Не отворачивайся

Перед поездкой в Буффало я посмотрел в Интернете список абонентов телефонной сети Рочестера. Там числились пять Ричлеров, и только один был X. Ричлер. Жил на Линкольн-авеню. Отсюда можно было сделать вывод, что по крайней мере один из родителей Джан до сих пор жив, а может, и оба.

Чтобы убедиться, я позвонил им со своего рабочего места в «Стандард». Ответила женщина: судя по голосу, немолодая, — скорее всего Греттен.

— Могу я попросить к телефону мистера Ричлера? — сказал я.

— Подождите, — ответила она.

В трубке раздался усталый мужской голос:

— Алло.

— Это Хэнк Ричлер?

— Нет. Это Хорас Ричлер.

— Извините, я ошибся номером.

Почему Джан упорно отказывалась рассказывать о своих родителях?

— Я не хочу о них вспоминать, — твердила она. — Не хочу их ни видеть, ни слышать.

Даже когда родился Итан, жена не стала сообщать родителям.

— Им на это наплевать.

— Может, появление внука изменит их отношение к тебе? — возразил я. — И они захотят помириться.

Она покачала головой.

— Я с ними не ссорилась, поэтому и мириться нечего. Давай больше не будем об этом говорить.

Почти за шесть лет совместной жизни мне удалось узнать, что ее отец жалкий подонок, а мать унылая, сильно пьющая женщина.

— Я у них всегда была во всем виновата, — сказала Джан в субботу вечером два года назад, когда Итан остался ночевать у моих родителей. Мы выпили три бутылки вина — редкий случай с учетом того, что Джан пила очень мало, — и она вдруг разоткровенничалась.

— Почему? — спросил я.

— Наверное, злость им больше вымещать было не на ком.

— Это ужасно.

— Мне запомнилось, что папаша отчудил на мой десятый день рождения. Он обещал свозить меня в Нью-Йорк, показать настоящий бродвейский мюзикл. Это было пределом моих мечтаний. Я смотрела по телевизору церемонии присуждения премии «Тони», сохраняла экземпляры газет «Нью-Йорк таймс», где помещались рецензии на разные шоу, помнила названия всех постановок и фамилии звезд. Он сказал, что купит билеты на «Бриолин» и мы поедем туда на автобусе. Переночуем в отеле. Я не могла в это поверить. Отец, который никогда не проявлял ко мне никакого интереса, и тут вдруг… — Она отпила из бокала. — И вот наступил день отъезда. Я собрала сумку, положила туда наряд, в котором собиралась пойти в театр: красное платье, черные туфли, — а отец, увидев меня утром, ухмыльнулся: «Поездка отменяется. Я передумал». Я не находила слов. Надо же, такая подлость. Кое-как удалось вытерпеть несколько лет, а потом я от них ушла.

— Куда? К родственникам?

— Ладно, хватит об этом.

Утром, когда я попытался продолжить разговор, Джан даже слышать об этом не захотела.

Вскоре жена снова обратилась к запретной теме. Сказала, что ушла из дома в семнадцать лет и с тех пор (то есть почти два десятилетия) не виделась с родителями и не знает, живы ли они. Братьев и сестер у нее нет.

Разумеется, я не стал рассказывать ей о своей находке за плинтусом во встроенном шкафу. О том, что я узнал ее тайну. Меня расстраивало, что она пошла на такое ухищрение, желая скрыть свое происхождение. Ей, видимо, очень не хотелось, чтобы я встретился с ее родителями.

И вот на обратном пути из Буффало я заехал в Рочестер, нашел Линкольн-авеню и дом с облупившейся побелкой и покосившимися ставнями и долго смотрел на него, будто собирался потом нарисовать. Пытался угадать окно комнаты, где обитала Джан. Представлял, как она в детстве играет в «классики» во дворе или прыгает со скакалкой. А может, в этом доме, где царили равнодушие и злоба, даже такие простые удовольствия были ей недоступны?

И мне повезло. Приехали ее родители.

Я поставил машину на противоположной стороне улицы через два дома, так что внимания Хораса и Греттен Ричлер не привлек, когда они выходили из своего старого «олдсмобила».

