В омут с головой

— Славка! — позвал Алеша.

Ребята, окружавшие Славку, тихонько хихикнули. Тот оглянулся и, подойдя к Алеше, протянул руку.

— Здравствуй Алексей, — сдержанно проговорил он. — Я тебя сразу узнал. Приятно, что не забыл старых друзей.

— Кой черт — «не забыл», ты чего стал такой важный? — Алешка искренне радовался встрече со старым другом.

— Я теперь не Славка, а Вячеслав Александрович, — вздохнув, проговорил Славка.

— Не понял? — удивился Алешка. — Шкраб, что ли?

— Да, учитель. Я был классным руководителем Ксении Татуриной.

— Опочки, весьма неожиданно! Это то, что надо. — Алешка посмотрел вслед уходящим своим спутникам, почесал в затылке. — Ты где живешь-то? По старому адресу? Телефон прежний? Я позвоню, ладно? Надо встретиться.

Он быстро побежал к машине, где его уже ждали. Дождь прекратился, когда все еще были на кладбище. Теперь в воздухе висело бледно-серое, влажное, теплое марево. Погода была неприятной, атмосфера в салоне автомобиля — тоже какая-то некомфортная. Мрачная тишина витала над головами пассажиров. Алешка, сидящий на переднем сиденье, затылком чувствовал ненавидящий взгляд старухи. Она и всегда-то его недолюбливала, но сдержанно, интеллигентно, что ли. Сейчас ее чувства к нему проявлялись более откровенно.

Машина легко, почти бесшумно летела по все еще влажному асфальту. Далеко позади остались городские постройки, и по обеим сторонам дороги потянулись леса, поля и перелески. Вскоре с широкого шоссе они свернули на узкую асфальтированную дорожку, пробегающую сквозь сосновый бор. Эта лесная дорога привела их к самому въезду на территорию поселка Дальняя дача. Водитель притормозил у КПП и ровным голосом произнес:

— Шлагбаум закрыт.

Алешка расценил эти слова как предложение прогуляться до шлагбаума. Они вместе покинули салон автомобиля. Подошли к бело-красному полосатому заграждению, попытались его отодвинуть. Но шлагбаум был пристегнут к вкопанному в землю чугунному столбу и заперт на висячий замок.

— Вот, блин! Где этот цербер шляется, — ругнулся водитель.

— Спит, наверное, — предположил Алешка и пошел к сторожке.

Он заглянул в окно домика, стараясь разглядеть, что творится внутри. Но увидеть ему ничего не удалось: там было темно. Алешка подошел к входной двери, толкнул ее, дверь открылась. Легкий холодок пробежал по Алешкиной спине, он заглянул в сторожку, позвал:

— Михалыч, ты здесь?

Ему никто не ответил. Он вошел и увидел Михалыча, лежащего на его любимой тахте лицом к стенке. Первым желанием Алешки было выйти и позвать кого-нибудь. Но он взял себя в руки, подошел к сторожу поближе, с дрожью в сердце протянул руку, потрогал его за плечо и, тихонько выдохнув, спросил:

— Михалыч, ты спишь?

Михалыч вдруг резко повернулся на спину, даже скорее просто упал. Алешка от неожиданности отскочил от него на несколько шагов, остановился у двери, готовый в любую минуту выскочить из помещения. Михалыч вдруг резко сел и промычал:

— Ну?! — Это прозвучало не то вопросительно, не то утвердительно. — Леха, ты че ли? А я думаю, хто тута меня будит? Ужо похоронили?

Он сделал попытку подняться, но безуспешно, и снова повалился на тахту. Алешка почувствовал резкий запах свежего алкоголя.

— О-о-о Михалыч, да от тебя можно закусывать, ты чего это, с утра пораньше?

— Дак, а я это, за упокой души. Новопреставленных. Так полагается. Я человек православный.

— Ну ладно, православный, ворота отворяй. Или лучше дай мне ключ.

Михалыч посмотрел на Алешку непонимающим взглядом и не без усилий проговорил:

— He-а, низзя! Ни винтовку, ни жену не доверю никому. — Потом пошарил взглядом по столу и предложил: — Алеха, давай еще по маленькой.

— Нет, Михалыч. Мне еще рано, а тебе уже хватит. Ключ давай, однако.

Но Михалыч был неумолим в стремлении выполнить свой служебный долг. Шатаясь, спотыкаясь и поминая матушку при каждом шаге, он наконец вышел из каморки.

