В ловушке

– Идет, – согласился он.

35

К радости Йона, в начале июня всю Европу накрыла зона стабильно высокого атмосферного давления. Многолетний опыт показывал, что в дождливую погоду учащиеся ведут себя в длительных автобусных поездках особенно необузданно, а уж во время гигиенических остановок их вообще невозможно утихомирить. Еще хуже дождливые дни на турбазе, когда вся эта орда мается без дела. Неизбежно возникают ссоры и даже потасовки. Но на этот раз служба погоды дала утешительный прогноз о долгой и устойчивой жаре, а значит, программа школьной поездки десятых классов, нашпигованная пешими походами и осмотром достопримечательностей, обещала пройти гладко; по крайней мере, со стороны погоды неприятностей не предвиделось.

Отъезд из «Буша» проходил, как всегда, непросто. На этот раз Бруно Кальтенбах, астматик, забыл дома свой спрей; из-за этого отъезд был отсрочен на три четверти часа. «Клуши» получили дополнительное время, чтобы произносить свои заклинания. Особенно неистовствовала фрау Шиндлер, она упорно что-то бубнила Норе и сопротивлялась всем попыткам дочери отослать ее домой. В момент прощания она привела Нору в болезненное смущение, бросившись ей в слезах на шею. Йону вспомнилась Верена Глиссман, и ему стало немножко жалко Нору.

Впрочем, девочка тут же нашла превосходный способ загладить позор. Едва тронулся автобус, как она стала обниматься на последнем сиденье с Морицем Янковски из десятого «б». Вся школа знала, что Мориц уже давно ходит с Сибиллой Цотт из девятого «б»; очевидно, ему захотелось разнообразия на время поездки. Все последующие дни Нора и Мориц были неразлучны, не расставались ни на минуту. Наблюдая со всеми остальными, как они обнимаются и целуются, Йон каждый раз завидовал и желал в душе вот так же обниматься с Юлией, ничего не стесняясь и ни от кого не прячась.

На третий день к вечеру они вернулись из пешего перехода через Гамельнский лес: из-за жары и необычайно высокой влажности воздуха все сильно устали. У входа на турбазу Йон подождал Юлию. Она вышла из автобуса последней, погоняя перед собой Янину Петерсен и Тину Цуллей, которые на любом мероприятии тащились позади всей группы. Тина повисла на подруге и хромала с искаженным от боли лицом.

– Так плохо? Можно подумать, что ты поднялась на гору высотой восемь тысяч метров.

Тина недовольно опустила уголки губ, закатила глаза, жирно обведенные косметическим карандашом, и прошлепала в вестибюль турбазы. Оттуда послышался ее стон «пить!», потом: «срочно под душ!».

На длинный круговой маршрут по Гамельнскому лесу у них ушло на час больше, чем было запланировано. Уже на подъеме к замку Клюттурм раздались первые жалобы – на жару, жажду и голод, на комаров, камешки в обуви и водяные мозоли на пятках. Йону стоило большого терпения, чтобы подбодрить уныло бредущих подростков. После отдыха в лесной таверне «Финкельборн» внезапно куда-то исчезла группа ребят, среди них, разумеется, Лука и Тимо. Пришлось их искать. В итоге Йон обнаружил их в мужском туалете, где на его вопрос, что они тут делают, они ответили «ничего»; все это продолжалось минут пятнадцать. В туалете подозрительно пахло табачным дымом, однако Йон не стал заострять на этом внимание. За весь день ему удалось обменяться с Юлией лишь парой ничего не значащих фраз, и теперь ужасно захотелось побыть с ней вдвоем, пускай хотя бы пару минут.

В отличие от своих подопечных, она абсолютно не выглядела усталой. Если бы не испачканные землей голые колени и не свежая царапинка на предплечье, можно было подумать, что она целый день отдыхала. Остановившись перед Йоном, она сдунула локон с лица.

– Ну? Ты тоже без сил, как и вся группа?

– Разве похоже? – Он точно знал, что это неправда. Быстрый взгляд на зеркало в туалете «Финкельборна» показал ему свежее и загорелое лицо. Короткая стрижка, которую он сделал перед поездкой, чрезвычайно ему шла. Молодила. Что касается его физического состояния, то он мог бы пройти этот маршрут еще раз. Только в более быстром темпе.