Хорас медленно открыл дверцу и поставил ногу на землю. Ему потребовалось сделать усилие, чтобы вылезти. У него явно был артрит или что-то подобное. Возраст — лет семьдесят, лысый, на руках пигментные пятна. Невысокий, коренастый, не толстый. В общем, еще достаточно крепкий. И на монстра Хорас Ричлер не был похож. Впрочем, монстры редко выглядят отталкивающими.

Пока он двигался к багажнику, из автомобиля вышла Греттен. Она тоже шла медленно, хотя была подвижнее. Во всяком случае, у багажника оказалась раньше мужа и ждала, пока он вставит ключ и поднимет крышку. Маленькая женщина, ростом, наверное, метр пятьдесят, и весила не более пятидесяти килограммов. Жилистая. Вытащила из багажника несколько пакетов с покупками из супермаркета и направилась к двери. Муж закрыл багажник и последовал за ней. Они приблизились к дому и исчезли за дверью, не произнеся ни слова.

Я сидел, обдумывая увиденное, пытался сделать какие-нибудь выводы, но не смог. Однако у меня сложилось впечатление, будто эти двое существуют как на автомате, доживают жизнь без всякой цели. Я попробовал всколыхнуть в себе какую-то враждебность к ним, но мне почему-то было их жаль.

Когда «олдсмобил» подъехал к дому, я собирался выскочить из машины, подбежать и высказать в лицо Хорасу Ричлеру все, что я о нем думаю. Напомнить, как ужасно он вел себя со своей дочерью. Заявить, что такой черствый, жестокий ублюдок не имеет права называться отцом. Его дочь выросла хорошим человеком, и ее жизнь удалась, несмотря ни на что. У него чудесный внук, но дед его никогда не увидит.

Но я остался сидеть в машине, наблюдая, как Хорас Ричлер вошел в дом со своей женой Греттен и закрыл за собой дверь.

Затем я отправился домой. Джан об этом так и не узнала.

Глава четырнадцатая

И вот сейчас, возвращаясь с отцом домой после осмотра моста, я вспомнил о Ричлерах. А если Джан все эти годы хотела высказать родителям то, на что я не решился, находясь тогда у их дома? Может, она так и не сумела забыть жестокость отца и, перед тем как расстаться с жизнью, решила встретиться с ними в последний раз?

— Это хорошо, — сказал отец, — что мы там ничего не нашли. Хорошо. Значит, есть надежда, что она жива.

— Да, — отозвался я, — но Джан упоминала еще о мосте через водопад. Но там всегда люди, так что если бы она на этом мосту что-нибудь с собой сотворила, в полиции об этом немедленно бы узнали.

— Видишь, вон тот тип в машине свернул, не включив поворотник? У него что, отсохли бы руки?

Затем отец возмутился действиями еще нескольких водителей и, поскольку я никак не отреагировал, посмотрел на меня.

— Тебе вроде понравилась моя мысль, что Джан могла поехать к своим родителям.

— Да.

— Надо узнать их адрес. Но поскольку Джан с ними не общалась более двадцати лет, неизвестно, живы ли они.

— Они живы.

— Да? Откуда ты знаешь?

— Живут в Рочестере.

— Она тебе рассказала?

— Нет, я сам докопался.

— Тогда им надо позвонить, узнать, там ли она. Сколько туда ехать? Часа три-четыре?

— Около трех, — ответил я. — Но звонить не стану. Боюсь, они не захотят со мной разговаривать, если узнают, что дело касается их дочери.

Отец покачал головой.

— Как могут родители быть такими?

Мы подъехали к дому. Мама встретила нас в дверях. Уже стемнело, на улице зажглись фонари.

— Ничего, — ответил я на ее вопросительный взгляд. — А тут есть новости? Может, звонили из полиции?

Она покачала головой. Мы вошли в дом. Итан в гостиной придумал новую игру. Забирался на диван и спрыгивал на пол. Мама и не пыталась его угомонить. Я поцеловал сына и пошел в кухню. Достал карточку детектива Дакуэрта, набрал номер его телефона.

Он немедленно ответил.

— Это Дэвид Харвуд, — произнес я. — Решил позвонить на всякий случай.

— У меня пока нет ничего нового, — сухо проговорил детектив.

— Но поиски продолжаются?

— Да, мистер Харвуд, продолжаются. — Он помолчал. — Если к утру ситуация не прояснится, придется дать объявление в газете и на телевидении.