Приговор

Теперь настала очередь улыбнуться Трейси. Она даже порозовела от удовольствия.

— Про это ничего сказать не могу, но мы будем изо всех сил стараться, чтобы вытащить тебя отсюда.

— Знаю, — повторил Руди с таким доверием, что это тронуло даже Трейси.

Большинство ее клиентов доверчивостью не отличались, зато проявляли гораздо больше требовательности и не скупились на цветистые выражения. Она почувствовала, что обязана предупредить подопечного.

— Но ничего не могу гарантировать. Всегда есть шанс проиграть дело.

— Знаю, — в третий раз сказал Руди и улыбнулся. — Но вы постараетесь.

Трейси не нашлась что ответить на его рассудительные слова и приступила к делу:

— У меня к тебе несколько вопросов. Я хочу, чтобы ты просто на них ответил. Подробнее поговорим позднее, когда я получу копию твоего заявления полиции. А пока отвечай на вопросы, и все. Договорились?

— Договорились. — Улыбка не сходила с лица обвиняемого. «Неужели он не понимает, где находится?» — удивилась Трейси.

В тот же день она подала ходатайство об освобождении Руди под залог. За него не вносили залога, и Трейси сомневалась, стоит ли вообще готовить такое ходатайство: мать обвиняемого, судя по всему, не имела возможности пополнить сокращающуюся сумму предварительного гонорара и не располагала собственностью, которой можно было бы воспользоваться для обеспечения кредита. Залог при таком серьезном обвинении переваливал за сто тысяч долларов — это в лучшем случае. Элене никогда не набрать столько денег и не убедить никакого поручителя действовать в ее интересах. С практической точки зрения это действие было пустой тратой времени. Но оплачиваемого клиентом времени. А профессия Трейси в том и заключалась, чтобы бурлить в рабочие часы.

Когда Г.В. встретился с Руди, его не удивило, что парень даже в тюрьме не потерял оптимизма. Психиатр, находясь в резидентуре, [14] целый год работал в Коннектикуте с отсталыми детьми и заметил, что они всегда отличались хорошим настроением. Он запомнил замечание одного из коллег, когда они наблюдали, как смеялся и веселился класс: «А еще говорят, что они отсталые. Ни за что не поверю».

Слова всплыли в памяти Г.В., когда Трейси сказала ему, что Руди отстает в развитии и потому не сумел отказаться отвечать на вопросы детектива Брюма. Никто из запомнившихся ему детей не отказался бы. Только вот трудно будет объяснить это судье.

Во время встречи Г.В. старался казаться таким же оживленным — изображал улыбку, жестикулировал.

— Привет, Руди, я Гарри Фишер. — Он никогда не называл себя Гарри и много лет потратил на то, чтобы всех приучить к прозвищу Г.В., которым пользовались коллеги, пациенты и немногочисленные друзья. Но теперь был необычный случай — редкое практическое задание, которое требовало особого, более гибкого подхода. И Г.В. хотел, чтобы Руди Чувствовал себя в его присутствии вполне свободно.

— Привет, Гарри, — ответил обвиняемый. Психиатр показался ему славным малым, хотя и выглядел немного странно в джинсах, тенниске и кроссовках. — Чем вас угостить: чаем, кофе?

Г. В. удивленно осмотрелся. Они разговаривали в той же комнате, где Руди встречался с Трейси, и психиатр не понял, каким образом обвиняемый может заказать напитки. Руди смотрел, как его посетитель обводит взглядом стены, но молчал.

— А это разрешено? — наконец спросил психиатр и тут же заметил, как губы Руди растянулись в улыбке. Оставалось только посмеяться над собой.

Они много шутили в тот день. Гарри откровенно наслаждался — он вспомнил времена, когда работал с детьми и получал от этого удовольствие. Но в итоге пришел к выводу, что Руди немного сообразительнее, чем свидетельствовал коэффициент его умственного развития, хотя и обладает свойственной заторможенным в развитии непосредственной, восхитительной наивностью. Сам он был в этом убежден. Теперь предстояло убедить судью, что Руди был не способен отказаться отвечать на вопросы Уэсли Брюма, как собака не способна отказаться от погони за попавшейся ей на пути кошкой.

Но до суда предстояло еще много поработать: собрать школьные и медицинские отзывы и корпеть над ними долгие часы; еще не раз навестить Руди; провести психологические и интеллектуальные тесты. По большей части все это было откровенной мурой — украшением витрины в подкреплении демонстрации собственного мнения. Зато служило оправданием щедрого гонорара.

