Дмитровское шоссе

— Рафаэл Амаякович, но ведь это не я придумал!

— Ты заронил творческую искорку в мое воображение, а это самое главное. Ну ладно, если завтра мы с тобой не увидимся, — вот пакет с адресом. И прошу тебя, если адресат попросит оказать ему ничтожную услугу, ты уж не откажи.

На следующее утро Олег Степанович собрал чемодан и в половине десятого спустился в вестибюль. Через несколько минут подъехал кадиллак и они отправились в аэропорт.

Как только Денисов и Ростов поднялись по трапу в салон первого класса, который оказался еще более пустым, чем неделю назад — если это вообще возможно, потому что и на этот раз их было всего двое — двигатели огромного авиалайнера заревели, он медленно и величественно развернулся по рулежной дорожке, выехал на главную взлетно-посадочную полосу, рув двигателей перешел в пронзительный визг, и самолет рванул с места. Через несколько минут надпись «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ» погасла, и Олег Степанович повернулся к Денисову. Тот уже спал. «Да, изрядно упоили его в представительстве ради отъезда!» — с завистью подумал Олег Степанович Ничего не поделаешь, переводчику, человеку не столь высокопоставленному, нужно самому заботиться о земных нуждах. Он остановил стюардессу, купил две плоских бутылки «Столичной» по 0.33, одну спрятал в чемодан, другую откупорил, поудобнее устроился в просторном кресле и налил стакан.

Москва. Начало конца

Легкий звонок над головой и женский голос: «Через пятнадцать минут наш самолет совершит посадку…» — разбудили Олега Степановича. Авиалайнер разворачивался по огромной дуге, далеко за Дмитровским шоссе, но все время приближаясь к нему. Затем плавно нырнул над станцией Шереметьевская и заход на посадку. Олег Степанович не то чтобы проснулся, а выплыл, отчаянно барахтаясь, из черной слякоти небытия, где находился последние два часа. Уже давно ему не снились такие кошмары.

Он наклонился к иллюминатору: цепь водохранилищ, темный массив еще не покрытого снегом леса. Все — мрачное и однообразное. Родной дом.

В 1976 году Олег Степанович был в Вашингтоне, где вел переговоры о проведении советской космической выставки в новом, только что построенном здании музея аэронавтики и космоса. Переговоры прошло быстро и успешно, протоколы подписаны, и Олег Степанович в сопровождении директора Национального музея Майкла Коллинза (астронавта № 3 — когда Нил Армстронг произносил свою историческую фразу: «Это маленький шажок для меня, но великий прыжок для человечества», а его напарник Базз Олдрин снимал его на видеокамеру и телевидение передавало на Землю цветные картинки великого момента, — человек впервые ступает на поверхность Луны — Коллинз кружил вокруг земного спутника на окололунной орбите, ожидая возвращения своих товарищей) спускался по лестнице. Вдруг американец повернулся к Олегу Степановичу и сказал:

— Хочешь, познакомлю тебя с Вернером фон Брауном?

У Олега Степанович от неожиданности подогнулись колени. Познакомиться со знаменитым ученым, сыгравшим такую роль в ракетостроении!

— Конечно! — ответил Олег Степанович. Коллинг подвел его к высокому, худому до истощения мужчине, который одиноко сидел в огромном зале (музей еще был закрыт для посетителей) и каким-то печальным — нет, не печальным, скорее прощающимся — взглядом смотрел на выстроившиеся перед ним творения его гениального разума.

— Мистер фон Браун, — начал Коллинз, — разрешите представить вам русского коллегу…

Олег Степанович больше не слышал слов Коллинза. Словно зачарованный, он смотрел на туго обтянутое болезненно-желтой кожей лицо знаменитого конструктора и не мог оторвать взгляда от глубоких, каких-то неземных глаз. Олег Степанович понял, что фон Браун пришел сюда, чтобы проститься со своими любимцами.

Через несколько месяцев он прочитал в газете что Вернер фон Браун умер от рака в Бетесде — госпитале для высокопоставленных американских чиновников. Олег Степанович так и не обменялся единым словом с фон Брауном, но встречу с ним запомнил навсегда.

