Вторая невеста

Они шли через поляну в дальний угол участка. Жар бил в спину. Федор все время оглядывался, пытаясь додумать невнятную мысль, что-то о доме… тоже пожар… падение проклятого дома… как же их?

— Ты… Максима? — выговорил он с трудом.

— Знаешь, Алексеев, я прошел войну в разведотряде, выжил од-дин, понял? Мне ваши засады — д-детский лепет. Нашел его и привез. Правда, не знал, что на погибель. Так им и передай. Не знал, вот те крест! — Дьявол размашисто перекрестился.

— Он… живой?

— Живой. Смотри!

Новый грубый рывок развернул Федора в сторону гостевого домика. Он увидел сидящую на земле крупную полураздетую женщину и лежащего мужчину, его голова покоилась на коленях женщины… ее распущенные длинные волосы закрывали его лицо. Женщина раскачивалась из стороны в сторону — казалось, она баюкает ребенка… Идрия!

— Ты Сережа? — дошло наконец до Федора.

— Он самый! Неужели узнал? Молоток. — Он хохотнул. Был садовник странно возбужден и все время скалил зубы.

— Пришли! Стоять, Алексеев!

Федор послушно остановился перед стеклянной башней, похожей на ракету. Отблески огня плясали на ее гладкой поверхности.

Сергей подергал металлическую ручку. Дверь не дрогнула. Он выругался, оглянулся. Достал из-за пояса пистолет и выстрелил в замок. Раз, другой. Федор смотрел, не понимая… Дверь приотворилась, и в щель рванул удушливый смрад, заглушая вонь пожарища. Федор отпрянул, с трудом удержавшись на ногах. Сережа ступил внутрь, матерясь и зажимая ладонью нос. Федор заглянул через его плечо. Маленькая скорченная фигурка лежала на полу… Майя. Над ней победительной красной плотью торчал проклятый цветок.

Сережа присел на корточки, дотронулся до ее шеи. Потом провел рукой по лицу, закрывая ей глаза. Посидел неподвижно несколько секунд и резко встал.

— Пошли, Алексеев!

— Она?..

— Уже там, — Сережа ткнул пальцем в небо. Подумал и добавил: — Или там! — Он ткнул пальцем в пол, намекая на ад. — Похоже на удушье от вони. А выйти не смогла. Замок давно барахлил, а может, Ид-дрия постаралась. Шучу! Пошли!

— Ты меня взял в заложники?

Сергей расхохотался.

— Не смеши, Алексеев! Ты меня проводишь, и мы поговорим по д-дороге. Тут недалеко моя машина.

— Куда… ты?

Он пожал плечами, снова оскалился.

— В белый свет! Меня здесь больше ничего не д-держит.

— Ты не сможешь, везде патрули.

— Обижаешь, Алексеев. Я смогу! Я теперь все смогу, я свободен. Заплатил сполна.

— Ты все знал?

— Знал. Знал про д-девушку Зинченко, первую. С Милкой была тогда истерика, я ее по старой памяти зову Милка. Они оба мне как собственные дети… Милка и Максим. Паша Рыдаев тоже знал, потому и спихнул ее за бугор. А Зинченко испугался! Она вцепилась в него, проходу не давала. Он испугался. Любой мужик рванул бы куда подальше от такой любви. Нам главное свобода, правда, Алексеев?

— И ты никому ничего… почему?

— Я был по гроб жизни обязан ее бате, Кириллу Максимовичу, царствие ему небесное. Он меня вытащил. Милку лечить надо, видел ее картины? Явилась знаменитая, выставка, то, се, я думал — переросла…

Она позвонила мне ночью в истерике, попросила приехать на старое кладбище. Я поехал, она сидела в машине с этой д-девушкой, заперлась, тряслась от страха. Оказалось, это невеста Зинченко, вторая. Я чуть с копыт не слетел! Что я должен был д-делать, по-твоему? Я вытащил ее из машины, занес в первый от д-дорожки склеп, д-думал, найдут… Снял туфли… инстинкт сработал, вроде как дал понять: та же схема, пусть ищут!

— И украшение… на ступеньках?

— Украшение? Какое украшение?

— Неважно… — пробормотал Федор.

— А потом как сход лавины — Зинченко, следом дружок Максима, педик. Она задумала разобраться со всеми, с тобой и Максимом. Может, и со мной, я ведь свидетель. У меня дела были в городе, возвращаюсь — горит! Ид-дрия вытащила Максима, увидела меня, тычет в дом, кричит что-то по-итальянски, два слова разобрал — Федор и еще одно! Ты, Алексеев, у нас человек ученый, может, знаешь? Что такое «серпента »?