Юлия открыла свой маленький красный рюкзак и достала фляжку с водой. Прядь снова упала на лицо, бросив нежную тень на щеку. Сколько же дней он не может до нее дотронуться? Как медленно приближается пятница, день отъезда!

Она угадала его мысли.

– Еще два дня, – сказала она, – как-нибудь вытерпим. В целом же все идет неплохо, верно? Я представляла себе это мероприятие в более мрачных тонах. Хочешь воды?

Йон отказался.

– Рано еще говорить, а то сглазишь. – Он оглядел вестибюль. Концельманн имел обыкновение возникать там с неприятной регулярностью именно в те минуты, когда Йон пытался переброситься без помех парой фраз с Юлией. – И вообще, считать нужно не дни, а ночи. Неприятности случаются преимущественно после захода солнца.

– Не накаркай, – сказала она.

Кожа на ее горле была чуть светлей, чем на лице. Йон, не отрываясь, наблюдал, как она пьет, как вытирает рот и убирает в рюкзак опустевшую фляжку.

– Как ты провела вчерашний вечер? – поинтересовался он. – Вы немножко застряли, да?

– Почему? Мы вернулись еще до двенадцати.

Накануне она ходила в город с Концельманном, а Йон и Шредер организовали после ужина турнир по футболу. Еще перед отъездом они договорились, что для вечернего надзора на турбазе достаточно и двух педагогов, а двое могут в это время отдохнуть от дневных нагрузок. В понедельник Йон посидел с Шредером в пивной Старого города и терпеливо выслушал все подробности его романа с рыжеволосой практиканткой, преподававшей этику. В следующем году ее, по-видимому, переведут в другую гимназию, и Филиппа это вполне устраивало: она уже цепляется за него и выдвигает различные претензии.

– Вообще-то я не из тех мужчин, которые способны на прочные связи, – заявил он за третьей кружкой. – Не так, как ты с твоей Шарлоттой. Сколько вы прожили в браке? Кажется, больше двадцати лет? Йон, честно тебе признаюсь, я бы никогда не смог вот так.

Йон оставил его заявление без комментариев, он был не в духе. Вечер пропал. Сегодня же весь день его единственным утешением была перспектива провести вечер вместе с Юлией.

– Что, наш нежный Маркус хотя бы занятный собеседник? – После родительского собрания и вечера у таиландца Молокосос не только превратился в Маркуса, но и стал, к сожалению Йона, еще надоедливей прежнего.

– Не цепляйся к нему каждую минуту, – возразила она. – Он в самом деле очень приятный. И мне его жалко. Он немного рассказал мне про свою семью и вообще. У него было тяжелое детство.

– Боже мой! – Йон пожал плечами. – Скажи, у кого оно было легкое?

В окне второго этажа раздался пронзительный девичий визг, за ним последовал громкий хохот. Загремела музыка, разумеется рэп.

– Я-то думала, что они совершенно обессилели, – сказала Юлия. – Ведь еле плелись по лесу. И вот, пожалуйста, моментально ожили.

Йон запрокинул голову:

– Эй! Нормальная громкость, ясно?

На подоконнике появились, хихикая, Людмила Невуда и Тамара Грассман, а между ними Тимо. Какого черта он делает в комнате девочек? Он что, плюется? С ума, что ли, сошел?

Йон шагнул в сторону. Мерзкий блестящий комочек упал рядом с ним на гравий. Когда он снова поднял голову, в окне не было ни девочек, ни Тимо.

– Ну, это уж слишком, – прорычал он. – Я сейчас шкуру с него спущу.

– Не драматизируй, – предостерегла Юлия. – Это наверняка ненамеренно; скорей всего, он тебя просто не видел.

Она прошла следом за ним в здание; в столовой были накрыты столы. Пахло гуляшом, в небольшом танцзале кто-то бренчал на рояле вечный собачий вальс.

– Неважно, видел он меня или нет, – сказал Йон. – Просто так жвачку все равно нельзя выплевывать куда попало. Впрочем, ты права, Тимо сейчас не стоит цеплять. Я и так слишком рад, что он скоро исчезнет с моих глаз.

– Ах, он тебе рассказал?

– Мне сообщила его мать. В отличие от тебя я надеюсь, что он уже не передумает. Честно говоря, я просто не понимаю, как тебе удается так хорошо с ним ладить.