У ангелов нелетная погода

Маша поблагодарила, потянула Ларису за рукав:

– На моей карточке номер сотового, вы тоже, пожалуйста, звоните, если будут новости.

– Да-да, конечно! – Консул учтиво встал, провожая дам.

Она вышли на жаркое солнце. Пальмы на аллее сухо шелестели веерными листьями.

– Они ее никогда не найдут, – вдруг тихо сказала Лариса. – Никогда… Для них же это просто одно из обычных происшествий, а не конец жизни…

И впервые Маша не знала, что отвечать.

21 августа 2008 года, четверг, утро

Ане снился пылесос. Она держала в руке толстую трубу и водила щеткой по зеленой траве. Мама стояла рядом и хохотала, показывая пальцем на деньги, разбросанные повсюду: бумажки пылесос затягивал, а монеты блестели сквозь траву и не давались. Аня пыталась раздвинуть траву щеткой, а над ухом кто-то гортанно и непонятно кричал не по-русски.

Она вздрогнула и проснулась. Тело затекло на жестком, руки свело, и она не сразу сообразила, где находится. В сумраке от нависших ветвей разглядела круглые колонны, скамью, мусор на полу. Завывающий звук пылесоса раздавался совсем рядом, его силился перекричать мужской голос.

Аня вскочила, раздвинула густые ветки кустарника, которым была обсажена беседка. По дорожке, усыпанной битым кирпичом, передвигались два темнокожих человека – один поменьше, второй побольше. На них были надеты яркие желтые жилеты с ослепительно горящими от утреннего солнца светоотражающими полосами.

Маленький нес за спиной что-то вроде ранца, а длинную трубу от него держал в руках. Ранец завывал дурным голосом, струей воздуха из трубы коротышка сметал с дорожки листья и мелкий мусор. Длинный вез тележку, на которой было наворочено множество разных приспособлений из яркого пластика и висел большой синий мешок. Наклоняясь к маленькому, он старательно что-то кричал тому в ухо. На каком языке, Аня не поняла.

Вот чудик, разве можно эту трубу переорать, когда он сам себя не слышит. Аня попыталась засмеяться, но ничего не получилось. Горло немилосердно драло, левый бок отмерз так, что она его почти не чувствовала.

Комичный дуэт направлялся прямо к ее убежищу, и, когда Аня это сообразила, сон мгновенно пропал. Она схватила сумку и перелезла через невысокий парапет беседки в ту сторону, где кусты были гуще. Левая нога плохо слушалась, и Аня присела в кустах, пытаясь растереть ее такими же ледяными пальцами.

Маленький уборщик вошел в беседку, недолго повыл там своим «наоборотным пылесосом», выметая мусор наружу. Потом отключил его – настала такая тишина, что зазвенело в ушах. Впрочем, уборщики тут же заболтали на каком-то странном языке, собирая выметенный мусор в мешок. Аня подглядывала за ними, отчаянно надеясь, что ее не увидят. Наконец они ушли. Вдали снова завыл агрегат коротышки.

Аня посидела в кустах еще немного, потом вылезла, разогнулась с трудом. Все тело болело, страшно хотелось есть. Аня бесцельно побрела к забору, вспоминая, где вчера обнаружила калитку.

Что же делать? Вчерашнее отчаяние снова навалилось на нее кирпичной стеной. Голова кружилась, бедро под повязкой дергало – наверное, ранка воспалилась. Она шла и шла вперед, боясь остановиться. Потому что тогда оставалось только лечь на тротуар и плакать – что делать еще, она не знала.

Народу на улицах было немного, редкие прохожие смотрели на нее удивленно. Ане казалось, что все они как-то колышутся и извиваются, как доброе привидение Каспер в мультике. Она шла, не разбирая дороги, улицы становились какими-то грязными, серыми. Дома вокруг стали совсем похожими на обшарпанные здания в Иванове, где она раньше гостила летом у бабушки. Улица шла вверх и вверх, народу на ней прибавилось, многие были с детьми. Наконец на другой стороне улицы она увидела большую толпу, которая, колыхаясь, как желе, медленно двигалась куда-то вперед и вверх.

Аня подняла голову.

