Смерть в белом халате

Женщина опустилась обратно на стул.

– Пожалуй, я все-таки подожду, пока придет ваш сменщик. Мало ли.

Виктор хотел расспросить Ольгу Николаевну о напарнике, но не успел. Дверь ординаторской распахнулась, и в комнату вошел незнакомый мужчина лет сорока двух или трех. Он еще не успел поздороваться, а Плеханов уже понял, что они не сработаются. Человек ему не понравился. С первого взгляда. Так бывает, когда один жест говорит больше, чем сотни слов.

Незнакомец был похож на воблу – сухая, желтая, будто пергаментная кожа обтягивала высокий лоб, хищный, как у сокола-сапсана, нос, узкие скулы и острый подбородок. Под впалыми глазами залегли темно-коричневые тени, словно человек не спал четыре или пять дней. Узкие губы сжимали зубочистку. Тело мужчины очень подходило к голове, делая его похожим на высохшую мумию. Одежда – темно-синие джинсы и черная водолазка – болталась на нем, словно ее купили «на вырост», а на ногах красовались потертые сандалии(!).

Мужчина провел рукой по жестким, как свиная щетина, волосам, дернул худым плечом и посмотрел на Виктора. Незнакомец производил впечатление грубого и самоуверенного наглеца.

– Ваш сменщик, Виктор, – Ольга Николаевна поднялась из-за стола. – Здравствуйте, Изяслав, вы вовремя.

«Вобла» посмотрел на наручные часы, которые болтались на его худой руке, как браслет на легкомысленной женщине, и молча кивнул.

«Где только такого откопали?» – подумал Плеханов и не без внутренней дрожи протянул сменщику руку.

– Виктор.

Изяслав просмотрел сквозь Плеханова, но руку не протянул, даже ничего не сказал.

– Ну, – Ольга Николаевна поторопилась покинуть ординаторскую, – до завтра. Надеюсь, дежурство обойдется без происшествий. Чужое горе и велико, да мимо идет, а малое свое к земле гнет.

Сменщик Виктора, наконец, ожил: растянул тонкие губы в подобии улыбки, зубочистка в этот момент упала на потертый ковер, и слегка поклонился. Плеханов ожидал услышать, как скрипит поясница Изяслава – так натужно он выполнил этот трюк – но поясница не хрустнула.

Старшая медсестра вышла, и Виктор, поняв, что так и не дождется ответного рукопожатия, поднял зубочистку и выбросил в ведро, стоящее под столом, потом отвернулся к шкафу за халатом. За спиной раздался шорох. Плеханов резко обернулся, ожидая, что «вобла» приставил к его горлу нож или сам выбросился из окна. На самом деле, тот, всего навсего, лег на диван. Даже не разувшись.

– Хм. – Виктор кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимания, но Изяслав даже не поморщился, наоборот: закрыл глаза и сделал вид, будто задремал. – Ольга Николаевна рассказала о ваших обязанностях?

Ответа не последовало.

– А о правилах она рассказала?

Снова нет ответа.

– Повезло же мне, – пробормотал Плеханов.

– Это мне повезло, – голос Изяслава оказался неприятным – скрипучим, словно несмазанная дверь, резким, каркающим. – Медсестричка объяснила, что от меня ничего не требуется. Да и не стал бы я ничего делать за такие деньги.

Виктор поморщился. Ольга Николаевна меньше всего была похожа на «медсестричку». Пренебрежение задело Плеханова, как если бы его самого случайно спутали бы с девушкой и не извинились.

– Буду спать тут, а денежки пусть капают. Мне все равно, где спать.

Плеханов понял, что его дежурства уже никогда не будут такими, как с Пашей. Добродушные беседы и полуночные шутки безвозвратно ушли в прошлое, равно как и попеременное дежурство в ординаторской (на том самом диване, где сейчас развалился «вобла») и в коридоре. С этого момента Виктор обречен сидеть за столом, не смыкая глаз, в то время как Изяслав будет храпеть в помещении для медперсонала.

Виктор понимал, Ольга Николаевна постаралась подать обязанности дежурного в таком свете, чтобы человек согласился – зарплатой соблазнить бы не получилось. Однако Плеханов был уверен – старшая медсестра никогда бы не представила ситуацию так, как ее обрисовал «вобла».

Плеханов тяжело вздохнул и вышел в коридор.

