красной икрой. – Давай удерем отсюда.

В результате мы оказались в Гарвардском клубе. Одинокий бармен полировал стаканы и с нетерпением ждал, когда же часы пробьют полночь, а мы с Катей сидели за угловым столиком в почти пустом зале, прихлебывали виски и играли в триктрак. Побитые молью чучела и портреты давно почивших членов клуба таращились на нас со стен, а Катя задумчиво вращала чашечку с игральными костями.

– Я сейчас усну – эта игра слишком медленная. Как насчет того, чтобы поиграть в кости на деньги, прежде чем закончить вечер? Скажем, сто баксов за круг?

Я рассмеялся.

– В чем дело? – поддразнивая, спросила Катя. – Ты не знаешь, как играть?

– Я знаю, как играть. Просто я не думал, что это игра для девушек.

– «Игра для девушек»! – Она продолжала посмеиваться надо мной. – Надеюсь, ты всего лишь пытаешься отделаться от меня, потому что если ты такой бестолковый, я в тебе разочаруюсь.

– Прости меня. – Я снова рассмеялся. – Само собой разумеется, что ты бы сыграла.

– Хм-м-м. – Она откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. – Это прозвучало как-то двусмысленно. Ты считаешь меня своим парнем?

На Кате было черное льняное платье с глубоким овальным вырезом спереди, а на плечи она небрежно набросила богато вышитую белую шаль. Ее наряд, наверное, стоил больше, чем весь мой гардероб, но я по-прежнему легко мог представить ее в джинсах и ботинках, которые были на ней в день нашей первой встречи. Катя совершенно не изменилась.

– Никогда. – Я прикоснулся коленом к ее ноге. – Ты прекрасна. Я всегда так считал.

– Ха. Для тебя я всего лишь сестра Андрея.

– Не вышло из тебя прорицательницы. – Алкоголь и семейные неурядицы придали мне безрассудства. – Даже у женатиков бывают фантазии.

– Думаю, я должна поблагодарить тебя, – ответила Катя и слегка улыбнулась. Она перевернула чашку с костями на доску и задумчиво постучала по донышку пальцем, будто наколдовывая нужную комбинацию на костях. – Мне всегда интересно было узнать, как все было бы, если бы ты познакомился со мной до того, как встретил Дженну.

Когда прозвучали эти слова, я почувствовал, что мое будущее угрожающе накренилось. Последние несколько дней были для меня нелегкими. После нашей последней ссоры Дженна почти не разговаривала со мной, и я не был уверен, что нам еще есть о чем говорить. Возможно, Дженна с самого начала была права. Возможно, для таких разных людей, как мы, было ошибкой строить совместную жизнь.

– Прости, – сказала Катя, неверно истолковав мое молчание. – Не следовало мне этого говорить.

– Ничего страшного.

– Я была не права, – настаивала она. – Лучше мне уйти.

Она встала и закуталась в шаль, а я боролся с некстати накатившими рассуждениями: если Дженна и я действительно не можем больше быть вместе, если это конец моего брака…

– Останься, – предложил я. – Я могу снять здесь номер.

Долгое время Катя молчала, опустив глаза.

– Мне не нужна твоя жалость.

Я встал и приблизился к ней. Наши тела почти соприкоснулись. Я чувствовал ее дыхание на своем горле, когда наклонился, чтобы прошептать ей на ухо:

– Признаю´, я сейчас немного запутался, но я знаю, что хочу тебя. Жалость не имеет к этому никакого отношения.

– В чем ты запутался? – еле слышно спросила Катя.

– Запутался в наших отношениях. Я хочу тебя с того самого дня, как мы познакомились. – По мере того как я говорил, я понимал, что это правда. – Я не мог себе в этом раньше признаться, но сейчас все изменилось.

– Андрей сказал мне, что у вас с Дженной трудный период, – ответила Катя и подняла глаза. – Он сказал, что ты пытаешься все исправить. Ты должен понять, Питер. Я не могу позволить себе стать между вами.

