Грузовой лифт

— Ну вот, — прошептала она, а затем произнесла простые слова, которые позже обрели совсем иной смысл. Это здесь.

Что это было — прощание?

Или, может быть, — приглашение?

Проще всего было спросить ее об этом.

— Должен ли я уйти?

Она ничего не ответила. Это было приглашение. Мы вошли.

2. ПЕРВЫЙ ВИЗИТ

С двух сторон двора возвышались горы бумаги в стопках, укрытые витражами и стеклянной крышей. В глубине располагалось ателье. Справа была черная дверь, на которой по трафарету написано «частный». Женщина открыла эту дверь. Она протянула внутрь руку, щелкнула выключателем, но свет не зажегся.

— Так и есть, — пробормотала она, ничего не объясняя.

Она взяла меня за локоть и повела в темноту. Шагом слепца я двинулся за ней, до смерти боясь стукнуть обо что-нибудь головой ребенка. Моя спутница остановилась. Она пошарила рукой и открыла решетку лифта.

— Поедем на грузовом лифте, — объявила она.

Я вошел в металлическую клетку. Сквозь решетку потолка вверху виднелись еще два этажа и стеклянное окно, откуда шло легкое свечение.

— Вы, наверное, устали, — прошептала она. — Она тяжелая, правда?

Я чувствовал ее бедро, прижатое ко мне, и мне хотелось, чтобы это прикосновение длилось всю ночь. Кабина поднималась медленно.

Вдруг она остановилась. Моя спутница отодвинула решетку и продолжала держать дверь открытой, пока я выходил с ребенком на руках.

— Осторожнее, здесь ступенька.

Я сделал большой шаг. Она держала меня за руку, и я чувствовал, как ее ногти впиваются мне в кожу. Действительно ли она боялась, что я уроню ребенка? Было довольно темно. Свет из подъемного окна не мог осветить площадку.

Это был уже третий ключ и третья дверь, которую она открывала. На сей раз выключатель сработал. Я очутился в вестибюле, окрашенном в белый цвет. Прямо напротив входа находилась двустворчатая дверь в салон. Туда она меня и повела.

От чередования дверей казалось, что мы в лабиринте.

Почему мне было так страшно? Что могло быть безопаснее, чем молодая женщина и ребенок? Какое еще зрелище действует столь успокаивающе?

Комната, окрашенная в белый цвет, была небольшой, и новогодняя елка занимала в ней много места. Сколько волшебных елок повстречал я на своем пути в этот день? Целый новогодний лес! Эта елка была украшена настоящими свечками, которые придавали ей более сказочный вид, чем остальным гирлянды электрических лампочек. Скромные игрушки висели на ветках.

— Из-за этого дерева нам пришлось вынести кое-какую мебель, — объяснила женщина. — В лесу она, наверное, казалась совсем маленькой, но здесь!..

В комнате стояли кожаный диван, одно кресло, бар на колесиках и низкий столик с проигрывателем.

— Присаживайтесь, выпейте что-нибудь, я пойду уложу Люсьенну.

Это займет всего несколько минут, — предложила она. И вдруг:

— А вы любите Вагнера?

Она включила проигрыватель, настроила и только потом взяла из моих рук ребенка. Казалось, она ждала чего-то.

— Так что вы хотели бы выпить? — спросила она.

— Это зависит от того, что вы можете мне предложить, — пошутил я.

В первый раз после знакомства с ней я не производил впечатление голодного волка.

— О! Есть всего понемногу: коньяк, виски, шерри…

— Тогда я выпью коньяку.

Вся внимание, она приблизилась ко мне. Почему ей так хотелось, чтобы я выпил чего-нибудь? Я не люблю обслуживать себя, эту плохую привычку я приобрел, живя с мамой. Дома она всегда всех, обслуживала, а когда у нас бывали гости, с решительным видом ухаживала за каждым.

— Коньяк слева, в толстой бутылке…

Я взял бутылку и перевернул пузатую рюмку, которая стояла ножкой кверху на белой салфетке. Я плеснул себе немного коньяку.

Она улыбнулась мне.

— Вы извините?

— Конечно, пожалуйста.

