Смерть предпочитает блондинок

Иногда, очень редко, он ловил в окружающих девушках сходство с ней — но это была одна или две черты: похожий лоб, или профиль, или рост. Но вообще хоть немного по-настоящему похожих на нее девушек он не встречал никогда.

Он любил в ней все: линию роста волос надо лбом и линию бровей, глаза, взгляд, особенно иногда, когда она была чем-нибудь очень довольна — тогда в ее глазах плясала еле приметная зелень, как солнечный блик в воде. Она сразу прятала этот свет, опуская ресницы на щеки.

Он любил ее голос — тембр, не похожий ни на чей другой. Ему нравились все ее голоса — тихий и нежный, которым она говорила с ним, более звонкий и бесстрастный, когда она говорила с кем-то требовательно и безразлично. Ему нравился ее смех — тоже негромкий, который всегда вызывал в его памяти лес, поляну, свет в стеблях травы. У нее был голос лесной русалки — так шелестят листья в чаше, когда солнечный ветер носится по верхушкам деревьев.

Они были вместе уже столько дней и ночей, но он все никак не мог привыкнуть к ее красоте: к маленьким плечам и ключичкам, к тонким нежным пальчикам. Когда он брал ее за руку, в руке появлялось ощущение атласных лепестков — человеческие руки такими мягкими и нежными бывают очень редко, и он поражался этому каждый раз заново. Руки ее были почти всегда прохладными.

Когда он просто думал о ней, то вспоминал все сразу: взгляд, голос, лоб, брови, ее запах, прикосновение. Его сразу тепло толкало в грудь желание: иногда очень сильное, иногда, если он был усталым, не очень. Но ему всегда хотелось обнять ее, поцеловать, ощутить, как мягко она приникает к нему.

Она была похожа на лесную чащу — вроде бы ты всегда видишь, что перед тобой. Деревья. Лучи света. Лиственный узор подлеска, кустарника, травы. Но все вокруг меняется за считаные минуты ходьбы — и там, где тебе мерещилась солнечная полянка, на самом деле склон оврага, а справа за кустами ольхи — бурелом, и там пройти невозможно.

В ней всегда была неожиданность следующего шага. Она была похожа на лес, это точно.

Он знал, что при всей ее внешней хрупкости она очень сильная и волевая — никогда не отступала от задуманного, доводила до конца все, за что бралась. Ей удавалось многое, но она всегда желала большего. Могла вернуться к разговору, который, по ее мнению, закончился не в ее пользу, месяцы спустя, и показать ему на живом примере, что она была права, а он ошибался. Конечно, в таких случаях говорила с ним самым нежным голосом.

Он привык считать ее во всем лучше и умнее себя. Он тоже был сильным, но по-другому, чем она. Она была как лес, а он — зверем в лесу, причем из породы таких, которым бояться, кроме себе подобных, просто некого. Люди сразу чуяли в нем силу, даже когда он просто смотрел на них, не открывая рта. А людей его породы вокруг осталось мало.

Раньше он убивал, и он знал, как легко мог бы лишить жизни такую маленькую и хрупкую, как она. И знал, что никогда не смог бы сделать ей ничего плохого. Он часто ревновал ее, но, как только она садилась в машину рядом с ним, доставала из сумки фисташки или сладости, произносила своим теплым лесным голосом: «Хочешь? Угощайся!» — и смотрела на него немного снизу, — вот именно при звуке этого голоса и под ее взглядом он переставал ревновать. Он ей верил. И не знал никого дороже, лучше. Он почувствовал, что не сможет без нее жить, почти сразу же, как увидел ее, но тогда еще боялся, что она не захочет быть с ним вместе.

Она согласилась быть с ним вместе, и они были вместе уже второй год. Он до этого всегда был один — даже если и встречался или жил с кем-то. С ней было не так.

Сегодня днем она позвонила ему откуда-то с улицы и сказала:

— Слушай, ты уверен, что ничего не оставил в квартире? Мне кажется, менты что-то пронюхали. Ее на работе нет, о ней никто ничего не говорит. Ни слова!

— Не оставил.

— Они могут все вычислить, хотя и не докажут. Ты хоть представляешь, что тогда начнется?

