Немного страха в холодной воде

Нельзя сказать, насколько сама разыскиваемая однофамилица последней императорской семьи была похожа на портрет — может быть, и вовсе не походила. Поставь ее под стенд, любой постовой милиционер мимо пройдет.

Но тот же постовой моментально сцапает Надежду Прохоровну — портрет как будто с карточки в ее паспорте списывали!

— Дядя Дима! — захлебывался тем временем сержант в энтузиазме. — Остановился у Кривого переулка закурить, поворачиваю голову… Глядь! Роза самолично выворачивает! И так, знаете ли, идет, как будто это не она, как будто просто так гуляет! Ну я ее, понятно дело, в наручники и к вам. Она ведь в позапрошлом году в райцентре у наряда удостоверение сперла, помните? Так я ее… того — обезопасил!

Дядя Дима довольного сержанта не перебивал. Осматривал Надежду Прохоровну, как драгоценный экспонат в музее искусств, любовался скульптурой «Бабушка в наручниках».

— Нет, ну вы представьте! Только вчера из района предупредили — к вам может Роза на «гастроли» отправиться, а она уже тут как тут!

— А где вторая? — включился наконец капитан. — Вторую поискал? Роза одна не работает. Пока она старушек убалтывает, вторая тетка по шкафам шарить должна.

— Не было никого, — четко отрапортовал Коляня. — Одна Роза.

— Та-а-ак, — протянул начальник. — Давай запихивай ее к Козлову и пойдем искать. Кудрявцев!

Румяный рядовой подскочил на стуле. (Приключенческая книжка громко шлепнулась на пол, и тот ее стыдливо ногой под стул переправил.) Зазвенел ключами от «обезьянника»…

— Да вы что!!! — очнулась баба Надя. — Куда вы меня запихиваете?!

— Куда следует, — довольно разулыбался капитан. — Давай, Володя, не медли, нам еще ее подельницу выловить надо.

— Какую подельницу?! Вы что — с ума сошли?! Я Надежда Прохоровна Губкина из Москвы! Меня подполковник Суворин из МУРа знает!!

— Ага, — зловредно согласился капитан. — А также наш майор Панищев, подполковник Александров и старший лейтенант Татарский, чью бабушку ты этой зимой в райцентре «обнесла». Запихивай ее, Володя.

Володя мотнул головой, отпер «клетку»… Надежда Прохоровна вцепилась в ее прутья с наружной стороны и гневно пробасила:

— Имею право на один звонок!

— Американских боевиков насмотрелась, — довольно констатировал Володя и попытался отцепить бабушкины пальцы от решетки.

— Разрешите мне позвонить домой! — вопила баба Надя. — Я вам докажу, что я никакая не Роза, а Надежда Прохоровна Губкина! Пустите! У меня документы украли!!

— Ага, — снова кивнул милицейский начальник. — Мы тебе позвонить дадим, а через полчаса твой табор наше отделение в кольцо возьмет. И после этого окажется, что ты трижды мать-героиня и имеешь на иждивении шестнадцать хромых невесток и двадцать восемь внуков. Ученые — знаем! Твои шум поднимут, мы тут от детского рева и их визга оглохнем!

— Да никакая я не Роза! — взмолилась бабушка Губкина, цепко держась за прутья, поскольку никакого желания сидеть на лавочке «обезьянника» в ногах похрапывающего пьянчуги Козлова не имела. — Ну посмотрите, разве я похожа на цыганку?! — взмолилась она. — Я — русская! Надежда Прохоровна Губкина!

— Это мама у тебя русская была, — вновь согласился капитан и показал глазами на портрет на стенде. — Потому тебя, «представительницу собеса», в дома и пускали. Русская ты только по виду. Хватит препираться, гражданка Романова, попались — так имейте силы вести себя достойно! — Капитан дядя Дима нравоучительно задрал палец к потолку и сходил в кабинет за фуражкой, пока его подчиненные отдирали бабушку от прутьев и пропихивали в клетку.

Следует заметить, что на последнем этапе баба Надя была вынуждена сдаться под гнетом обстоятельств — шибко торопящиеся на розыски преступницы милиционеры нервничали, могли впопыхах и тумаков надавать. Сыщица вошла за решетку, прислонилась к прохладной стене и закрыла глаза.

Ненормальный день. Все в одну кучу смешалось: и парни в лесу напугали, и сумочку отобрали, и за цыганку-мошенницу приняли…

Фельдмаршал еще этот — чтоб ему пусто было! — в райцентр умчался, другого времени не нашел!

