В ловушке

– Он хочет уйти из гимназии, – сообщила фрау Фосс. – Представляете? Говорит, надоело учиться.

Злость моментально улетучилась. Вот и замечательно, если в конце года этот оболтус избавит их от своего присутствия. Неожиданно ему вспомнился парень, с которым Юлия общалась в аэропорту «Фюльсбюттель» и которого он принял было за Нико Бегеманна. Болтается по свету, находит в этом удовольствие и, вероятно, вполне нормально при этом зарабатывает. Огромное число учащихся бросают учебу после десятого класса, и большинство неплохо устраивается. Некоторые уходят и из классов верхней ступени, без видимой причины, чаще всего мальчишки. Что ж, почему бы и нет? Если им не нужен документ о среднем образовании. Пожалуйста. Ради Бога. Чем меньше группы, тем эффективней обучение. Как правило, проблемой становятся родители, мечтавшие о другом будущем для своих отпрысков.

– У моего мужа совсем крыша поехала, – доверительным тоном сообщила фрау Фосс. Йон невольно подумал – которая же из его крыш? Ведь у господина Фосса восемь фирменных магазинов. Не говоря уж о шикарном доме к северу от гимназии, на краю Ниндорфского парка, на одной из лучших улиц. Роскошная, типично немецкая вилла. В незапамятные времена, во время одной из их совместных прогулок, Шарлотта остановилась перед строившимся домом и сообщила: «Вот тут будет жить наш мясник, у него еще дом на Балтийском море, на фьорде, в двадцати километрах от Киля. И все благодаря стейкам, которые мы у него покупаем». Тогда Йон еще не подозревал, что в будущем ему предстоит мучиться с сыном этого мясника.

– Если он это сделает, я имею в виду, если он бросит школу, – сказала фрау Фосс, – тогда он не увидит от нас ни пфеннига. Вот как считает муж. Тимо должен получить аттестат зрелости и потом изучать менеджмент. Ведь у него есть склонность к этому. А у нас он единственный ребенок.

– А сам-то он чего хочет? – Из дверей гимназии появился Концельманн и стал возиться со складным зонтиком. Интересно, смыться он решил, что ли?

– С Тимо просто беда, – вздохнула фрау Фосс. – Чистый бред. В Берлине у него появился друг. Так вот, Тимо хочет поселиться у него. И потом искать себе работу.

– Какую работу? Кем он хочет стать?

– Ди-джеем, – вздохнула она. – Диск-жокеем. Ставить музыку. Ну, разве не бред? При его-то способностях? В клубах! По ночам! В жутких дискотеках. Он и сейчас иногда этим занимается. И имена они себе выбирают бредовые. Сначала «ди-джей», а потом какое-нибудь короткое словечко – Микс, Фикс, Фокс, что-нибудь в этом роде. Уму непостижимо!

– Может, он все-таки возьмется за ум, – заметил Йон, а про себя подумал: «Вот бы не взялся!» Ставить в клубах музыку – самое подходящее занятие для этого бездельника. Днем спать, а ночью – хали-гали, трали-вали… Для этого ему, конечно, латынь не требуется.

– Честно говоря, господин Эверманн, мы все надежды возлагаем на вас, – сказала фрау Фосс. – Поговорите, пожалуйста, с Тимо. Нас, родителей, он просто не желает слушать, и это ужасно. Семья распадается, понимаете? Муж ни за что не отступит от своего слова, это точно… Может, у вас появится во время поездки какой-нибудь благоприятный момент…

– Я не уверен, что это будет уместно и тактически правильно. – Йон кивнул отцу Маттиаса Фрилингауса; зря он надеялся, что этот противный демагог в порядке исключения останется дома и не придет на родительское собрание. – Говоря по правде, мы с ним далеко не лучшие друзья. Но для вас, конечно, это тоже не новость. Почему бы вам не обратиться к классному руководителю, господину Шредеру?

– Потому что вы мне гораздо симпатичней. – Фрау Фосс кокетливо стрельнула в него глазами. – Еще я знаю, что вы серьезно относитесь к жизни, тем более теперь, после случившегося с вашей милой супругой. Прошу вас! У нас действительно тяжелая ситуация. – Они находились уже в нескольких метрах от входа.

