Мерцание золотых огней

- Виноват, товарищ прапорщик, - сказал Лаврентьев.

- Заменить дневального, курсант Чернов будет до конца ва шего дежурства мыть туалет! Доложите замкомвзвода старшему сер жанту Угрину о случившемся! Пусть делает выводы! Вам все ясно, товарищ сержант?!

- Так точно, товарищ прапорщик!

- Ни хрена вам не ясно!

Старшина двинулся в сторону туалета, не выпуская из рук ремень Чернова, который то прикладывал ладонь к ушибленному уху, то выставлял обе руки вперед, дабы не налететь на старшину во время очередного рывка.

После отбоя сержант Вадим Лаврентьев долго ворочался на жесткой кровати, не в силах уснуть, хоть и устал чертовски за сутки дежурства. Он был "молодым" сержантом, всего месяц назад сдал на отлично все экзамены и получил три лычки на погоны пос ле полугодовой муштры, на которую, впрочем, никто из курсантов не жаловался, ибо за эти полгода со многими произошло чуть ли не чудо: слабаки, которые не могли и один раз подтянуться на турнике, стали по пятнадцать раз делать "подъем переворотом"! Здесь не было "стариков" и "салаг" - были сержанты и курсанты, и среди последних было настоящее солдатское братство - один за всех и все за одного. Когда вместе пришли с "гражданки", вместе приняли присягу и вмести попали под жесткий прессинг сержантов, кто же станет угнетать более слабого товарища? Но вот пролетели полгода, все получили звания: кто сержанта, кто младшего сер жанта и разъехались по разным "линейным" частям. А Лаврентьева оставили в "учебке", воспитывать новый призыв. Теперь он сам был для курсантов большим и почти всемогущим начальником, но часто ловил себя на мысли, что лучше б отслужил ещё полгода курсантом, только пусть рядом будут прежние верные друзья. Ведь среди сержантов он был новеньким, хоть и перешел с ними на "ты", но друзей среди бывших командиров так и не нашел.

Более того, обзавелся врагами, ибо не всегда был согласен с методами других сержантов. И самым главным врагом стал зам комвзвода Угрин, которого Лаврентьев возненавидел ещё будучи курсантом. Угрин был "дембелем" и получил звание старшего сер жанта тогда же, когда Лаврентьев стал сержантом.

В казарме было темно, синяя лампочка горела у входа, над тумбочкой дневального, где хилый курсант Чернов, как и Лав рентьев, москвич, получил сегодня по уху от старшины. А из туа лета доносился жалкий лепет того же Чернова и грубый голос Уг рина.

Лаврентьев вздохнул, поднялся с кровати, надел бриджи и пошел в туалет.

Чернов стоял на коленях у ближайшего унитаза и машинально тер грязной тряпкой белый фаянс. Глаза у него были мутными, движения вялыми. Рядом с презрительным видом стоял Угрин.

- Ты, Чернов, думаешь, что прибыл из Москвы и можешь тут делать все, что хочешь? - с ухмылкой говорил он, покачиваясь с пяток на носки. - Я из таких москвичей, из дерьма интеллигент ского не первый год бойцов делаю. Ты у меня, сука, станешь са мым образцовым воином, можешь не сомневаться...

- Угрин, - сказал Лаврентьев, - тебя можно на минутку. Сержанты старались никогда не выяснять отношения при под

чиненных.

- Чего тебе? - недовольно повернулся к нему Угрин. - Отдежу рил, иди спи.

- Угрин, выйдем, поговорим о Чернове. При нем не следует вести такие разговоры.

- Тебе что, Лаврентьев, больше всех надо? - злобно прищу рился Угрин. - Ты собираешься мне подсказывать, как нужно воспи тывать подчиненных? Как из этих дебилов бойцов делать?! Иди от сюда, Лаврентьев, по-хорошему. Не о чем нам говорить. А то, что вы оба москвичи, мне до лампочки, понял?

- Чернов стоял у тумбочки с двух до четырех ночи, - сказал Лаврентьев. - Был дневальным свободной смены с четырех до шести. Должен был отдыхать с шести до восьми, но в это время подъем, уборка, сам знаешь. А с восьми до десяти опять стоял у тумбоч ки, тогда и попался на глаза старшины.

- Стоял с ремнем, который висел ниже колен! - заорал Уг рин. - Ты бы лучше смотрел за своими дневальными, Лаврентьев, тогда бы и мне не пришлось получать нагоняй от старшины!

