Иной жизни для себя не представляю! Книга вторая (СИ)

был обмотан в несколько слоев пестро раскрашенной рубашкой-безрукавкой,

которую все в отряде видели по вечерам на влюбленном канавщике! Когда

партизаном тот еще не был!

Да и сейчас парень, если конечно это Гриша, похоже, не совсем

свихнулся: убивать Палыча не планировал, раз орудие обмотал тряпкой,

наверное и в меня из Макарова стрелять не начнет, ежели вдруг встретимся.

Но зачем, зачем Камаз сжег? Неужели из-за денег, которые Палыч с

напарником выручили за товар? В такое не верилось, партизан был любовью

прибабаханый, а не жаждой наживы, причем путем преступным. И, кстати, в

чем же он остался, ежели рубашку свою на «орудии оглушения» оставил?

Позагорать решил, что ли?

Глянул в сторону Камаза – там поднимался слабенький дымок, как от

небольшого костерка. Значит, благополучно сгорел, в остатках можно

поковыряться. И там же дождаться машину с Леней и Палычем – по времени

они скоро должны подъехать.

От Камаза остались одни железки. И стоял он на железных дисках

колес, а от остатков резиновых покрышек тянулись слабенькие дымки.

Стараясь не прикасаться к черным от копоти железякам, заглянул в кабину –

бардачек открыт, Макарова в ней нет точно. Значит, все же на пистолет

партизан позарился.

В остатках кузова нашел раздутый бидон, с сорванной крышкой. Это в

нем хранилась вода, наверное при пожаре закипела, и пар раздул изделие в

подобие бочки. И маленькую канистрочку, которая хранилась в кабине, я

тоже нашел. Вернее, ее остатки – была алюминиевой, и почти вся

расплавилась. И получается, что партизан из отряда шел к Камазу со своей

водой. А если без нее – то на нашем роднике нужно вечером его уже ждать,

потому что никаких других парень не знает, а без воды в нашей жаре долго не

протянешь.

Зная, что вырученные за товар деньги оставались в Камазе, я

попробовал поискать остатки либо кейса, либо небольшого чемоданчика, в

котором они могли быть. Все просмотрел и в остатках кузова, и кабины –

ничего не нашел, даже металлических уголков и застежек, которые сгореть

вроде бы не должны. Но, может деньги были спрятаны в другом месте, о

котором я и не подозреваю? Тогда нужно дождаться Палыча – очень важно

понять, сгорели деньги, или их партизан с собой унес. Потому что если унес

– то не из-за них ли все затеяно. С учетом подозрительно большого отпечатка

сапога, принадлежащего непонятно кому.

По времени, Леонид и Палыч должны были вот-вот подъехать. А мне

очень хотелось найти рядом с остатками Камаза еще один отпечаток

большого сапога. Я чуть ли не на четвереньках ползал вокруг по траве, пока

не услышал наш Газон, и нечего не нашел!

36

Из подъехавшей машины Палыч выскочил первым, сразу полез в

кабину Камаза, потом из нее выскочил, и что-то начал искать в железках за

ней, а районе запаски. Леня за ним не полез, дождался меня:

«Что нашел?»

« Ничего хорошего», - ответил так, что бы Палыч не услышал, -

«пистолета нет, денег тоже. А сгорели или партизан увел – это сейчас он

определит», - кивнул на Палыча.

«Ну гад, ну подонок,….», - дальше Леня перешел на ненормативную

лексику, - «Пистолет то зачем дураку! Теперь о нем хочешь не хочешь, а

ментам говорить придется! И будут партизана ловить, а он по дурости разок

стрельнет – и в ответ пулю получит!» Леня еще бы долго фантазировал,

насчет судьбы партизана, но здесь к нам подошел Палыч:

«Все унес. И пистолет, и деньги. Если б сгорели – я б остатки нашел, а

их нет».

Видок и у Лени, и у Палыча был такой, словно они уже в ментовке, в

наручниках, дают показания. Что бы от мрачных мыслей отвлечь, я и

предложил:

«Давайте вперед проедем, километра два-три. Убедимся, что партизан в

ближайший поселок побежал – тогда он на проселок должен выйти, и мы

следы его увидим». Идея мужикам понравилась, и все полезли в кабину

Газона.

