Двенадцатая карта

Инсценировка — заключил Райм и продолжил изучать улики. Следы каменной пыли в кейсе вывели его на небольшую компанию в Нью-Джерси, производящую столовые поверхности для ванных и кухонь. Беглый просмотр распечатки телефонных звонков и покупок по кредитной карте привел к выводу, что жена подозреваемого изменяла ему с одним из дипломатов. Обманутый муж, узнав о связи жены, сговорился со своим подчиненным из камнетесного цеха, большим фанатом Тони Сопрано, и убил любовника вместе с его незадачливым компаньоном на острове Рузвельта. А затем просто подбросил улики, придав делу политическую окраску.

— «Связи» здесь налицо, вот только отнюдь не дипломатические, — сказал Райм в завершение своей эффектной речи в суде. — Налицо и козни, хотя опять же далеко не шпионские.

— Протестую, ваша честь, — устало пробормотал адвокат подсудимого.

— Протест принимается. — Судья, однако, не сумел подавить смешка.

Присяжным понадобилось сорок две минуты, чтобы вынести обвинительный приговор. Адвокаты, разумеется, подали апелляцию — какие они без этого адвокаты? — но, как только что сообщил Селлитто, апелляционный суд оставил приговор в силе.

Том сказал:

— А не отпраздновать ли нам эту победу поездкой в больницу? Ты готов?

— Не наседай, — пробурчал в ответ Райм.

У Селлитто запищал пейджер. Посмотрев на дисплей, лейтенант нахмурился, отцепил с ремня сотовый и набрал номер.

— Селлитто. В чем дело? — Толстяк медленно закивал, одной рукой рассеянно перекатывая складки на животе. Лон недавно подсел на систему раздельного питания Аткинса, но, очевидно, бесчисленные стейки и сырые яйца не очень-то помогали. — Она не пострадала?.. А нападавший?.. Да… Нехорошо. Подождите. — Он оглядел присутствующих. — Только что поступил вызов. Кажется, Музей афроамериканской истории на Пятьдесят пятой. Жертва — молодая девушка… подросток. Попытка изнасилования.

Амелию передернуло; она прямо-таки источала сочувствие. Райм отреагировал по-другому — в его мозгу автоматически возникли вопросы: сколько там возможных мест преступления? Оставил ли преступник улики? Обменялись ли они вещественными следами, если была схватка? Воспользовался ли преступник общественным транспортом или приезжал на своей машине?

Потом у него промелькнула другая мысль, высказывать которую вслух он, однако, не собирался.

— Есть повреждения? — спросила Сакс.

— Только ободранная рука. Девушка убежала, обратилась к патрульному, который все проверил, но к тому времени гада уже след простыл… Так вы едете осматривать место?

Сакс уставилась на Райма:

— Я знаю, что ты скажешь: дел у нас под завязку.

В последнее время нехватка кадров ощущалась по всему нью-йоркскому управлению. Людей перебрасывали с рутинных дежурств на антитеррористические задания — в ФБР поступило несколько анонимных сообщений, что на местные заведения, принадлежащие евреям, готовятся бомбовые атаки. (Все это напоминало Райму рассказы Амелии, которые та слышала от своего деда, про жизнь в предвоенной Германии. Тесть ее деда служил в берлинской уголовной полиции, и правительство регулярно забирало у него людей, оправдываясь необходимостью защищать национальные интересы.) Из-за нехватки личного состава Райма загрузили, как никогда. Сейчас они с Сакс вели два «беловоротничковых» расследования, один вооруженный грабеж и нераскрытое убийство трехгодичной давности.

— Точно — под завязку, — подтвердил Райм.

— То дождь идет, то ливень хлещет, — обобщил Селлитто и насупил брови. — Странное какое-то выражение.

— Должно быть: «Закапал дождь — жди ливня». Народная мудрость. — Райм слегка наклонил голову. — Рад бы помочь. Честно. Но что с остальными делами? К тому же вы смотрите на часы? Мне скоро пора на прием… к врачу, между прочим.

— Да ладно тебе, Линк, — сказал Селлитто. — Этот случай серьезнее остальных. Жертва — ребенок. Нападавший — гад конченый… охотится на подростков. Подумай, скольких молоденьких девочек мы спасем. Ты же знаешь, как с этим в Нью-Йорке: если объявился педофил-насильник, начальство ни в чем не откажет — только бы его взять. Все остальное неактуально.