Я на мгновение задумался – как много Андрей рассказал ей? Но это не имело значения. Достаточно малейшего колебания с моей стороны – и Катя уйдет.

– А ты и не станешь. Между мной и Дженной все кончено. Мы собираемся разойтись.

В тот момент это не было ложью. Я ждал ответа Кати, и мне казалось, что в руках у меня по пудовой гире. Я не осмеливался протянуть к ней руку. Катя снова опустила глаза, а затем, очень медленно, подалась ко мне, и ее голова легла мне на плечо.

– Тогда пойдем наверх, – сказала Катя.

Я проснулся в темной спальне. В ванной лилась вода из душа, а через жалюзи пробивалось достаточно света, чтобы понять: уже утро. Моя первая мысль была о Дженне. Я не позвонил ей и не предупредил, что меня не будет. Как бы она ни сердилась на меня, она будет беспокоиться.

Более полное понимание того, что я наделал, накатило на меня, как волна, и я в панике сел в постели. Как бы мы с Дженной ни отдалились друг от друга, я знал, какую боль и унижение она испытает, если ей станет известно, что я провел ночь с Катей. Моя неверность окончательно докажет, что Дженна вышла замуж за эгоистичного ублюдка, все обещания которого ничего не стоят.

Душ выключился, и меня снова охватила паника. Я не имел ни малейшего представления о том, как теперь уладить все с Катей. Дверь в ванную открылась, и меня ослепил луч света.

– Эй, – сказала Катя. На ней не было ничего, кроме белого полотенца, оставлявшего голыми блестящие влажные плечи. Я не смог прочесть выражение ее лица. – Когда ты проснулся?

– Несколько минут назад.

– В твоем шкафчике в ванной была только одна зубная щетка, и я ею воспользовалась. Надеюсь, ты не возражаешь.

– Вовсе нет. – Я попробовал улыбнуться.

Повисло неловкое молчание.

– Я понимаю, у тебя, должно быть, сейчас трудный период, – сказала Катя. – Прошлая ночь вовсе не должна стать чем-то большим. Никаких обид, никакой грязи, о’кей?

– Наверное. – Я ощутил укол боли, сразу перекрывший чувство вины.

– Наверное. – Она заплела волосы в свободную косу и перебросила ее через плечо. – Я стою здесь в одном полотенце, Питер, с мокрыми волосами и совершенно без макияжа. Ты можешь сказать что-нибудь еще, кроме «наверное»?

– Ты прекрасна, – ответил я, решив придерживаться истин, в которых я был уверен. – Я не шутил, когда сказал это там, в баре. Я всегда тебя хотел.

– А я в этом и не сомневалась, – заявила Катя, печально качая головой. – У меня нет комплекса неполноценности. Но если прошлая ночь случилась только потому, что тебе было одиноко, то продолжения быть не может.

Когда она закончила, ее голос дрожал лишь самую малость и она нервно переступала с одной голой ноги на другую. Логика предыдущего вечера вернулась: Дженна ни за что меня не простит. Мои проблемы с ней не давали мне права причинять боль Кате. Я встал как был, голый, и пошел к Кате через всю комнату, протягивая руку к верхнему краю ее полотенца.

– Не надо, – попросила она, не отрывая от меня глаз.

– А что, если я хочу продолжения?

Крепко схватив ее за полотенце, я попятился к кровати. Она шла за мной, мелко переступая ногами, готовая с минуты на минуту сбежать. Когда мы добрались до кровати, я поцеловал Катю, и она ответила на мой поцелуй, сначала неуверенно, а затем более твердо. Она убрала мои пальцы с полотенца и прижала мою ладонь к своей груди. Ее сердце под толстой тканью колотилось как бешеное.

– Я доверяю тебе, Питер, – сказала Катя. – Ты ведь понимаешь это?

– Конечно, – ответил я, поглощенный желанием.