Пропавшие в раю

Алексей очнулся почти сразу после остановки автомобиля. Голова раскалывалась, при каждом движении отзываясь новой волной боли. Откуда-то доносился тихий жалобный стон. Маруся? Он приоткрыл глаза, поморгал, разгоняя противную серую пелену. Накатила тошнота, и он судорожно сглотнул тягучую вязкую слюну. Повел глазами вправо и увидел Ирину.

Ее швырнуло грудью на приборную панель, и теперь она лежала неподвижно, как сломанная игрушка, под странным углом вывернув голову. Высокая прическа растрепалась, и волосы свесились на лицо, закрыв его, как шторой. Ирина была усыпана осколками: машина въехала в дерево боком, удар пришелся на ее сторону. Окно разбилось, и в проеме, как коричневые корявые руки, торчали ветки. Лобовое стекло тоже треснуло, но выдержало.

Алексей попытался пошевелиться. С облегчением обнаружил, что руки и ноги двигаются, разлепил непослушные губы и позвал жену. Сначала шепотом, потом громче. Маруся молчала. Руки слушались плохо, и отстегнуть ремень удалось не с первой попытки. Выпутавшись, он медленно обернулся. Голова была как будто стеклянная: казалось, может разбиться при любом резком движении. Маруся сидела, тоже накрепко пристегнутая ремнем, свесив голову на грудь. Он потянулся всем корпусом, протянул руку и осторожно коснулся ее.

– Марусь! – позвал еще раз.

В этот момент случилось сразу две вещи. Снова раздался стон – и Алексей понял, что Маруся жива. Не успел как следует оценить этот факт и обрадоваться, как его цепко схватили за протянутую к жене руку. Ирина!

Шустовская метнулась вперед так резво, что это казалось нереальным. Только что лежала безжизненной куклой и вдруг за долю секунды выпрямилась, развернулась к нему и вцепилась в предплечье. Алексей тихо охнул и уставился на нее. Красивое лицо Ирины было разбито, исцарапано и залито кровью. Она с ненавистью смотрела на него правым глазом. Из левого торчала острая обломанная ветка. Но, видимо, никакие важные органы задеты не были, потому что действовала она так же решительно, как и прежде.

– Что, хороша? – усмехнулась Ирина, и лицо ее перекосилось. Палка в глазу шевелилась в такт словам. Алексея снова замутило. – Ничего, мелочи. Заживет.

При этих словах у него в мозгу вспыхнуло: выходит, мы еще не пересекли границу? Но в какую сторону теперь двигаться? Где она, эта черта, за которой не действует сила Камня?

– Тебе… не больно? – сам не зная зачем, спросил Алексей. Было так странно сидеть и разговаривать с ней после всей этой борьбы, криков, аварии.

– Я же говорила тебе: нет боли. Нет смерти. – Ирина слегка ослабила хватку, осознав, что он не пытается вырваться и вообще ничего не предпринимает. – У тебя ничего не вышло! – голос ее был ликующим и вдруг стал звучать очень странно. Как будто в речевом аппарате что-то сломалось, и теперь Ирина разговаривала не своим, а каким-то деревянным голосом с эхом и призвуками, словно хором говорили сразу несколько человек. По спине Алексея побежали мурашки. – Тебе нас не одолеть!

– Нас? О чем это ты? – спросил он.

– А вот твоя женушка, похоже, откинула копыта! – Шустовская не ответила на вопрос. Она наклонилась вперед и грубо отбросила его руку, оттолкнув Алексея к окну. Потянулась к Марусе. Очевидно, Ирина хотела приподнять ей голову, проверить, мертва ли она. Но в тот момент, когда ладонь ее оказалась в районе заднего сиденья, что-то произошло. Раздался тихий звук, похожий на слабый треск статического электричества, и Шустовская взвыла, быстро отдернув руку.

Алексей уставился на ее кисть. Кончики пальцев были словно обуглившиеся, почерневшие, а сами пальцы стали коричневыми, скрюченными, покрылись уродливой сеткой трещин. Ирина перестала кричать и только глухо стонала, баюкая свою руку. Очевидно, ей все же было больно. Алексей не стал спрашивать, что случилось. Он и без того догадался. Ему больше не нужно искать границу: она проходила совсем рядом. В нескольких сантиметрах. Маруся оказалась за ее пределом, но пока еще была жива. Изранена – возможно. Все в том же состоянии – скорее всего. Но жива! Ирина сама говорила, что она может прожить за пределами Каменного Клыка какое-то время.