Колеса «ИЛ-62» коснулись бетона дорожки, двигатели, включенные на реверс, заревели, самолет замедлил бег и повернул к зданию аэропорта. Денисов встал, пожал руку Олегу Степановичу и взял свой предельно раздутый чемодан.

— Значит, ничего путного мы не узнали, да я и не рассчитывал на это. Приходи завтра после обеда — что-нибудь нацарапаем для отчета чтобы оправдать наше пребывание за границей. У тебя есть колеса?

— Меня встречает Зина.

— Передай ей привет. У тебя хорошая жена. А министру я позвоню.

Зина поставила «шестерку» рядом с первым подъездом в зоне полного запрета стоянки, и никто ее не отгонял. Очевидно, соседство маленького «жигуля» песочного цвета с длинной черной «чайкой» и беседа водителя правительственного лимузина с белокурой женщиной за рулем, произвели на сотрудника ГАИ определенное впечатление. Он сделал вид, что ничего не заметил.

Олег Степанович сел на место водителя, кинул чемодан на заднее сиденье, достал из кармана пакетик в яркой обертке и вручил жене традиционный подарок после возвращения из-за границы. На этот раз подарок был весьма щедрым. На синем бархате маленькой коробочки сиял крупный изумруд, обмотанный тонкой платиновой цепочкой.

— Спасибо, Олег! — поцеловала его жена. — Это действительно роскошный подарок. Три карата, не меньше.

— Три с половиной. И наивысшей густоты — я оговорил это специально.

— Но он безумно дорогой!

— Зина, ты даже не представляешь, насколько дорогой. Только осел Саргосян считает, что у меня в Женеве один банковский счет. Но чего не сделаешь ради любимой жены?

И на этот раз Олегу Степановичу удалось проскочить переезд без остановки.

Рэд уже ждал у ворот, встав на задние лапы. Зрелище было поистине внушительное — огромный двухметровый пес темно-коричневой масти с широко открытой красно-фиолетовой пастью.

— Извини, Рэд. Тебе ничего не привез. Но мяса дам.

Именно этого и хотелось огромному псу — мяса и возможности приласкаться к единственному человеку, которого он любил всем своим собачьим сердцем.

— Как тут, Зина, тихо?

— В генеральском поселке ограбили несколько дач и убили собаку. Топором.

— Поймали преступников?

— Говорят, напали на след.

Олег Степанович тяжело вздохнул. Такой милицейский эвфемизм означал, что грабителей даже не ищут. Да и что делать с ними, если поймают? Ведь это презренная личная собственность, а не государственная. Возьмут подписку и отпустят. А если преступники несовершеннолетние, то просто вызовут родителей — коли таковые найдутся.

Он открыл чемодан, достал белый пакет Саргосяна, положил его на сиденье, и отнес чемодан в дом, оставив жену любоваться изумрудом и осваивать новинки западной моды в журналах, которые он привез. Потом вышел во двор. Наследники генерала Прохорова заперли ставни и не появятся здесь до весны. Олег Степанович кликнул Рэда и пошел вдоль забора. Под ногами шуршали опавшие осенние листья. Темнело. Как все-таки хорошо жить за городом! Он вспомнил сплошной поток автомобилей, мчащихся летоми на свои шести- и двенадцатисоточные участки за Дмитровом и с благодарностью подумал о приемном отце. В сопровождении Рэда Олег Степанович спустился к реке, проверил замок на бане и снова поднялся к сторожке. Она мало отличалась от большого дома — только размерами. Такая же тяжеловесность, массивные бревна сруба, окна поуже, но со стальными решетками и металлической дверью, обитой ради приличия деревянными планками. Вообще-то Олег Степанович любил сторожку больше, чем огромный дом — здесь он чувствовал себя в безопасности — открыл старинный буфет, достал бутылку виски, выпил полный стакан и лег на диван. Через несколько минут, утомленный перелетом и охмелевший от спиртного, выпитого на голодный желудок, он крепко заснул.

Рэд походил взад-вперед, нашел что в сторожке не так жарко, и улегся рядом с любимым хозяином.

Тревожный голос жены разбудил Олега Степановича.

— Олег, скорее! У машины кто-то ходит!