Чужая осень (сборник)

Ну что, Студент, специалист замечательный, все ты знаешь, каталогам твоим цены нет. Только я специально заставляю копаться тебя в прошлом, потому что о состоянии дел сегодняшних куда лучше осведомлен. Столько научных открытий могу сделать, академические мантии некуда складировать будет. Но скромность как нельзя лучше украшает человека и благотворно сказывается на состоянии его здоровья.

— Ты не ответил на мой вопрос, Студент. Где эта работа находится сегодня?

— Я всегда вас просил делиться сведениями… — завел Студент свою постоянную долгоиграющую пластинку.

— Давай один-единственный раз обойдемся без обсуждения на эту животрепещущую тему. Мой ответ тебе хорошо известен. Зато ты не ответил на вопрос.

— На него никто не ответит, — запальчиво произнес Студент, доказывая свой высокий профессионализм. — Во всех изданиях, даже академических, дальнейшая судьба этого произведения искусства обозначена двумя словами «Местонахождение неизвестно».

И хотя Студент явно догадывался, что с моей стороны последует какая-то незначительная дополнительная информация, вряд ли он ожидал такого жеста доброй воли.

Я с наслаждением прикурил очередную сигарету и медленно свернул кукиш перед длинным носом своего главного эксперта.

— А вот это видишь, без своего микроскопа? Никто не знает? На тебе дулю, купи себе трактор. Миниатюра находится у меня.

Я прекрасно понимаю, что Студент скорее бы покончил с собой, чем показал кому-то кукиш, до того мы разное воспитание получили, но вести разговор по его правилам мне порядком надоело. Студент прореагировал на мое поведение так, будто я ему не кукиш показал, а письменное свидетельство о своей умалишенности.

— Ладно, Студент. Давай, перейдем к делу. Что со списком?

— Ничего интересного. В основном работы, которые находились до революции во дворцах, частных собраниях. Справку я подготовил подробную, так что извините, если что-то, по вашему мнению, сделал не так… Но мне казалось, что вас заинтересует эта миниатюра…

— Интересует, Студент, еще как. Но сейчас меня больше интересует список. А также вопрос возник: там много предметов, местонахождение которых неизвестно, что же ты о них не спрашиваешь?

Студент не отреагировал болезненной гримасой по поводу того, что я назвал произведения искусства таким низменным словом, а просто заметил:

— Вы всегда говорили, что такие знания для меня лишние. И, как понимаю, сейчас все эти произведения искусства находятся в какой-то личной коллекции. К слову сказать, там ведь не только предметы из дворцов знати, но и из немецких музеев. «Трофейное искусство»?

— Да, Студент, и не нужно мучиться излишними вопросами. Твоя задача — совсем в другом. Ты занимаешься возвращением к жизни произведений искусства, атрибутикой, добываешь интересные сведения о той или иной вещи… то есть, работе. Все остальное делаю я.

Хорошо, что Студент от реальной жизни оторван, даже не знает, сколько сегодня колбаса стоит и откуда она вообще появляется в его холодильнике. Он ведь только догадывается о том, как подбиралось это собрание, думает, разворовывали дворцы, а потом кто-то эти ошметки коллекций воедино собрал. Если бы Студент знал, сколько крови на груде сокровищ, бережно хранимых Велигуровым. Кровь меня не смущает, как истинного сына своей страны, с раннего детства привыкшего играть в красных и белых с постоянными расстрелами. Слава Богу, нас с пеленок приучали ни во что не ставить свою жизнь, что тогда о чужой говорить. И пусть Велигуров бережно сохраняет свое собрание. Не для кого-нибудь сберегает его, а лично для меня, о чем наш генерал отставной вряд ли мечтает.

— По списку у меня один вопрос всего. Но это уже — ваша прерогатива, — замечает Студент. — Под сто тридцать вторым пунктом значится золотой крест, с бриллиантовыми украшениями, четырнадцатый век. Таких крестов ювелиры немало создали. Не могу сказать что-то конкретное, не видя произведения искусства. А кто такой Джафаров?

— Джафаров? Я не знаю. Причем здесь Джафаров?

