Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ)

- Ты премию обещал, - прошамкала старуха.

- Какую премию? Что ты мелешь?

- А премию, если всё получится!

Михаил Аркадьевич, хоть убей, не помнил, чтобы обещал что-нибудь подобное.

Два месяца кряду старуха почти каждый вечер приходила к нему в подвал и, глядя в одну точку, как он ей велел, сидела за столом перед горящей свечой, пока он вдохновенно переносил её морщинистое лицо на старинную липовую доску.

Когда-то Михаил Аркадьевич Перлин специализировался на создании портретов, у него даже была персональная выставка в родном Смоленске, но в последние годы, особенно после того, как он переселился в подмосковный Подольск и получил здесь просторный подвал под студию, он окончательно переключился на подделывание картин старых мастеров, в основном Рембрандта. "Портрет старухи в красном плаще", который подсыхал в углу, был не первым его шедевром в этом роде. Три предыдущих рембрандта были тайно переправлены за границу и проданы в частные коллекции. Нынешнюю его подделку уже ждали на Западе, и даже обещанная цена была известна - двадцать тысяч долларов. Эти деньги, помимо Михаила Аркадьевича, получат и два его подельщика, которые в живописи смыслили немного, но зато могли доставать нужные материалы и имели связи среди подпольных скупщиков произведений искусства. А уж люди, которые вывезут картину за границу, перепродадут её дороже в десятки, а то и в сотни раз, поскольку изготовлял своих рембрандтов Михаил Аркадьевич на самом высоком уровне. Его подделки неоднократно осматривали в Англии специалисты и каждый раз признавали за подлинники.

- Не обещал я тебе ничего, - он начал злиться. - Ты уже всё получила, хватит с тебя.

- Ведь договаривались! - настаивала старуха.

- Сеансы закончились и никаких денег больше не будет. Что я тебе, Ротшильд, чтоб ещё какие-то премии платить?

- Ты сказал, как нарисуешь, ещё и премию дашь.

- Да кому нужна твоя бледная рожа, - проворчал художник раздражённо. - Много, думаешь, желающих на неё любоваться? Разве что в собесе на стенку повесить... А ты ещё и деньги лишние хочешь за неё содрать...

- Бледная рожа! - передразнила натурщица, тоже повышая голос. - А когда ты меня в первый раз увидел, небось другое говорил! Помнишь, что говорил? У вас такое интересное лицо, такое интересное, такое разэтакое, а сейчас - бледная рожа...

На шум подошли заспанные Никита с Ильёй и уставились на старуху.

- Тебе ясно сказали: всё, сеансы кончились, - грубо заговорил высокий сухощавый Илья, племянник Михаила Аркадьевича и главный его связной с подпольными дельцами. - Можешь идти отдыхать.

- Мне премию обещали!

- Ничего я ей не обещал, - сказал художник. - У нас у самих сейчас денег в обрез, так ещё и премию какую-то.

- Какую тебе премию? - окрысился на старуху рослый краснолицый Никита, отвечавший за поставку для Перлина старинных досок.

Никита привозил их из окрестностей Клина, где обнаружили хорошо сохранившийся деревянный подвал семнадцатого века. Доски, выломанные оттуда, были самыми настоящими, древними, потому даже радиоуглеродный анализ не выявлял в перлинских рембрандтах современной подделки.

- Как - какую? - стояла на своём старуха. - Сто рублей. Ну, дайте хоть пятьдесят... Ведь обещали...

- Ладно, что с тобой делать, - Михаил Аркадьевич пошарил в карманах кацавейки и, ничего в них не найдя, повернулся к Илье. - Дай, что ль, ей. А то ведь не уйдёт.

Илья заворчал, тоже пошарил в карманах и вынул какие-то деньги. Всё это было тысячные и пятисотрублёвые купюры. Пришлось идти осматривать карманы куртки. Наконец вынес пятьдесят рублей.

- Ладно, мать, бери, только дорогу сюда забудь, - сказал он. - Чтоб мы тебя больше не видели, поняла?

- Больно мне надо, - ворчливо ответила старуха, принимая деньги, но по глазам видно было, что довольна.

- Вот дура-то, - сказал Никита, когда дверь за ней закрылась. - Такой интересный сон видел, а тут эта карга подвалила...