Около машины стояла Светлана Арнольдовна и курила. Задняя дверца машины была открыта, на сиденье, спустив ноги на землю, сидела Ольга Степановна. Она опиралась руками о колени и, опустив голову, качала ею из стороны в сторону, что-то бормоча.

Михалыч с немалым трудом добрался до шлагбаума и открыл его. Алешка залез обратно в машину, водитель включил зажигание. Светлана Арнольдовна попросила Ольгу Степановну подвинуться, чтобы сесть на прежнее место. Однако старушка не тронулась с места, будто и не слышала просьбы Светланы Арнольдовны. Павел Николаевич тоже попросил жену подвинуться, но и его она не услышала. Светлана Арнольдовна присела перед женщиной на корточки, взяла ее руку в свои, ласково проговорила:

— Олечка Степановна, миленькая! Не хотите ехать, может, прогуляемся пешочком? Здесь недалеко.

Старушка наконец очнулась и, посмотрев на Светлану Арнольдовну, молча кивнула. Тяжело поднявшись на ноги, она пошла по дороге.

— Мама, тебе помочь? — Алешка высунулся из окна машины.

На его возглас обернулись обе женщины. Мать махнула рукой, отказываясь от помощи, а Ольга Степановна внимательно посмотрела в его сторону, наморщив лоб, как будто не узнавала его.

— Пусть идут, — подал голос с заднего сиденья Павел Николаевич. — Оле лучше сейчас в тишине побыть, а твоя мама приглядит за ней.

Алешка видел через лобовое стекло, как женщины сделали несколько шагов к стоявшему у шлагбаума Михалычу. Ольга Степановна, поравнявшись с ним, остановилась, подошла к нему вплотную, будто хотела что-то сказать. Все спокойно наблюдали за ее действиями, никто не ожидал никаких эксцессов. Ольга Степановна секунду постояла около сторожа, отвернулась, чтобы уйти, и вдруг бросилась на него. Вцепившись ему в волосы, царапала его лицо, шипела и рычала. Не удержав равновесия, оба повалились на землю. Михалыч, опешивший от такого натиска, вяло отбивался, все время повторяя: «Да че ты, че ты?»

Все, кроме водителя, бросились разнимать дерущихся. Алешка помог матери и дяде Паше оттащить Ольгу Степановну, потом протянул руку Михалычу. Тот поднялся, вытирая кровь с расцарапанного лица, посмотрел на Ольгу Степановну и тихо, странно трезвым голосом проговорил:

— Это ничего, я понимаю. Это ничего.

Он приосанился, шмыгнул носом и пошел к своей сторожке. Но остановился, услышав, как Ольга Степановна, сделав несколько шагов, обернулась и, посмотрев на Алексея, прошипела:

— Это ты, это вы! Вы оба. Душегубы. Я убью вас, обоих убью!

— Оля, не надо, — проговорил дядя Паша. — Пойдем домой, пойдем.

Ольга Степановна дала себя увести мужу. Они пошли по лесной дорожке, муж обнимал жену за плечи, и видно было, как две седые головы склонились друг к другу.

Алешка, глядя на них, вспомнил песню, которую часто слышал, но никогда не вслушивался в смысл ее слов:

Наверное, поэт писал о таких вот, любивших друг друга всю жизнь, но так и оставшихся одинокими.

Михалыч безвольно махнул рукой и поплелся в свое убежище. Светлана Арнольдовна разговаривала с водителем около двери сторожки.

Алешка продолжал стоять один на том месте, где произошла стычка. Ему не нравился такой поворот событий. Мало того, что он страху натерпелся, так еще опять попал в обвиняемые. Главное, непонятно, почему Ольга Степановна обвиняет его и Михалыча? И в чем? Что именно она имеет в виду? Или они оба просто попали под ее болезненный взгляд? Тогда минут через пять она начнет обвинять в смерти ее любимого Илюшеньки и еще кого-нибудь. Любой прохожий, встретившийся ей по дороге домой, станет душегубом. Любой сосед! А если ей вздумается направить свой гнев на маму или отца? Ей наверняка кажется, что весь белый свет на нее ополчился. А мама говорит, что она не опасна. Ну, уж нет, лучше держаться от нее подальше.

Мама тем временем, закончив разговор с водителем, забрала из машины оставшиеся там сумки и зонтики и подошла к Алеше. Машина развернулась и поехала обратно в город, так и не воспользовавшись гостеприимно распахнутым въездом.