Ничего личного! (СИ)

Она спрыгнула, поправила мой крестик и сказала:

– Точно, как на картине, правда?

Тим кивнул.

Проходя мимо него, я сказала:

– Тим, ты и правда классный.

Мы покопались в тряпках и соорудили Веронике замечательный топ из муслинового шарфа, который мы нашли в шкафу. Его зеленоватые тона замечательно гармонировали с ее зелеными глазами и рыжими волосами.

Я заплела ей волосы в корону и венком уложила на головке.

Вероника посмотрела на себя в зеркало и вздохнула:

– Если бы не эти злосчастные конопушки! Кажется, их с каждым днем становится все больше.

Я засмеялась и поцеловала ее в спину между лопаток:

– Они тебе ужасно идут! Ты посмотри только, что за прелесть! Ты у нас – девушка эпохи Возрождения.

Вероника вывернулась, с тоской глянула в зеркало и с надеждой спросила:

– Может, их можно чем-нибудь замазать?

Я только отрицательно покачала головой, принесла гель с блестками из своей комнаты и мазнула ее плечики. Вероника одобрительно посмотрела на сверкание блесток и, кажется, утешилась.

Мы украсили ремешки ее сандалий стразами, оставшимися у нас после оформления мансарды, получилось забавно и неожиданно хорошо.

Тимур терпеливо ждал нас на веранде. Когда мы, наконец, спустились к нему, он осмотрел нас и одобрительно кивнул:

– Принцессы! – потом нахмурился и сказал: – Нет, не принцессы.

Подхватив игру, мы хором спросили:

– А кто же?!

Он обнял нас обеих разом и вздохнул:

– Королевны! – а потом, уже серьезно, добавил: – Мы вообще-то, сегодня куда-нибудь едем?

Мы позвонили и заехали за Маринкой. Ей сегодня сняли гипс и она была страшно довольна этим обстоятельством и нашим предложением. Я заметила, что она еще прихрамывает, значит, нога все-таки болит, и шепотом пообещала вышедшей проводить нас Ларисе Евгеньевне, что присмотрю за ней.

Лариса Евгеньевна передала нам огромный привет от Маргоши, сказала, что у нее сейчас гостят сын и его семья, и что благодаря моим стараниям, кажется, она нашла с невесткой общий язык. Она обещала заехать и лично все рассказать и поблагодарить нас, как следует.

Вечер был достаточно теплый, и мы уселись ужинать на веранде. Девчонки заказали себе пиццу и какие-то средиземноморские салаты, а мне почему-то есть совсем расхотелось. Девчонки болтали и веселились вовсю, а потом ушли танцевать на площадку внизу.

Я лениво ковырялась вилкой в тарелке, Тимур искоса наблюдал за мной.

– Ты совсем не ешь. Пойдем, потанцуем?

Я помотала головой, помолчала и сказала тихо:

– Тим, я так за тобой скучала! Мне казалось, что эта неделя никогда не кончится. Я и сейчас не верю, что ты рядом.

Он потер лицо руками и посмотрел мне прямо в глаза.

– Я тоже скучал. Если хочешь, я буду приезжать каждый день. Пока не надоем.

Я вздохнула:

– Очень хочу, но приезжать не надо. Я знаю, что у тебя много работы, особенно летом. Я потерплю.

Он положил свою ладонь на мою руку, и сжал пальцы. Помолчал, потом предложил:

– Давай я вас с собой в Москву заберу? Кажется, пора выходить из подполья. Не можешь же ты вечно прятаться от всех. – И решительно добавил: – Если ты позволишь, я поговорю с Юркой.

Я невольно дернулась, и он выпустил мои пальцы.

Я виновато посмотрела на него:

– Тим, давай подождем. Я еще не готова встретиться с ним.

Тимур хмуро глянул на меня, помолчал и буркнул:

– Ну, как скажешь.

Возвратившиеся девчонки отвлекли нас. Тимур был малоразговорчив, и мне показалось, что он сердит. Вечер для меня был безнадежно испорчен. Назад ехали вообще в молчании: девчонки, кажется, придремали сзади, и я сидела, прикрыв глаза.

Мы завезли и сдали Ларисе Евгеньевне сонную Маринку.

Подъехали к дому, и Тим остался поставить машину в гараж, а мы с Вероникой поднялись в дом. Я помогла ей улечься, потом прошла в свою спальню и с бьющимся сердцем стала ждать, придет ли Тимур.