— Пятое текущее расследование… — пробурчал Райм. Он немного выждал, слушая повисшую тишину, затем как бы нехотя добавил: — Сколько ей лет?

— Шестнадцать. Линк, ради всего святого.

Вздох… пауза…

— Ну хорошо, я согласен.

— Правда? — удивился Селлитто.

— Каким несговорчивым меня все считают! — Райм насмешливо закатил глаза. — Видно, успел подмочить репутацию. Вот, Лон, еще одно избитое выражение тебе в копилку. Я только хотел подчеркнуть, что не стоит забывать о приоритетах. Но полагаю, вы правы — это дело важнее других.

Очередную паузу нарушил Том:

— Твоя уступчивость никак не связана с тем, что теперь придется отложить поездку в больницу?

— Разумеется, нет. И в мыслях не было. Впрочем, раз уж ты об этом упомянул, думаю, запись следует отменить. Правильно рассуждаешь, Том.

— Ничего я не рассуждал! Да ты все подстроил!

Что верно, то верно, подумал Райм. А вслух возмутился:

— Я?! Тебя послушать, так это я бросаюсь на людей посреди Манхэттена!

— Ну-ну. Ты прекрасно понимаешь. Можно пройти обследование и вернуться еще до того, как Амелия отработает место.

— Том, врачам только попадись — до вечера не отпустят.

— Я созвонюсь с доктором Шерманом, чтобы перенесли запись, — предложила Амелия.

— Отменили, то есть. Какой смысл переносить? Неизвестно, сколько времени уйдет на расследование.

— Я перенесу запись, — твердо повторила она.

— Недели на две — на три.

— Я узнаю, когда у него следующее окно, — настаивала Амелия.

Однако Линкольна не так легко было переупрямить.

— Больница подождет. Сейчас мы имеем разгуливающего на свободе насильника. Мало ли что у него на уме. Наверняка выбирает себе новую жертву. Том, позвони Мэлу Куперу, пусть срочно едет сюда. Каждая минута нашего промедления — подарок для преступника. Эй, Лон, как тебе такая формулировка? Всем штампам штамп! Советую взять на заметку.

ГЛАВА 3

Инстинкт.

У патрульных он обостряется до своего рода шестого чувства. По тому, как человек держится, опытный патрульный безошибочно определит, что у того с собой пушка. И дело здесь не в весе оружия, а в той власти, которую оно дает.

А еще в риске быть взятым с поличным. В Нью-Йорке незаконное ношение чревато тюремным сроком. Попался с оружием — ступай на отсидку.

Амелия Сакс вряд ли бы смогла объяснить, откуда у нее уверенность, что человек, стоящий в небрежной позе напротив Музея афроамериканской истории и культуры, вооружен. Он курил, скрестив руки на груди, и наблюдал за сценой: мигающие маячки, натянутые ограждения, полицейские наряды.

К Сакс подошел светловолосый офицер в форме. На вид совсем молодой, явный салага.

— Добрый день. Я первым прибыл на место происшествия. Меня…

Улыбаясь, Сакс негромко сказала:

— Смотри вон на ту мусорную кучу дальше по улице.

Новичок удивленно моргнул.

— Простите, не понял.

— Смотри на мусор, не на меня, — прошипела Сакс.

— Извините, детектив.

У него была аккуратная стрижка, на груди личный знак с именем: «Р. Пуласки». Новенький — ни царапинки.

Сакс показала на мусорную кучу.

— Пожми плечами.

Пуласки подчинился.

— Теперь идем туда вместе, смотрим на кучу.

— А тут кто-то…

— Улыбайся.

— Я…

— Сколько требуется полицейских, чтобы вкрутить лампочку?

— Не знаю. Сколько?

— Не важно — это шутка. Ноты смейся, как будто услышал анекдот.

Пуласки нервно хохотнул.

— Не отвлекайся.

— От мусора?

Расстегивая пиджак, Сакс сказала:

— Теперь нам не до смеха. Мы изучаем мусор.

— Зачем?..

— Смотри вперед.

— Да, верно. Мне не смешно. Я изучаю мусор.

— Вот так.

Мужчина с припрятанным пистолетом по-прежнему стоял у стены. Ему было за сорок, крепкое телосложение, короткая стрижка. Теперь Сакс видела на его боку бугор — пушка длинноствольная. Похоже, револьвер.