Она вышла и закрыла за собой дверь. Я расстегнул пуговицы на пальто и для приличия сделал несколько шагов по комнате, потом к елке и стал ее рассматривать. Какой странный вечер. Я не знал, куда меня заведет это приключение, но в том, что это было приключение, я был уверен.

Когда я сунул руку в карман, пальцы нащупали картонную коробку, мою сегодняшнюю новогоднюю покупку. И тогда у меня появилась хорошая идея — повесить на елку серебряную клетку с желто-голубой птичкой. Я был счастлив! Господь благоволил ко мне в эту рождественскую ночь. Да, одно то, что я распаковал коробку и повесил на ветку вещицу, купленную на новогоднем базаре, доставило мне истинное удовольствие. Я отошел от елки на несколько шагов и стал рассматривать игрушку. Если бы даже я сделал ее собственными руками, я не испытал бы большей гордости.

Она раскачивалась, осыпая серебряную пыль, словно танцуя на конце ветки. И птица тоже раскачивалась на качелях внутри клетки. Это на свое детство смотрел я с нескрываемым восхищением.

Я смял картонную коробку и сунул в карман. Мой подарок рождественской елке должен был оставаться тайной. Пусть будет некий оттенок сюрреализма. Может статься, что хозяйка и ее дочь не заметят клетки, а может обнаружат и начнут теряться в догадках. Бросив пальто на диван, я взял в руки рюмку с коньяком. Очень долго я не пил коньяк, а этот был отменного качества. После первого же глотка я почувствовал эйфорию. Глоток счастья, а что?

Хозяйка вернулась четверть часа спустя. Меня удивило, что она по-прежнему в каракулевом манто. Она поймала мой взгляд, и, кажется, поняла его.

— Бедная крошка, ей так хотелось спать, — объяснила она, раздеваясь.

Затем она подошла к бару на колесиках.

— Ну, посмотрим, что бы мне выпить? Каунтро или шерри?

Из-за музыки ей приходилось повышать голос. Я смотрел на нее с восхищением, мне нравились ее грация и непринужденность. Ее движения, простые и выразительные, не были нисколько наигранными. Наблюдать, как она передвигается по комнате, наливает себе в стакан шерри, поднимает его как бы с молчаливым тостом, смачивает губы рубиновой жидкостью, мне было интереснее, чем смотреть самый лучший спектакль.

У меня горели плечи от того, что я долго нес ребенка, я опустил руки, чтобы немного расслабиться. Она подошла к проигрывателю и уменьшила звук.

— Вы живете в этом квартале?

— Да, мадам. Но шесть лет назад я уехал отсюда и только сегодня после обеда вернулся.

— Это очень трогательно, особенно в рождественский вечер.

У нее был спокойный голос, слегка глухой. Голос, который прекрасно подходил к ее размеренным жестам.

— Вы специально вернулись на Рождество?

— Нет, так получилось.

— Вы были далеко?

— Далеко… да.

Диск кончился. Она выключила проигрыватель, и воцарилась тишина. Чувствуя, что я недоговариваю, она опасалась меня спрашивать. И все же мне хотелось, чтобы она задавала вопросы. Я был согласен говорить при условии что кто-то возьмет на себя инициативу, меня нужно подтолкнуть.

— Может быть, вас ждут?

— Нет, мадам. Я одинок, так же, как и вы. Вы ведь это почувствовали?

Она отвела взгляд.

— Это правда.

Затем после небольшого раздумья:

— Я хотела бы…

— Что вы хотели?

— Я бы хотела развеять ту двусмысленность… которая могла появиться… из-за моего поведения…

Ей было тяжело объясняться и, казалось, ужасно неловко.

— Какая двусмысленность?

— Если какой-нибудь господин садится в кинотеатре рядом с женщиной и берет руку дамы, то он может вообразить, что ему досталась легкая добыча.

Я покачал головой.

— Мне было нелегко взять вашу руку, как и вам позволить это.

Она сделала небольшой деликатный глоток шерри.

— Я думаю, вы не поверите мне, но подобное происходит со мной впервые.

— Почему бы мне не поверить вам, особенно в эту рождественскую ночь?

Она улыбнулась мне удивительно нежной улыбкой.

— Спасибо. Мне было приятно, что вы взяли меня за руку… Мне было так тоскливо:

— И мне тоже. Еще как!

— Хотите, расскажите мне.