- Ты что не знаешь, что они просто меняются ремнями, чтобы каждый раз не возиться со штык-ножом? Ну да, виноват Чернов, взял ремень Бондарева и забыл его подтянуть. Устал парень, го лова кругом пошла. Ты ведь и сам когда-то был таким.

- Сам и получал за это, понял? Теперь знаю, как воспиты вать "салаг"! А ты, похоже, до сих пор не понял? Старшина велел наказать этого дебильного москвича! Все, Лаврентьев, вали отсю да, если не хочешь иметь неприятности!

- Я уже наказал его, объявил наряд вне очереди. В субботу пойдет на кухню, - жестко сказал Лаврентьев. - Два наказания за одну провинность не дают. И заставлять солдата работать после отбоя запрещается. Поинтересуйся на этот счет у старшины, он тебе объяснит. Чернов, марш спать!

Курсант медленно выпрямился, тряпка выпала из его слабых рук. Он тупо уставился на Лаврентьева, пытаясь понять, что де лать. Нужно выполнить приказ своего непосредственного начальни ка, командира отделения Лаврентьева, но ведь старший сержант Угрин был ещё более высоким начальством...

- Иди, Чернов, иди, - сказал Лаврентьев. - Со старшим сер жантом я сам разберусь.

- Отставить! - заорал Угрин.

- Бегом - марш! - крикнул Лаврентьев, вставая между ним и старшим сержантом.

Чернов, опустив голову, засеменил к выходу.

Угрин злобно посмотрел на Лаврентьева.

- Ну, козел, тебе это так не пройдет! Завтра же будешь иметь дело со старшиной!

- Не буду. Ты, Угрин, забыл, как пытался заставить меня драить туалет после отбоя? Ни хрена у тебя не вышло. Заткнулся, и старшине не сказал. Потом, правда, нарядами меня задолбал, на экзаменах подлянки строил, чтобы я младшего сержанта получил, или вообще рядовым из "учебки" свалил. И тут ни хрена не полу чилось. Москвичи, они ведь разные бывают. Как и новосибирцы, и свердловчане. Классный у нас был призыв, как бы ты, комбайнер хренов, ни измывался над горожанами, выдержали. Так что, затк нись и оставь Чернова в покое. Он в моем отделении, сам позабо чусь, чтобы стал настоящим бойцом.

- Ну ты и падла, Лаврентьев! - покачал головой Угрин. - Ду маешь, если самбист, так все можно? Да я таких самбистов в гро бу видал! - сжав кулаки, он бросился на сержанта.

Лаврентьев без труда нырнул под тяжелый кулак бывшего ком байнера и, сделав мгновенную подсечку, пустил Угрина дальше по прямой, но уже - с ногами, сильно отставшими от туловища.

Угрин врезался руками в железную стену кабинки и медленно опустился на пол рядом с унитазом. Лаврентьев хлестким ударом по шее заставил замкомвзвода нагнуть голову, а потом наклонил её в фаянсовую емкость и дернул за пруток с кольцом, спуская воду. Угрин замычал, забулькал, пытаясь вырваться, но ещё один удар заставил его ткнуться головой в фаянсовую стенку. Вода смягчила удар, но не сделала его более приятным.

Лаврентьев отскочил к стене, встал в боевую стойку. Угрин медленно поднялся на ноги, тряхнул головой, стараясь избавиться от дурно пахнущей влаги.

- Ты что, сука? - дрожащим голосом спросил он. - Ты на ко го?.. Да я тебя с говном смешаю!..

Лаврентьев усмехнулся.

- Короче так, Угрин, - сказал он. - Мы с тобой квиты. Это раз. Парней из моего отделения ты не трогаешь, это два. А если попытаешься сделать мне подлянку, вся казарма узнает, что ты хлебал из унитаза - это три. Думай, Угрин, думай! И не надейся, что другие сержанты помогут тебе разобраться со мной. Они же слышали наш громкий разговор - и никто не пришел. Потому что ты

- подонок, Угрин!

Старший сержант машинально качнулся назад, такая злоба вспыхнула в темных глазах Лаврентьева. Бормоча проклятья, он двинулся в соседнее помещение, открыл воду и сунул голову в ра ковину, брезгливо отплевываясь. Лаврентьев сделал глубокий вдох, успокаивая дыхание и пошел к своей кровати.

Едва он лег, со второго яруса соседней койки свесилась стриженная под "нуль" голова.

- Товарищ сержант, товарищ сержант! - послышался громкий шепот. - Я все видел, спасибо вам!