Браки расторгаются в аду

— Отвечай, Зинаида!

— Я знаю, что в деле об убийстве Анжелы не все так однозначно.

— Что-о?

— Братья в нее не стреляли. Анисья в этом призналась.

— Еще в чем она призналась? — Он стал методично размешивать ложкой тыквенное пюре, словно хотел доказать повару, что в этой отвратительной оранжевой жиже есть комочки, и оштрафовать его за плохую работу. Ха! Повар, то есть миксер, постарался на славу! Поэтому муж переключился на меня: — Я хочу знать все подробности вашего разговора. Немедленно отвечай, Зинаида!

— А его не было. Не вышло никакого разговора. Мы просто перекинулись парой фраз под аккомпанемент работающего перфоратора. А потом Анисья тупо сбежала, чтобы не признаваться. Но я все равно ее отыщу.

— Ты знаешь, что случилось с Анжелой на самом деле? — спросил муж медленно, тщательно прожевывая каждое слово. Хотя я и так выдавала ему словесное пюре вместо полноценного выяснения отношений, да еще и маленькими порциями, чтобы не подавился.

— Конечно!

— И… что ты собираешься делать? — По его горлу прокатился комок, я это видела. Как же он болен! А все туда же: собирается мне мстить!

— Соберу доказательства и пойду в полицию. Следователь дал мне свою визитку и просил звонить в любое время суток. Кажется, я ему понравилась.

— Ты безнравственная женщина! Я всегда это знал!

— Теперь я прежде всего свободная женщина, Иван. И ты сам дал мне право флиртовать, с кем я хочу и когда хочу.

— Я тебе такого права не давал!

— А ты вспомни. Кто сказал: можешь снова выйти замуж.

— Но не за следователя же?

— А чем он тебе не нравится? Приятный мужчина, при должности, наверняка при деньгах. Шиншилловых шуб он мне, конечно, покупать не будет, но на хлеб с маслом нам хватит, даже если я не буду работать. А не исключено, что и на хлеб с икрой.

— Прекрати! — Он стукнул кулаком по столу. Вот как я его разозлила! — Ты затеяла опасную игру! Только помни — я тоже умею кусаться!

— Я прекрасно это знаю, Иван. Ты не тот человек, которому можно безнаказанно положить палец в рот. Ты мигом его откусишь. Но и ты усвой: я сделаю все, чтобы не сесть в тюрьму. Если братья не стреляли в Анжелу, то я тут ни при чем. Никакого приказа убивать ее я не отдавала. Следовательно, половина обвинений с меня снимается. Самая опасная для меня половина — убийство. Это лет десять, не меньше. За десять лет свободы стоит побороться, как ты думаешь?

— Ты обещала, что признаешься в убийстве, — напомнил он.

— Я обещала, что сделаю это на суде. Но не раньше.

— Когда ты собираешься звонить следователю?

— Как только получу доказательства. Хоть какие-нибудь.

— И… кто будет за все отвечать?

— Во-первых, Анисья. Ее вина гораздо больше, чем она говорит. Она вступила в сговор с преступником. Дала ложные показания. И она далеко не случайно переводит стрелки на меня. Иначе ей самой придется сесть, и надолго. Очень надолго. Во-вторых, преступник. Тот, кто устроил весь этот цирк. Вот кто будет за все отвечать по полной.

Он молчал. Жаль, что я тоже не могу читать его мысли. А он отлично умеет их скрывать. Вот и сейчас Иван Иваныч взял долгую паузу, а потом кивнул прислуге:

— Подавайте горячее.

Дальнейшая трапеза проходила в полной тишине. Наши клинки, иначе злые языки, слегка притупились, а пыл угас. Мне надоело доставать мужа, а ему учить меня жизни, словно маленькую девочку. Он понял, что я знаю гораздо больше, чем говорю, и насторожился. Я догадалась, что он боится меня спугнуть. Кажется, я двигаюсь в правильном направлении…

На следующий день меня разбудил телефонный звонок. Спросонья я не сразу сообразила, что звонит Анисья. Признаться, я этого не ожидала. Мерзавка сбежала, как только я зажала ее в угол. И вот, пожалуйста! Сама объявилась!

— Доброе утречко вам, Зинаида Андреевна, — раздался в трубке ее льстивый голосок. Она говорила совсем как в былые времена, когда я была госпожой, а она моей верной служанкой. — Хотя какое утро? Полдень уже! Но для вас это все равно что ранее утро, — она хихикнула.

— Чего ты хочешь? — сухо спросила я.