Над купами деревьев высился белый-белый храм – на солнце его стены искрились, как будто были сделаны из рафинада. Такой странный сахар неровными кусками бабушка обожала колоть маленькими железными щипчиками. Однажды Аня без спросу схватила эти щипчики, чтобы отколоть себе кусочек твердого и очень сладкого сахара. И больно-пребольно защемила кривыми рычажками нежную кожу между большим и указательным пальцами… Бабушка ее потом необидно ругала и жалела одновременно, а потом дала большой кусок рафинада просто так, без чая…

Голова кружилась, из толпы вдруг вылез странный красный вагончик и полез в гору. Аня засмеялась – вагончик был совсем карликовый, сквозь стеклянные стены виднелись улыбающиеся лица. Толпа остановилась. Сбоку подошли какие-то ребята с рюкзаками, постояли, галдя, кажется, по-немецки. Потом один из них, блондин в белых шортах, махнул рукой, и все они пошли вокруг толпы влево. Проходя мимо Ани, один из них, чернявый и маленький, с тремя разными фотокамерами на груди, что-то весело сказал ей и показал пальцем: туда, мол, за мной.

Аня послушно пошла за чернявым, но догнать его не могла, только видела впереди колыхающиеся большие рюкзаки. Оказалось, слева в гору ведет лестница. Широкие ступени из камня по бокам заросли кустами с лиловыми шишечками. Цепляясь за ветки, Аня поднималась – ступени были очень высокими, но ей почему-то было весело, хотя горло болело все сильней. Она оглянулась – сверху толпа казалось мелкими игрушечными человечками. Аня опять засмеялась. Вдруг справа что-то загремело и зашуршало – вниз пронесся красный вагончик, Аня успела заметить внутри смешных людей. Они плавали за стеклом и разевали рты, как большие рыбы.

Когда она взобралась наверх, к белому храму, веселых немцев уже не было видно. На широкой балюстраде, уступами идущей вниз, сидели, стояли, даже лежали люди. Все смотрели вниз. Аня тоже обернулась: в сиреневой дымке внизу раскинулся большой город, отблескивали стекла – наверное, двигались машины. Ближе к горе все дома были интересные, с синими нашлепками мансард, а на горизонте высокие и скучные, как поставленные на попа чемоданы.

Аня развернулась – над храмом вздымался большой яйцеобразный купол, как над павильоном «Космос» на ВДНХ. Только с двух сторон к нему теснились два таких же купола поменьше, а над ними торчали вверх совсем малюсенькие куполята. Над центральным входом стояли два зеленых коня, на которых сидели зеленые всадники. Один вздымал вверх крест, второй – зеленый меч. «Где-то я это видела, – подумала Аня. – Раньше, еще когда была мама…»

Она пошла вокруг храма. Справа за ним была застекленная терраса – за светлыми занавесками стояли столики, накрытые скатертями. Людей за ними было совсем мало, но пахло оттуда чем-то очень вкусным – корицей, ванилью… Аня почувствовала, как желудок скрутился в тугой комок, ее затошнило.

Она вернулась к ступеням, пошла в другую сторону. От храма шла кривая улочка с маленькими каменными домами. В больших стеклянных витринах висели куклы, флаги, какие-то медали на ленточках, деревянные башмаки парами и поодиночке, на подставках стояли Эйфелевы башни разного калибра…

За собой Аня услышала цокот подков и поняла, что зеленые всадники скачут за ней, угрожающе вытягивая вперед крест и меч. Шея закаменела от страха, но она все же оглянулась. Всадники тут же скрылись, ей приветливо покивали две седые старушки в одинаковых панамках и улыбнулись во всю ширь керамических зубов. Аню передернуло: старушки были зеленые, только зубы белые, лошадиные.

В маленьком скверике ей попался питьевой фонтанчик, она обрадовалась и долго пила из него, хотя горлу было очень больно от холодной воды. Потом намочила ладонь, отерла горячий, как утюг, лоб. Ее снова затошнило, она отошла в сторонку, села на траву. Ее вырвало, но легче не стало, горло снова стянула боль.

Аня легла под кустом, усыпанным миллионами оранжевых ягодок, и подумала: «Вот я сейчас умру, а мама даже не узнает». Она вздохнула, повернулась на бок и заснула.

21 августа 2008 года, четверг, день

Утро выдалось суматошным. Один за другим шли посетители, как будто у людей не осталось никаких дел, кроме судебных. Очередь в приемной рассосалась только к обеду, и Илья наконец придвинул к себе блокнот со списком Аниных сокурсников.