А вот сама Шустовская не продержится там и минуты. Однако сейчас она по эту сторону. В безопасности. И скоро раны ее, вероятно, затянутся сами собой. Алексей скрипнул зубами от бешенства: если бы машина отлетела всего на несколько метров…

Все это пронеслось в его сознании в считаные секунды. Видимо, в это короткое мгновение Ирина подумала о том же самом. Подняла голову и посмотрела прямо ему в лицо уцелевшим глазом. Щеку перечеркивала большая глубокая ссадина, бровь была рассечена, нос разбит. Окровавленные губы шевельнулись, словно она хотела что-то сказать или улыбнуться. Это была жуткая, жестокая женщина, которая сломала ему жизнь, но на долю секунды ему захотелось пожалеть ее и успокоить.

Они двинулись одновременно, но Алексей все же оказался чуть быстрее. Свирепо ощерившись, Ирина бросилась к нему, но опоздала на долю секунды. Он выбросил вперед руку и, не успев задуматься, что делает, вогнал торчащий в ее глазу обломок палки еще глубже. Она заверещала, отшатнулась и машинально вскинула руки к лицу. Алексей одним точным движением разблокировал автомобиль, стремительно распахнул дверцу, выскочил наружу и, обхватив сопротивляющуюся Ирину обеими руками за плечи, выволок ее из покореженного «Опеля».

Наверное, ему удалось проделать это достаточно легко еще и потому, что, схватив Шустовскую, он сильно сдавил ее израненную кисть. Это вышло случайно, но, видимо, причинило ей настолько острую боль, что на какое-то время Ирина совершенно потеряла способность соображать и действовать. Оказавшись снаружи, обезумевшая от боли, визжащая женщина, уже не делая попытки напасть на него, попробовала вырваться, выбраться из оврага. Однако Алексей, воодушевленный своей маленькой победой, не дал ей такой возможности.

Продолжая крепко удерживать Ирину, он изо всех сил принялся толкать ее по направлению к той стороне, где, по его мнению, проходила невидимая граница. На дне оврага было сыро, и он поскользнулся, едва не упал, но умудрился удержать равновесие. Ирина шлепнулась на землю, но Алексей тут же рывком поднял ее, шарахнув спиной о гладкий бок автомобиля. Шустовская захрипела и пнула его ногой по голени. Боль взорвалась белой яркой вспышкой, но он не разжал рук, только крепче вцепившись в Ирину. В слепой надежде спастись она отчаянно цеплялась за росшие тут и там кустики, но тонкие ветки, ломаясь, оставались у нее в руках, а сама неумолимо приближалась к запретной черте.

Алексей не мог понять, откуда у нее берется энергия, чтобы так яростно сопротивляться. Все же он был крупным и мускулистым, а Ирина всегда казалась ему хрупкой. Алексей и представить себе не мог, насколько она вынослива и сильна. Сам он был почти на пределе: к боли в голове и головокружению прибавилась боль в ушибленной ноге. Чувствуя, что может вот-вот грохнуться в предательский обморок или просто ослабить хватку, он взревел и сгреб Шустовскую в охапку, как пылко влюбленный. Оторвав Ирину от земли, подхватив ее, сделал несколько шагов вперед, пока не споткнулся и не упал. При падении руки разжались, и она выскользнула из его объятий, вскочила на ноги, но это уже не могло ее спасти.

Он понял это сразу же, услышав знакомый звук – как будто заискрила розетка. Сидя на земле, Алексей инстинктивно отодвинулся от лежащей подле него Ирины, отполз подальше и смотрел на то, что с ней происходило. Все было одновременно просто и жутко. И очень быстро. Ее прекрасное тело начало оплавляться, оплывать, как тающая свеча. Сам воздух за пределами Каменного Клыка был для нее губителен и, соприкасаясь с ним, Ирина словно окуналась в разъедающую кислоту и страшно кричала от невыносимой боли. Что-то как будто пожирало ее плоть: она становилась коричневой, отвратительной на вид и растворялась.

Крики Шустовской скоро прекратились: ее голова исчезла раньше всего остального тела. «Теперь ей нечем вопить!» – Мелькнувшая мысль вызвала у Алексея приступ истерического хохота, и он хрипло закаркал, а потом зашелся в приступе сухого кашля. Агония продолжалась, но остальное происходило при полном отсутствии звука, и тишина была сюрреалистической, дикой. Давила на уши, била по раскаленным нервам хуже предсмертных криков. Обезглавленное тело Ирины какое-то время продолжало нелепо дергаться в жутком подобии танца, размахивать руками, вертеться во все стороны, месить кроссовками рыхлую землю. Алексей наконец сообразил закрыть глаза, точно зная, что эта картина навеки отпечаталась в его мозгу.