— Не начнется, не бойся. Я сделаю все, как надо, сегодня.

— Сегодня?

— Сегодня. Приеду, как управлюсь. Все. Пока.

Вчера с утра он сидел в машине и следил за подъездом. В два часа к подъезду подъехал джип, из него вышли пожилая женщина и мужчина, который ему не понравился: это был зверь, такой же сильный и хитрый, как он сам. Мужчина повел ноздрями по воздуху, помог старухе достать чемоданы из багажника. Они были похожи с этой сукой, и он понял, что женщина — мать его жертвы. С ними еще был человек с рабочим чемоданчиком, который тоже ему не понравился. Этот человек тоже смотрел вокруг не совсем так, как обычные люди.

Он подождал, когда они скроются в подъезде, затем набрал ее номер.

— Мне больше нельзя здесь находиться.

Действовать надо было быстро. Он не рассчитывал, что к мерам безопасности и к расследованию подключится кто-нибудь, кроме ментов. И она тоже думала, что никто не станет возиться со всей этой историей. Ему надо было во что бы то ни стало отключить их внимание от нее — переключить все это внимание в ту сторону, куда все они почему-то никак не хотели смотреть. Совсем в другую сторону от нее.

Все было придумано так ловко, так хорошо сходилось у него в голове. В его мыслях. Ему теперь хотелось, чтобы все сошлось и на самом деле.

«Сойдется», — подумал он и рванул на полной скорости к воротам тепличного хозяйства в северной части Москвы. У него было время найти то, что ему требовалось. По дороге он заехал в большой супермаркет и купил там парикмахерские ножницы, тонкие, острые, и еще два пакета всего самого лучшего, им для ужина — то, что любил он, и то, что любила она.

С девчонкой все вышло очень ловко — он обогнал ее на машине и ждал у газетного киоска в метро, прикрываясь газетой. В толпе у эскалаторов была толчея, но он спустился за ней дальше, ехал с ней в одном вагоне до первого перехода. У перехода образовалась длинная человеческая пробка. Он двигался за ней шаг в шаг. Волосы девчонка очень удобно прихватила заколкой, они щекотали ему руки с ножницами и с газетой. Он отрезал ей хвост, еще не дойдя до эскалатора, на эскалаторе заслонил ее от взглядов спиной, а после на станции быстро пошел назад в переход и поехал к своей брошенной у метро машине, сел в нее и помчался к себе домой.

Когда домой вернулась она, он показал ей трофей — светло-русые волосы в полиэтиленовом пакете.

Паршивка из квартиры напротив не дала ему той ночью спокойно уйти — он хотел закрыть дверь на ключ и спуститься вниз, но услышал шум поднимающегося лифта. Прихлопнул дверь, быстро спустился пешком. Уже около входной двери подъезда услышал оглушительно громкий крик девчонки и понял, что Жанну обнаружили.

Он пробежал к машине, стоящей под окнами, и задним ходом выехал в переулок. Еле ноги успел унести. Ничего, пусть теперь обделается от страха, маленькая сучка, раз путалась у него под ногами.

Это было вчера.

А на сегодня у него был новый план действий. Девчонка его вообще не интересовала, и он не собирался соваться к их дому после визита серьезного мужика с чемоданчиком.

Ему было даже немного смешно. Завтра ему надо было поздравлять свою любовь с Восьмым марта. Подарок был уже готов — лежал в аккуратном тючке в багажнике его машины, закрытый на ключ. А сегодня подарочек ожидал кое-кого еще.

Но так на самом деле было даже интереснее. Да, это правильное слово: интереснее. Он чувствовал себя хорошо, как в прежнее время — примерно так же.

Глава 20

Будильник в мобильном заиграл готичное вступление к песне группы HIM «Крылья бабочки». Маша проснулась и не сразу сообразила, почему она спит в халате и в носках и куда ей надо вставать в такую темень — неужели на работу?

Действительность влетела в ее сознание птицей, и Маша в панике подскочила на кровати, включила в комнате свет.

На часах было восемь вечера, а не восемь утра, и ей через час надо было звонить Ритке и ехать в центр города, чтобы взять у Ритки напрокат пистолет! Еще ей надо было поговорить с мамой Жанны. Все сразу!