Близнецы-соперники

то хотел. А Вашингтон вряд ли сможет. Теперь, во всяком случае.

— Никогда не знаешь, что такое «теперь».

— Не учите меня. Никто не сможет вам запретить провести пресс-конференцию. Теперь помолчал Адриан.

— Если я решусь на это, могу я рассчитывать на официальные документы? Или вдруг откуда ни возьмись появится особое досье, описывающее...

— Со многими подробностями, — перебил его полковник, — поведение молодого человека с неустойчивой психикой, который колесил по всей стране, жил в коммунах хиппи, укрывал трех позднее осужденных дезертиров в Сан-Франциско... Не стройте иллюзий, Фонтин. Это досье сейчас лежит передо мной.

— Я так и предполагал. Я учусь. А вы дотошный. Который же из братьев чокнутый?

— Тут сказано даже больше. О том, как отец использовал свое влияние, чтобы сын смог избежать призыва в армию. К тому же ранее он состоял в радикальных молодежных организациях — сегодня эти ребята используют динамит в людных местах. Ваше весьма странное поведение в Вашингтоне и странные отношения с негром-адвокатом, погибшим при невыясненных обстоятельствах. Упомянутый адвокат подозревался в совершении преступных деяний. И так далее, и тому подобное. И это только о вас.

— Что?

— Наружу всплывает правда, задокументированная правда. Отец, который сколотил себе состояние, консультируя правительства, стран, которые, как ныне считается, проводят враждебный нам курс. Человек, имевший тесные контакты с коммунистами, чья первая жена много лет назад погибла в Монте-Карло при очень странных обстоятельствах. Некая малоприятная закономерность. Возникает множество вопросов. Как вы думаете, Фонтины смогут пережить это?

— Меня от вас тошнит.

— Меня тоже.

— Тогда в чем дело?

— А в том, что решение должно приниматься не нами, и это решение касается не только нас с вами и нашей тошноты. — Полковник в гневе повысил голос, но быстро взял себя в руки. — Мне самому очень не нравятся эти мерзкие игры наших генералов. Я только знаю — или думаю, что знаю, — что, возможно, еще не пришло время публично обсуждать «Корпус наблюдения».

— В таком случае все это будет продолжаться и дальше. Сейчас вы говорите иначе, чем тогда в моем гостиничном номере.

— Может быть. Я только надеюсь, ценя ваше праведное негодование, что вы никогда не окажетесь в подобном положении.

Адриан взглянул на сидящего за столом священника. Лэнд задумчиво разглядывал пустую стену. И все же он смог прочитать у него в глазах охватившее его отчаяние. Монсеньор был сильный человек, но теперь он испугался.

— Надеюсь, что не окажусь, — ответил Адриан полковнику.

— Слушайте, Фонтин!

— Что?

— Давайте как-нибудь опрокинем стаканчик.

— Конечно. Обязательно. — Адриан положил трубку.

Неужели теперь все зависит от него? Все? Приходит ли когда-нибудь время рассказать правду?

Скоро он получит один ответ. С помощью полковника Таркингтона он вывез из Италии хранившиеся в ларце рукописи; полковник не задавал вопросов. Это одолжение было оплачено жизнью человека, распростертого