И он отправился досыпать в маленькую комнату при студии. Перлин же подошёл к стоявшему в углу на мольберте "Портрету старухи в красном плаще". Картина была уже присыпана лёгким слоем пыли, немного затушевавшем краски, и покрыта специальным лаком, изготовленным по старинным рецептам. Сейчас лак подсыхал. В сочетании со специально подобранной пылью он должен был дать множество мелких трещинок - кракелюр, окончательно довершая мистификацию.

- Это лучший из моих рембрандтов, - удовлетворённо произнёс художник. - За такого можно бы и побольше с них взять, а, Илья?

- Побольше уже не выйдет. Послезавтра повезу его в Москву, там и бабки получим.

- Лак ещё может не подсохнуть.

- Ничего, я аккуратно упакую.

Серый свет занимающегося дня, сочившийся в подвал из узких окон под потолком, падал на широкий стол, запачканный красками и заставленный тюбиками, кисточками, стаканчиками, ножичками и прочими инструментами, необходимыми в ремесле изготовителя подделок. Тут же, на широких полках, размещалась коллекция Перлина - множество самых разнообразных вещей, приобретённых им на барахолках. Главным образом это были иконы и старые картины, но были и подсвечники, статуэтки, книги в кожаных переплётах, альбомы, карты, абажуры, макеты парусников и самолётов, открытки, пластинки, самовары и даже проржавленные примусы и утюги.

Все получаемые за рембрандтов деньги Михаил Аркадьевич бросал на удовлетворение своей неутолимой страсти к собирательству. Собирал он всё, что казалось ему хоть немного ценным и интересным. Создавая по вечерам свои "шедевры", дни он проводил на московских и подмосковных рынках, выискивая редкости, о которых, может быть, и не подозревали их владельцы. Его хорошо знали на "Вернисаже" в Измайловском парке, на воскресной барахолке в Балашихе, на рынках в Раменском и Загорске. Ездил он туда с Никитой, которого использовал в качестве шофёра. Расхаживая вдоль торговых рядов со своим потёртым рюкзаком, он покупал, покупал, покупал, заставляя местных торговцев недоумевать, откуда у невзрачно одетого мужичка предпенсионного возраста водятся такие деньги. И не было для Михаила Аркадьевича блаженней минуты, чем взять на досуге стремянку, подобраться к одной из заставленных старьём полок и раскрыть какой-нибудь пожелтевший от времени атлас или смахнуть пыль с довоенной настольной лампы. Его подельщики не видели большого толку в таком собирательстве и часто ворчали, что деньги уходят зря, а Илья, пользуясь тем, что всё было свалено в кучу, иногда поворовывал с его полок и загонял вещи тем же торговцам. Поэтому случалось, что художник дважды покупал одну и ту же вещь.

Осмотрев "Портрет старухи", Михаил Аркадьевич подошёл к полкам, взял старую почерневшую икону и несколько минут задумчиво её созерцал.

- Настоящий шестнадцатый век, - изрёк, наконец, он. - Её только расчистить, и можно прямо в салон.

- А сова тебе зачем? - спросил Илья. - Тоже, скажешь, старинная?

Художник отложил икону и взял в руки никелированную статуэтку, приобретённую им во время последнего визита на раменскую барахолку.

- Нет, это работа современная... - Он повернул изделие, рассматривая его со всех сторон. - США или Канада, шестидесятые годы. Заметно влияние позднего модернизма. Вещь явно авторская, не массового производства...

- Со своими покупками ты задолжал мне полторы "штуки" баксов, - напомнил Илья. - А точнее - тыщу пятьсот пятьдесят.

Как был, в трусах и в майке, этот бизнесмен от искусства уселся за стол, решительным движением руки сдвинул в сторону тюбики и стаканчики и водрузил перед собой банку с консервированными помидорами.

- Теперь до того, как сбудем "Старуху", о деньгах лучше не заикайся, - прибавил он, принимаясь вскрывать банку. - У меня самого их в обрез осталось.

- Да ладно тебе, - отозвался Перлин. - Расплатимся, не впервой.

- Ты лучше по-быстрому начинай новую картину, - говорил Илья. - Назначим за неё не двадцать "штук", а тридцать. Вещами твоими люди очень довольны, поэтому будем повышать цену. В крайнем случае - уступим за двадцать пять...