Расписавшись в журнале дежурств, Виктор отправился на проверку. Первым делом он заглянул к эпилептику. Плеханов хотел поговорить с ним, дабы подтвердить свою догадку о том, что в ночь убийства причиной припадка стал яркий свет подъезжающей машины. Эпилептик спал, свернувшись калачиком, положив руки под щеку, словно ребенок в детском саду. Виктор вздохнул, но будить человека не стал. Подтверждение догадки было лишь формальностью. В понедельник Геннадий Андреевич придет в милицию по вызову и сам все расскажет. Или не расскажет. В любом случае, Плеханов поинтересуется, откуда у бюджетника деньги на покупку квартиры. Неужели это квартира Семенова? Но Никифорова уж никак нельзя было назвать молодым, красивым ангелочком, как описывала мужа хозяйки квартиры всезнающая соседка в спортивном костюме.

Савичева в палате не было, Виктор заглянул туда по привычке, – Александра Алексеевича перевели в отдельный бокс с запирающейся дверью. Бокс располагался напротив столовой, и Плеханов решил заглянуть туда в последнюю очередь, по пути обратно к столу.

Щукин сидел на кровати, уставившись в пол, и тихо бормотал – Виктор видел, как шевелятся его губы. На голову дежурного, появившуюся в проеме двери, «счетчик» внимания не обратил, и Виктор проследовал дальше по коридору.

«Эмбрион» спал. В самой что ни на есть обыкновенной позе – на спине, вольно раскинув в стороны руки и ноги. Наверное, он все-таки сумел договориться с Геннадием Андреевичем, и больше не притворялся больным. У Олега Павловича должна быть огромная выдержка и сила воли. Пошла вторая неделя, как он изображает психически нездорового человека. Его не испугали ни Матвеев, однажды вытащивший его в коридор, ни требующий крови Савичев, ни убийство. Конечно, есть вероятность, что «эмбрион» и сам убийца. В любом случае, у Виктора были другие подозреваемые, имеющие веские причины для убийства.

Если Олег Павлович поговорил с заведующим, но вот то, как поступил Никифоров? Судя по тому, что «эмбрион» до сих пор находится в клинике, Геннадий Андреевич не выдал пациента милиции, но и домой не отпустил. Именно этого «эмбрион» и добивался, в противном случае ему грозили бы неприятности с органами внутренних дел. Но вот вопрос: не шантажирует ли Геннадий Андреевич своего подопечного? Или Олег Павлович сам предложил заведующему деньги?

– Вот и источник доходов на зелье, – пробормотал Виктор. – Для наркомана деньги никогда не будут лишними. Хорошо, Геннадий Андреевич телефоны не ворует.

Плеханов вспомнил, что после того, как они с Максом увидели, как Гаршин сдает краденые мобильники, однокурсник на занятиях так ни разу и не появился.

Следующей по порядку шла палата Матвеева. Иван Борисович тоже спал, лежа на животе, свесив гигантскую руку с кровати. Из груди его доносился мощный храп, но почти весь звук уходил в подушку. Виктор порадовался, что этой ночью ему не придется успокаивать бывшего укротителя или привязывать его к кровати. На силу «воблы», спящего в ординаторской, рассчитывать не приходилось. Изяслав был слабым, по крайней мере, выглядел таковым, а во-вторых, Плеханов бы мог поклясться – обратись он к нему за помощью, «вобла» найдет предлог отказаться.

Бокс, где поселился Савичев, был заперт. Ключ находился в тумбочке стола в ординаторской. При чрезвычайном происшествии дежурные могут открыть дверь и оказать «пленнику» помощь. Сквозь стекло через металлическую решетку было видно, как Александр Алексеевич спит, вздрагивая изредка всем телом. Неприятностей не предвиделось.

Плеханов побрел обратно к столу. У палаты Щукина он внезапно остановился.

В том, что Изяслав остался спать на диване в ординаторской, были свои плюсы: Виктор беспрепятственно, не опасаясь подозрительных взглядов и ненужных вопросов, может поговорить с любым пациентом в любое время. Ему не нужно будет выбирать момент и оглядываться на дверь. Если расспросить эпилептика о ночи убийства не получилось, то можно побеседовать с «счетчиком». Только вести себя нужно очень осторожно, дабы Сергей Сергеевич не ушел в себя, как это было, когда с ним пытался поговорить майор Громыко.