Близнецы-соперники

перед смертью воззвал к своему Богу с просьбой простить их.

— Что ж, это сообразно.

— А вы думали, что могло быть иначе? Изобретательность и борьба за выживание, мистер Фонтин. Всегда одно и то же.

«Ничто не изменится, однако все будет иным».

— В каком состоянии пергамент?

— Он на удивление хорошо сохранился. Благодаря пропитке животными жирами. Рукопись поместили в вакуумную камеру, под плиту отполированного горного хрусталя...

— А прочие рукописи?

— Я осмотрел их бегло, чтобы найти пергамент. Рукописи, которые, по моему предположению, анализируют соглашения по догмату филиокве с позиции его оппонентов, находятся в почти идеальном состоянии. Для того чтобы расшифровать арамейский свиток, понадобится немало времени и трудов. Адриан сел.

— Это у вас дословный перевод исповеди? — спросил он, указывая на листок бумаги, который ученый держал в руках.

— В общем, да. Перевод не отредактирован. Я бы не решился представлять его в таком виде.

— Можно мне его взять?

— Вы можете взять все. — Шайер наклонился чуть вперед. Адриан протянул руку и принял листок бумаги. — Пергамент, рукописи. Они ваши.

— Они мне не принадлежат.

— Знаю.

— Тогда почему же вы мне их предлагаете? Мне казалось, вы должны просить меня оставить их вам, чтобы изучить. И поразить мир.

Ученый снова снял очки. Его глаза щурились от усталости, голос был тих.

— Вы передали в мои руки очень странную находку. И страшную. Я уже слишком стар. Мне это не по силам.

— Не понимаю.

— Тогда прошу вас принять во внимание вот что. Эта рукопись опровергает смерть, а не жизнь. Но смерть была символом. Усомнясь в символе, вы рискуете подвергнуть сомнению все, что стоит за этим символом. А я не убежден, что это оправданно.

Адриан некоторое время молчал.

— Цена истины слишком велика. Вы это хотите сказать?

— Если это истина. Но, повторяю, у нас распространена иллюзия о неопровержимости древних истин. Гомер выдумал своих героев, но многие века спустя путешественники пускаются в далекие плавания, чтобы найти пещеру, где обитали одноглазые великаны. Фруассар сочинял хроники исторических событий, никогда не имевших места, но его все превозносят как выдающегося историка. Я прошу вас подумать о последствиях.

Адриан встал, задумчиво прошелся по кабинету и остановился у стены, на которую недавно смотрел Лэнд. Плоская поверхность, покрытая белой краской. Пустота.

— Вы можете подержать эти документы здесь?

— Да, я могу запереть их в лабораторный сейф. И прислать вам свидетельство о приеме на хранение. Фонтин обернулся.

— В сейф?

— Да. В сейф.

— Это надежное место?

— Вполне. А на какой срок, мистер Фонтин?

— На какой срок — что?

— Вы хотите все это оставить у нас?

— На неделю, на месяц, на век. Не знаю.

Он стоял у окна своего гостиничного номера и смотрел на силуэт Манхэттена. Нью-Йорк притворялся спящим, но мириады огоньков внизу на улицах разоблачали невинный обман.

Они проговорили несколько часов подряд — он и сам не помнил