И что теперь делать? Кому звонить, кого на помощь звать? Эти балбесы несуществующую подельницу Розы всем отделением до ночи искать будут… Умаются. И бабку возле алконавта уморят…

Надежда Прохоровна потерла виски — туда пробиралась нешуточная головная боль, представила, кому могла бы позвонить на домашний или рабочий телефоны, которые на память знала, и расстроенно констатировала: если эти балбесы и в самом деле пробегают по поселку до самых потемок, майор Дулин уйдет домой, а его мобильного телефона немолодая бабушка наизусть, разумеется, не помнила. (Кстати сказать, Алеша говорил, Дулин и вовсе в отпуск собирался.) Придется звонить себе домой, просить Софу разыскать Алешку, который каждый вечер прогуливаться с Настенькой наладил, чтобы тот разыскал майора, который разыскал бы подполковника Суворина из МУРа, чтобы тот позвонил самолично в поселковое отделение — для пущего эффекта. Суворин — чин. Дулин, конечно, тоже товарищ авторитетный, но все же не подполковник из знаменитейшего МУРа. После звонка оттуда бабу Надю с извинениями до Парамонова доставят и ножкой шаркнут…

Но пока, видать, придется потерпеть.

Надежда Прохоровна недовольно взглянула на храпящего алконавта Козлова — разлегся, как у себя дома на завалинке! Присмотрелась к оставшемуся рядовому…

Шибко общительным тот не выглядел. Спрятал глаза от негодующего взора бабушки в книжку и старательно изображал наплевательское отношение к разгневанной злоумышленнице в кутузке.

— Молодой человек, — культурно привлекла его внимание бабушка Губкина. — Товарищ рядовой…

Тот даже ухом не повел. Уходя, капитан дядя Дима предупредил строжайше — на разговоры с опытной мошенницей не вестись, она такой молоденький состав как семечки щелкает… Так что Надежда Прохоровна минут пять безрезультатно взывала к общению: просила дать ей телефон, созвониться с Москвой, пока, наконец, осененная идеей, не завопила:

— Товарищ рядовой Владимир! Наберите, пожалуйста, номер участкового в Сельцах! Он меня знает! Я Надежда Прохоровна из Москвы, у меня документы украли!

— Ага, сейчас, — пробормотал рядовой Володя, — только козырек у фуражки начищу…

Прогресс. Рядовой оторвался от книжки и поглядел на подозреваемую гражданку:

— Долго думала? Участкового ей из Сельца вызвать…

— Не надо вызывать! Хотя бы позвоните!

— А еще сфотографировать и фотку по факсу выслать, да? — догадливо прищурился рядовой. — Сиди уже! Твой портрет и так в каждой деревне есть!

Надежда Прохоровна примолкла, вспомнив, чем закончилось ее знакомство с участковым Кузнецовым, и решила, что тот вряд ли обрадуется известию о том, что до поселкового отделения грозная жаловальщица все-таки добралась.

Решит Андрюха, что баба Надя «стучать» на него отправилась, но почему-то неудачно. Всех собак повесит. И от себя чего-нибудь нелицеприятного добавит из вредности да от испуга. Чтоб, значит, меньше ей веры было.

Но что же делать?! Ждать, пока Матрена разыскивать начнет?! Пока по отпечаткам пальцев убедятся, что никакая она не Роза?!

Так кто ж здесь отпечатки-то возьмет… Тут, поди, и приспособлений-то никаких нет, не то что специалистов.

Ох, горюшко ты горькое! Надежда Прохоровна шумно вздохнула, пихнула коленом ногу алконавта с единственным тапком, вторая была босая — подвинься, хоть посидеть немного! — нога упала с лавки, и алкоголик возмущенно хрюкнул. Раскрыл мутноватые заплывшие глазки и разродился текстом:

— Нинка, мать твою! Куда прешь, зараза?!

Удивленно обшарил глазами потолок, еще больше удивился, заметив решетку… Скосил глаза налево:

— А-а-а, выкидыш свинячий… и ты тут?.. Чего сидишь? Отъел харю на ментовских харчах…

Своеобразное одностороннее общение с применением нецензурной лексики продолжалось довольно долго. Алконавт Козлов витиевато прошелся по всем достоинствам и недостаткам рядового, в кои включил и девичий румянец, и гладкие щеки, и даже пушистые ресницы. Припомнил какой-то давний случай с помойным ведром. Девчонок в бане…