Пришел. Молча достал сигареты и вышел на балкон. Не зная за собой вины, но почему-то чувствуя, что должна подойти к нему первая, я босиком вышла к нему.

Тимур невесело посмотрел на меня:

– Зачем ты? Простудишься.

Я обняла его за шею, целовала и что-то шептала, а может и нет, пока он не унес меня в комнату.

Через некоторое время, основательно подобревший, он откинулся на подушки, и я заснула рядом, прижавшись к нему всем телом.

Утром я открыла глаза, почувствовав на себе его взгляд. Тимур лежал рядом, опершись на локоть, и внимательно и серьезно смотрел на меня. Я неуверенно улыбнулась ему, придвинулась поближе и подставила шею для поцелуев.

В общем, к завтраку мы спустились в нормальном настроении. Я порхала по кухне, а Тимур с удовольствием за мной наблюдал, откинувшись на спинку плетеного кресла. Я напекла блинов, и на их запах вниз спустилась Вероника с Сироткой, которому тоже отжалели блин со сметаной. Урча, он расправился с ним.

Выходные прошли в приятном ничегонеделании. С утра мы посмотрели передачу с Юлей Высоцкой, которую я всегда смотрю, потом «Top gear», которую любит Тимур, потом я занялась обедом, Вероника взялась мне помогать. Мы решили приготовить грузинские пельмени – хинкали. Тимур съездил за вином, заодно мы поручили ему купить продукты по списку.

Вернулся он как раз к столу. Мы с Вероникой за ним вовсю ухаживали, пока он не похвалил нас. Мы соорудили себе по здоровенному фруктовому салату с мороженым, а Тимуру я сварила кофе.

Он улегся на плетеный диван, я устроилась в его ногах, а Вероника уселась, сложив по-турецки ноги, на циновку. Она принесла купленный им автомобильный журнал. Тимур некоторое время молча читал, а потом неожиданно засмеялся, закрыв лицо журналом. Мы с Вероникой с недоумением на него посмотрели, но он так заразительно хохотал, что мы тоже пришли ему на помощь. В результате мы, кажется, напугали заглянувшую тетю Катю, потому что мы так и не смогли объяснить ей причину приступа коллективного безумия.

Тимур нам тоже ничего объяснять не стал. Кажется, для себя он что-то решил, потому что стал похож сам на себя: нежно-насмешлив с Вероникой и ненавязчиво ласков со мной.

Поздно вечером мы с Вероникой разошлись по спальням. Я сидела возле туалетного столика и расчесывала на ночь волосы. Тимур остался с сигаретой на веранде и не торопился ко мне. Я опустила руку со щеткой и печально посмотрела на себя в зеркало. Не было никаких сомнений: я отчаянно влюблена в Тимура, а он, кажется, сожалеет, что все так произошло. Все-таки, Юра – его друг, они много лет вместе. Вполне возможно, что он считает себя виноватым перед ним. А предложил объясниться с Юрой, потому что считает себя обязанным сделать это из-за того, что происходит между нами.

Я вздохнула. Вошедший в комнату Тимур глянул на мою рожицу, остановился в дверях:

– Мне остаться?

Я отчаянно завопила:

– Тим! – и закрыла лицо руками.

Он подошел к моему креслу и уселся на подлокотник. Отвел от лица мои руки и дрогнувшим голосом сказал:

– Учти, что ты мне ничем не обязана. Ты и сейчас вольна поступить так, как хочешь.

Я судорожно обняла его за шею. Он гладил мои волосы, потом спустил бретельку ночной сорочки и поцеловал родинку на предплечье. Посмотрел на наше отражение в зеркале и с какой-то странной интонацией сказал:

– Ты очень красивая, Вика.

Я повернулась к нему:

– Ты как-то странно это сказал, как будто тебе это не нравится.

Тимур выпустил меня из рук и поднялся:

– Мне не нравится чувствовать, что я очень завишу от тебя. – Он засунул руки в карманы джинсов. – Я знаю, что ты – хорошая девчонка и из чистого благородства не решишься сделать что-то мне во вред. Я только хочу тебе сказать, что жалость – не очень удачная замена любви.

Я поднялась из кресла, подошла к нему и довольно сердито сказала:

– Тим! Я два дня не могу понять, чем вызвано твое недовольство. Вины за собой я не знаю. – Я взяла его руками за уши и пригнула к себе: – Прекрати дуться и иди уже ко мне.