— Вы на меня небось сердитесь?

— Да что ты! Вчерашний твой фортель — пустяки по сравнению с тем, что ты наговорила в кабинете у следователя.

— Простите меня, Зинаида Андреевна, — заныла она. — Я совсем запуталась. Напугали вы меня вчера.

— Где ты сейчас?

— Да так. У друзей.

— Не у тех ли, кто помог тебе меня очернить?

— Я тут подумала… — она вздохнула. — Напрасно я так с вами обошлась. Вы бы меня не кинули. Денег бы дали, как обещали.

— Что? — Я ушам своим не верила. — Ты одумалась?

— Уж и не знаю, как к вам подступиться после вчерашнего. Виноватая я. Что сбежала. А вы и за борщ заплатили, — опять хихикнула она. — Заплатили, а не кушали.

— Ты Юле звонила? — сообразила я. — Официантке?

— Так мы ж подружки! Отчего не позвонить? Я ее спросила, не шибко ли вы злились.

— А если шибко?

— Как бы нам встретиться? — Она опять вздохнула. — Я бы вам всю правду рассказала.

— Я рада, что ты одумалась. — Я постаралась сдержать ликование. — А насчет встретиться… Что ж. Говори, когда, где?

— А можно я к вам приду? Муж-то дома?

— Не знаю, скорее всего, нет.

— Я уже туточки. У Паши сижу. Так я подойду?

— Постой… Ты уже здесь?

— Ну, почти. Мы чай пьем. В его будке.

— Поняла. Что ж, заходи. Постой. Надо узнать, дома ли Иван Иваныч. Я поняла, что с ним ты не хочешь встречаться?

— Не хотелось, бы, — подтвердила она.

— Подожди секунду. Анюта! — Я затрясла колокольчик с такой силой, будто хотела его во что бы то ни стало сломать. Даже забыла о кнопке для вызова прислуги, схватила допотопное средство, давно вышедшее из моды.

— Что случилось, Зинаида Андреевна? — вбежала в комнату перепуганная Анюта.

— Муж дома?

— Нет. Он рано уехал.

— А когда вернется, не знаешь?

— Сказал, что поздно. Работы, мол, много.

— Хорошо, — я кивнула. — можешь идти. — И в трубку: — Заходи. Стой! — спохватилась я. — Анюта, стой. А ты, Анисья, проходи на территорию. Жду. — Я дала отбой.

— Так она опять здесь! — с обидой посмотрела на меня Анюта. — Эта предательница!

— У Анисьи есть для меня важная информация. Поэтому ты сейчас пойдешь и встретишь ее. Проводишь сюда. Поняла?

— Да, — кивнула она. — Только…

— Потом. Мы поговорим об этом потом. А сейчас мне не до разговоров, понимаешь?

— Понимаю, — в ее голосе звучала обида. — Только…

— Анюта! — слегка повысила я голос. — Ты слышала, что я сказала?

— Да.

— Тогда иди.

Она ушла. Кажется, я нажила себе еще одного недоброжелателя. Не исключено, что вечером Анюта настучит о визите Анисьи Иван Иванычу. И черт с ней!

Я схватила Кики, прижала ее к груди и стала взволнованно ходить взад-вперед по комнате, поглаживая собаку:

— Спокойно. Только спокойно…

Минут через десять раздался деликатный стук в дверь. Нервы мои были на пределе, и я невольно вздрогнула, хотя ждала этого.

— Войдите!

Вошла Анисья, все с той же огромной безобразной сумкой в руках.

— Здрасьте, Зинаида Андреевна!

— Доброе утро.

— Где ж утро-то? Скорее день, — вздохнула она и проворчала: — Мы, бедняки, привыкли засветло подниматься, не то что вы, богатеи.

— А я уж было подумала, что ты с миром пришла, — усмехнулась я.

— Простите, — спохватилась она. — Можно я сяду?

— Да, садись в кресло.

Анисья поставила на пол свою чудовищную сумку и уселась, а я спустила на пол Кики. И тут случилось странное. Собака заворчала, потом оскалилась и вдруг с лаем кинулась на Анисью. Тойтерьеры невероятно храбры, несмотря на крошечный рост. Они всерьез считают себя настоящими собаками, большими и сильными, и, защищая хозяина, бывают крайне безрассудны. И с чего Кики решила, что мне угрожает опасность?

Анисья проворно поджала ноги, а я закричала:

— Фу, Кики! Фу!

Собака не унималась. Мне пришлось снова взять ее на руки.