ГЛАВА 14

1966 г.

Лето в городе было душным, и эта ночь в конце августа не отличалась от остальных. Джонни лежал в кровати у открытого окна и пытался заснуть.

— Ты не спишь? — узнал он доносившийся с пожарной лестницы голос Мики.

— Нет. Сегодня не пойду. Не могу. Слишком устал. — Все лето мальчики, пожелав родителям спокойной ночи, из окна по пожарной лестнице спускались вниз на улицу, на свободу. Обычно они проделывали это не каждую ночь, а только по пятницам и субботам. Но последняя неделя оказалась необычной, и Джонни совершенно вымотался.

— Я тоже не хочу, только собирался тебе сказать, что подыскал нам работу с начала учебного года. — Вот это «нам» и заставило Джонни сесть в постели и насторожиться. Мики постоянно находил «им» работу, как, например, в «Джимми башмачнике». Джонни любил работать, но получалось так, что большую часть денег загребал Мики.

«По субботам я получаю тридцать, а то и сорок долларов», — сообщил он Джонни, когда звал к себе в дублеры, а Джонни забыл спросить, сколько денег будет доставаться ему. И это была не единственная работа Мики. Зимой он еще крутился в химчистке Шулера — выдавал заказы.

Джонни хотел было возразить, но осекся. Если Мики что-то вбивал себе в голову, он чувствовал себя настолько уверенным и проникался таким энтузиазмом, что его невозможно было переспорить. Так зачем пытаться?

— И что за новая работа? — спросил он, все еще не в состоянии разлепить сонных глаз. Мики привалился к пожарной лестнице и подогнул колени так, что они оказались на уровне плеч. На нем были только трусы. Он никогда не носил нижних рубашек.

— Будем рассаживать людей в церкви.

— Мы? Рассаживать людей в церкви? Эта работа для богатых стариков. Нас ни за что не наймут. И кроме того, я сыт церковью по горло на всю оставшуюся жизнь.

Отказ Джонни даже не заставил Мики сделать паузу.

— Все устроено. Я уже переговорил с Томом. Мы поладили — работа наша. — В этом был весь Мики. Том Руни служил директором похоронного бюро и проводил в последний путь почти всех живших в его время знаменитых ньюйоркцев. Он также надзирал за общественной службой в церквях. Но каким-то образом стал для Мики просто Томом. — Восемь долларов за службу. Четыре службы в неделю. И нам не обязательно болтаться там во время представления. Рассадим людей, соберем их денежки, посидим до половины, а потом выведем обратно. Вот поэтому наши должности называются «сопровождающими».

— Как ты сумел заполучить такую работу?

— Наткнулся на Тома после службы на прошлой неделе, и он сказал, что подыскивает пару провожатых. Спросил, не знаю ли я кого-нибудь. Я прикинул по деньгам и по времени и ответил, что мы согласны.

— Не посоветовавшись со мной?

— Слушай, наследующий день такого предложения могло не быть. Надо ковать железо, пока горячо. Отказаться всегда успеешь. — Он, как и ожидал Джонни, немного помолчал. — Только не захочешь. Работа не тяжелая. Легкий заработок.

Джонни молча кивнул. Как же, не тяжелая: по субботам торчать до ночи на дискотеке, а по воскресеньям вставать ни свет ни заря. Но ничего не сказал, лишь про себя улыбнулся. Он понимал — будет забавно. Его забавляло все, что он делал с Мики.

Они приступили на следующей неделе на восьмичасовой службе и умудрились не опоздать: черные костюмы, черные галстуки, черные ботинки, белые рубашки. И очень бледные лица, по крайней мере у Джонни. Утром, перед выходом из дома, его вырвало. Ему исполнилось шестнадцать, Мики семнадцать, и оба начали пить — для храбрости перед субботними танцами. Надеялись познакомиться с девчонками. Или даже заняться с ними сексом. Хотя Джонни был бы доволен, если бы просто договорился о свидании. Но для этого требовалось набраться храбрости. Джонни так и делал. А Мики просто нравилось выпивать. «Храбрость» достигалась двумя полулитровыми кружками солодового напитка «Кольт-45». Это пойло забирало быстрее, чем что-либо другое, но от него дурели. И посему первый День на работе Джонни провел так: рассаживал людей и бежал в туалет, его рвало, потом еще принимал деньги и снова бежал, провожал людей после службы и опять блевал. А в остальном все шло именно так, как он ожидал.