Проехали не два-три километра, а целых десять. И никаких следов по

проселку, кроме заячьих, лисьих и сайги! А так надеялись, что вот-вот

партизан на проселок выйдет, и мы увидим отпечатки его больших сапог!

Если только они его.

Не вышел, и настроение всем поубавил: значит крутится возле отряда, с

пистолетом, и непонятно, что у него на уме.

Вернулись в отряд, и Леонид собрал мужиков-ИТРовцев на еще одно

совещание.

«Плохи дела ребята», - заставил публику затихнуть, уже вступлением, -

«ЧП такое, что хуже не придумать: канавщик наш полностью головой

тронулся: Палыча», - посмотрел на того и покачал головой,

продемонстрировал сочувствие, - «оглушил и отравой напоил, Камаз сжег. Но

от отряда не ушел, где-то рядом крутится без еды и воды. Значит, ночью здесь

появится. И непонятно, что у него на уме», - помолчал, обвел всех взглядом, -

«Всем быть настороже! В палатках и домиках спать по очереди! Караульным

– выстрел в воздух, как только этого ненормального увидят!» - помолчал, и

потише добавил, - «У него может оружие быть».

Народ, конечно, ситуацию прочувствовал, но испугался не очень.

Парень то – середнячек, в смысле физического развития, а насчет оружия –

никто и не поверил, потому что ружья у него не было и все это знали, а

насчет Макарова Леня промолчал. Однако повышенную бдительность

проявить ночью согласился. Кое-что с Виталием, назначенным начальником

караула, ребята согласовали, и разошлись. После чего в лагере возникло

37

оживление: шло переселение девушек из палаток в домики, в том числе уже

заселенными не только женщинами, а и представителями мужского пола.

Розу и Вику Леня привел в наш домик, следом за ними Рома принес их

спальники.

«Будете жить, до моего приезда», - это он девушкам, - «спать здесь, как-

нибудь вдвоем уместитесь», - показал на свою кровать, - «и Юру во всем

слушать!» - с серьезным видом погрозил им пальцем, после чего улыбнулся, -

Можете заказать, что вам из партии привезти!»

«У нас денег нет!» - пискнула скромная Вика.

«А мне – водки бутылку!» - это продвинутая Розочка, с вызовом на

Леню посмотрев, - «И в долг, конечно!» - на что тот обреченно вздохнул и

покачал головой. После чего из дома ушел, и заскочил на минуту только

утром, за документами и своим Вальтером.

«Остаешься за старшего», - не забыл мне напомнить, - «А я поехал.

Палыч и его напарник со мной», - те ночь провели в палатке студенток.

«Удачной поездки!» - пожелал я с улыбкой, потому что понял: ночью

ничего серьезного не случилось.

«Лучше к черту пошли!» - ответил Леня серьезно, на ответную улыбку

настроения у него не хватило.

Часть десятая.

Единственная исправная машина из отряда уехала, с Леней, Палычем,

Ромой, и бутылкой в коробке от аптечки, как и планировалось – в пять утра. Я

из домика вышел, ее проводил, и пошел по отряду проверить – как это

обычно делал начальник – все ли в порядке.

Возле столовой, в которой уже завтракали четыре канавщика – после

него на ближайшие от лагеря канавы пойдут пешком – встретил караульного -

Славу, с ружьем, одолженным Виталием.

«Никого ночью не видел?» - поинтересовался для проформы, потому

что, если б видел - из ружья бы пальнут и всех в лагере разбудил.

«Спокойно все», - ответил позевывая; глянул на часы, - «мне еще два

часа стоять, потом Сашка сменит», - то-есть, молодой геолог, - «и пойду

отсыпаться».

«А второй где?» - по договоренности, караульные должны ходить

парами.

«Только что к себе ушел. Светло, отряд проснулся – вдвоем с ружьями

торчать уже нечего».

«Ружья на всякий случай и днем держите наготове», - не то я приказал,

не то посоветовал, и Слава кивнул головой, подтвердил, что понял.