— Змея… Я видел, как Майя бежала к тебе ночью.

— Змея… — повторил Сережа. — Нормально. Она бежала ко мне… — Он взглянул на Федора, ухмыльнулся, — поправиться. Наркоманила она, а не то, что ты подумал. Старый козел, ее муж, был наркоманом, и Пашка Рыдаев знал, тоже сволочь. Он ее и подсадил. А я знаю, где достать.

— Где Полина? Что она сделала с Полиной?

— Кстати! — Сережа стукнул себя по лбу. Порылся в карманах. — Держи! — Он бросил Федору небольшой предмет. Это был ключ. — У меня в кухне под буфетом лаз в подпол. Твоя барышня там.

— Ты?!

— Я. Скажи спасибо, что успел. Она на тебя запала, Алексеев, а потом увидела вас вместе, и я понял, что нужно спасать твою д-девушку. Так что за тобой д-должок. Да подожди ты! — Он удержал рванувшегося Федора. — В порядке она. Д-должок за тобой, понял? Может, когда-нибудь напомню.

— Ты не сможешь… уйти, — с трудом выговорил Федор.

— Смогу! — сказал как припечатал Ермак, и Алексеев понял, что уйдет.

— А Максим…

— Ид-дрия не даст его в обиду. Любого порвет. Это же зверь-баба!

— Его лечить надо.

— Не нужно, он здоров. Его мать с хахалем замочил не Максим, а Милка. У нее и мать была с большими сдвигами — отравилась. Я услышал выстрелы, бросился в дом и застал… вид на Мадрид. Отправил ее домой, приказал сидеть и не рыпаться, пока не позвоню. А Максиму сказал: нужно спасать сестру от тюрьмы. Он только кивал, бедняга. Поверишь, у меня сердце разрывалось, но не мог я сдать ее. А что бы ты сделал на моем месте? А, философ? Не по закону, а по совести?

Федор не ответил.

— Ладно, прощай, Алексеев. Я бы пошел с тобой в разведку, ты мужик понимающий. Тебя подучить малость, а то слишком… — Он покрутил головой. — Слишком много думаешь. Много д-думать вредно, на твоей философии д-далеко не уедешь. Жизнь штука жестокая… — Он замолчал, а потом вдруг закричал страстно, задрав голову к красному в отблесках пожара небу. — Господи, иже еси на небеси! Не забудь, Господи, что я свои грехи вроде как отмолил, все! Философа спас, перед Максимом очистился. Милку берег как мог. Передай Максиму, Алексеев, чтобы не д-держал на меня зла. Я хотел воспитать из него мужика, но он вроде тебя, хлипкий оказался. Не сдюжил. Ну, д-да у каждого по жизни свои задачи. Прощай! Д-даст Бог, свидимся.

Мотор взревел, взметнулся из-под колес гравий, и как танк рванулся вперед джип афганца Сережи.

Федор стоял секунду-другую, глядя ему вслед, а потом побежал к гостевому домику.

Полина услышала грохот и громкие голоса. По деревянной лестнице спускались люди.

— Полиночка! — услышала она голос Федора. — Живая! Девочка моя родная, я чуть с ума не сошел! — Он покрывал поцелуями ее руки и лицо. — Все позади, теперь все будет хорошо…

— Привет, Полина! — капитан Астахов выглянул из-за плеча Федора. — Ты как?

Алексеев поднял девушку и понес к лестнице. Ее подхватили сверху.

— Она ничего не ела, — сказал капитан, исследовав пакеты. — Только воду выпила. Досталось девчонке. Я тебе сразу сказал, что эта твоя художница больна на всю голову, а ты ее защищал. — Он стал собирать рассыпанные вещи Полины в сумочку. — Слушай, философ, ты уверен, что не видел номера машины Ермака? Мы бы его сейчас… — Он сжал кулаки.

Федор не ответил и полез вверх по лестнице.

…Дом догорал. В воздухе вороньем кружили хлопья черного пепла. Запах горящего дерева смешивался с вонью лилии вуду в отвратительный коктейль.

«Вот и все, — подумал Федор. — Вот и все…»

Идрия и Максим, черные от сажи, стояли, касаясь друг друга плечами, и смотрели на догорающий дом. Собаки, Дашка и Машка, изваяниями застыли тут же. Федор подошел, стал рядом.

— Феодор! — Идрия взяла его за руку, заглянула в лицо.

— Я вас помню, — Максим сверкнул зубами. — Приходите в «Сову», у меня завтра концерт. Придете?

— Приду. У вас замечательный голос, Максим. Мне очень жаль, что Кристина… Я его хорошо знал.