Студент протянул мне несколько машинописных страничек с потускневшими от времени буквами. Сто тридцать второй номер, а рядом с ним рукой Вышегородского нацарапано синими чернилами — Джафаров. И пока никаких ассоциаций, хотя чувствую, что-то очень важное, иначе почему одна-единственная пометка Вышегородского относится именно к сто тридцать второму номеру списка? У меня пока есть время. И собственный архив, даже не напоминающий тот, который создает мой главный эксперт. Так что, быть может, он даст ответ на вопрос — кто же такой Джафаров, судьбу которого Вышегородский связал с золотым крестом, украшенным бриллиантами.

36

Возле своего компьютера я нашел вещественное доказательство, подтверждающее, что Рябов не только успевает бороться с городской преступностью, но и трудится на благо безопасности всей страны. Однако меня пока интересует другое. Будь личный архив как у Студента, скакать мне джейраном по полкам кабинета и рыться в многочисленных папках. Хотя папки здесь тоже есть. Первоисточники, так сказать. Особенно те, которые служат наглядным доказательством, как полезно убогим помогать.

Лет десять назад я обеспечил одного инвалида первой группы работой, непыльной, но денежной. Не подачку единоразовую бросил, а полноценно оплачиваю труд этого надомника, так, что он заинтересованность в себе чувствует, потому и жизнь для инвалида смысла далеко не лишена. Каждое утро ему приносят гигантскую пачку газет и журналов. Инвалид добросовестно отбирает все материалы на интересующую меня тему, классифицирует их, иногда даже свои какие-то выводы делает.

Потом эти материалы попадают на мой рабочий стол, а оттуда — в личный архив, содержащий куда больше деловой информации, чем студенческий. Так что, займемся Джафаровым, введем кодовое слово и посмотрим, что это за деятель. Побежали строчки-буковки, так, все «Д» — на родину, независимо от языка. Клиенты, поставщики, среди осведомителей его явно нет, замаскировался Джафаров — дальше некуда. Но если Вышегородский его фамилию на полях такого важного документа вывел, значит, вполне допустимо: сидит где-то в недрах компьютерной памяти этот Джафаров, сам выскочить не хочет, так мы его в параллельных структурах поищем, на букву «О». Организаторы, деловые ребята, вся планета перед глазами на букву «Д», только Джафарова здесь тоже нет.

Пальцы бегут по клавиатуре, как у прирожденного музыканта, который еще играть не учился, это ничего. Успеется. А что у нас с хозяевами контрабандных каналов? Кто хочешь есть — Димов, Дерек, Демисдейл, Демьяненко, кстати, давно покойный, только я, наверное, о нем и помню. Кто хочешь здесь, даже Ду Синь, а Джафарова в упор не наблюдается. Скупщики пошли, ну это в основном моя клиентура, так что Джафарова среди них ищем только для очистки совести. А кто у нас ворует всякие крестики-иконки? Тут такая публика, с которой я никогда не работал, и тем не менее… Во какие — Дракон, Догони-и-Выбрось, интересный псевдоним, даже Дурак какой-то есть между Додоном и Дранченко. А этот чего без клички, присвоить не успели?

И, наконец, я все-таки добрался до Джафарова, хотя запрятался он на букву «К». Курьер значит, больше того, гражданин Соединенных Штатов и покойный к тому же. Ну-ка, волшебная шкатулка, что ты знаешь о подвигах ковбоя Джафарова?

На экране — статья из «Литературной газеты» двенадцатилетней давности, воспевающая подвиг Южноморской таможни. Значит, задержали наши доблестные таможенники двух типичных американцев — Джафарова и Гарибова. Они отправились из Америки на родину предков, вырыли зарытый во время революции клад и пытались протащить его через нашу границу. Но через нашу границу, ясное дело, муха не проскользнет, не то что два курьера с чемоданом, стоящим по тем временам семь миллионов. Ну, понятно, тогда колье бриллиантовое за пятьдесят штук продать — и то проблема возникала из-за таких сумасшедших денег, в смысле рублей.

Сокровища у курьеров отобрали, таможенников и ментов орденами и званиями поощрили, о КГБ, конечно, в статье ни слова, а этих двух контрабандистов, по-видимому, чтобы доказать проклятым Штатам наш советский гуманизм, даже не задержали, а просто выслали домой.