Йон осторожно высвободил свой локоть. Нет уж, дудки! Он ни за что не станет уговаривать Тимо остаться в «Буше».

– Возможно, это лишь кратковременный сдвиг, – сказал он, когда они поравнялись с Концельманном. – В его возрасте такие фокусы совершенно нормальное явление. Пожалуй, я бы посоветовал вам просто выждать.

– Вы серьезно?

– Разумеется, – подтвердил Йон. – Прошу прощения. – Он распахнул перед ней дверь и повернулся к Концельманну, который все еще возился с зонтиком, – В чем дело, вы уже уходите? – Он встряхнул свой зонтик и, нажав на кнопку, сложил его перед самым носом у стажера.

– Юлии еще нет, – сообщил стажер, неловко дергая за ручку зонта. – Я решил подождать ее на парковке. Ведь она привезет много книг.

– Прекрасная мысль, – одобрил Йон. – Вы чрезвычайно заботливы, дорогой Концельманн. Конечно, встретьте ее.

Стажер виновато посмотрел на него:

– Вы не одолжите мне ваш зонтик?…

– Разумеется. Охотно.

Они совершили обмен. Некоторое время Йон наблюдал, как Концельманн спешил к парковке, по-заячьи перепрыгивая лужи. И увидел, что «гольф» Юлии въехал на территорию гимназии. В груди сразу потеплело. Ладно, пускай ее встретит этот молокосос – в школу она войдет под его, Йона, зонтом.

Все без исключения родительские собрания проходили тягостно и тоскливо; Йон за два с лишним десятка мучительных лет кое-что об этом знал. Если бы кто-то из начальства поинтересовался его мнением, он бы предложил вообще упразднить подобные мероприятия раз и навсегда, просто вычеркнуть их из школьной жизни. Впрочем, по новому производственному модулю, разработанному умниками где-то наверху, встречи с родителями должны проходить в предусмотренных для этого «рамках рабочего времени», как это формулировал новый Terminus technicus [29], то есть заканчиваться не позднее двадцати часов. Короче, если все начнут придерживаться таких рамок, классные мероприятия сами собой сойдут на нет.

Вчетвером, в ряд, они сидели перед родителями, Йон с одного края, Юлия с другого, так что он даже не мог поддаться искушению и словно невзначай прикоснуться к ней. Концельманн, не спрашивая разрешения, плюхнулся рядом с ней, что немедленно зарегистрировал Шредер. Он подмигнул Йону, а Йон лишь поднял брови.

Шредер знакомил родителей с планом пятидневной поездки десятых классов. Юлия показывала иллюстрации в альбомах. Утром второго июня десятиклассники поедут на автобусе до Гамельна и разместятся там на молодежной турбазе. Затем последуют экскурсия по городу, посещение музея, поездка в старинный замок и в горы по берегам Везёра, а также многочасовой поход по Гамельнскому лесу. На этом месте Концельманн попросил родителей, чтобы те позаботились о подходящей обуви для ребят; это была его первая фраза за вечер.

Кто– то из матерей поинтересовался длиной маршрута. Двенадцать километров, сообщил Шредер. Родительница возмущенно закатила глаза.

– Вы считаете, что детям по силам такой огромный маршрут?

Противная клуша, подумал Йон. С давних пор он делил родителей на три типа – «попугаи», «клуши» и «мурены». Представитель любой из этих групп был способен за кратчайшее время вымотать последние нервы. «Клуши» чуют в каждой экскурсии по городу или в походе на реку страшные и неведомые опасности для тела и души их детей и стремятся все контролировать лично. Их приходится всячески отговаривать от участия в таких мероприятиях.

Мать Норы Шиндлер ничуть не беспокоил пеший поход. Ее Нора еще в четырехлетнем возрасте выдержала многочасовую прогулку по Баварскому лесу; из-за плохих дорог им тогда пришлось оставить свой «жук» дома… А через год в Семигорье…

Почему Шредер молчит и не вмешивается? Фрау Шиндлер, несомненно, относится к типу «попугаев», которые своей болтовней невыносимо затягивают родительские собрания. Любой самый очевидный факт освещается со всех сторон, подробно комментируется и украшается эпизодами из личного опыта. Между тем фрау Шиндлер уже добралась до покорения вершины Цугшпитце, в котором Нора участвовала в одиннадцать лет.

Йон выпрямился.