В омут с головой

— На улице Ткачей, дяденька Серый Волк, — подхватила игру Лина.

— Ни фига себе, это же другой конец города! А можно на такси?

— He-а, только на троллейбусе.

— Лина, ты хочешь моей смерти?

Он развернулся и понес ее обратно на улицу. Вниз было идти легче, чем подниматься на третий этаж, но все же Алешка слегка выдохся. Оказавшись опять на милицейском крыльце, он остановился в задумчивости. Лина показала рукой направо:

— Троллейбусная остановка там.

— А ресторан «Славянский» там. — Руки у Алешки были заняты, и он показал направление подбородком.

— Ты думаешь, что с милицейской зарплатой можно ходить по ресторанам? — удивленно спросила Лина.

— Я приглашаю. Надо пожалеть бабушкины руки, они стареют от бесконечного мытья посуды, — сказал Алешка и понес Лину в сторону ресторана.

— Я не могу принять приглашение, — продолжала Лина.

— Это еще почему?

— Я лицо должностное, ты лицо участвующее в следственных мероприятиях. А стало быть, можешь в любой момент стать проходящим по делу. Твое приглашение может быть расценено как взятка.

— Хорошенькое дело, а если ты, например, моя жена, что тогда? Я не имею права пригласить тебя в ресторан?

Лина не ответила. Тогда Алешка нашел компромиссное решение:

— Придется вам, мадемуазель, в порядке исключения побыть моей невестой, хотя бы на время обеда.

Лина опять ничего не ответила. Алешка донес ее до ресторана, вошел в зал с нею в руках, спросил у администратора, где им можно сесть, посадил Лину за стол и сказал:

— Чур, обратно идешь сама.

— Это еще почему? — удивилась Лина. — Мне понравилось, я не против и дальше так передвигаться.

— Я тебя сейчас так накормлю, что не в состоянии буду тебя поднять.

— Хорошо, — неожиданно согласилась Лина, — как скажешь, дорогой.

Им принесли меню, он стал заказывать самое дорогое из того, что было, однако Лина взяла у него папку с меню и попросила:

— Позволь мне, пожалуйста.

Он отдал ей папку, она заглянула в нее и сделала заказ:

— Пожалуйста, мне салат с крабами, бульон с гренками, чай с лимоном. А этому товарищу, — она кивнула на Алешку, — пожалуйста, украинский борщ с пампушками, овощное рагу, котлету по-киевски. Тебе чай или кофе, дорогой?

Алешка удивленно смотрел на Лину: он сразу даже не смог сообразить, что она у него спрашивает. Так и сидел, словно замороженный. Поэтому переспросил ее:

— Что ты говоришь, дорогая?

Официант начинал поскрипывать зубами.

— Что пить будешь, спрашиваю? — ответила Лина, тоже несколько раздраженно.

— А, пить? Виски, двойной со льдом.

— Виски в баре. Могу предложить боржом, настоящий. — Официанту надоели взаимные реверансы этих двоих, и он попытался их прервать.

— Боржом, так боржом, только похолодней, если можно, — согласился Алешка.

Боржом принесли довольно быстро, и он был достаточно прохладен. После первых глотков Алешка остыл, успокоился, отдышался и, наконец, спросил:

— Послушай, а официально кому достанутся магазины Татурина?

— По праву первонаследия его жене, в долях — сыну и отцу. Но, полагаю, существует завещание. В этом мире так просто сделки не заключаются. Предвижу, что либо всплывет какой-то неожиданный наследник, либо собственностью будет распоряжаться отец. Насколько я информирована, в деле работают только деньги Татурина. Людмила, хоть и из хорошей семьи московской номенклатуры, но бесприданница. Их брак был построен на расчете, а рассчитывали Татурины на прочные связи со столицей. Но произошел большой облом: Людмилин папашка с приходом перестройки слетел с насиженного места и остался ни с чем. И дочка его с зятем — соответственно. Вот тогда Татурин и начал вкладывать деньги в собственность. Приватизация, аукционы, но, конечно, льготные, почти безальтернативные. Таким образом, ему отошло около 50 % городской и областной торговой сети. Были и приличные предприятия, например, молокозавод в Карпове, льнозавод в Чурилове, два бывших совхоза, сырзавод, несколько лесопилок и многое другое. Короче говоря, состоятельным мужчиной был Илья Сергеевич Татурин.

— А как его финансовое состояние, может, он был на грани разорения? — не унимался Алешка. Тогда можно оправдать и убийство дочки и самоубийство.

— Мимо! Татурин — на редкость удачливый бизнесмен. Все его предприятия работают и приносят прибыль. И вот еще загадка: даже совхозы, которые умирали, поднялись при нем. Он исправно платил налоги. Я сама просмотрела все налоговые отчеты. С криминалом у него проблем никогда не было, он сам для многих был крышей. Даже поговаривают, будто он был смотрящим, но это… за что купила, за то и продаю.

— Тогда, может, кого-то прижал не в меру?

— Тоже отпадает. Все источники подтверждают, что сам он рэкетом не занимался, был справедлив и милостив. Когда давал в долг, то зачастую даже расписки не брал. Ему почти весь город должен. Он никогда не требовал ни процентов, ни залогов.

— Значит, следует искать среди тех, кто ему больше всего был должен.

— Я тоже так сначала подумала. Но «должников не убивают, убивают кредиторов». Не помню, кем сказано, но сказано правильно. И тут опять возникает непонятность, и не одна. Во-первых, он на должников не давил. Давал отсрочки, входил в положение и так далее. То есть с ним было выгодней работать, чем с любым банком. А где ты видел делового человека, которому рано или поздно не потребуется заем? И куда идти? В Сбербанк, где 37 % годовых. Или к Татурину? Вот к нему и шли. И один раз, и второй, и третий. Он для них был палочкой-выручалочкой. И если его спихнули в озеро должники, то они спилили сук, на котором очень удобно сидели. И какой смысл было тащить его за тридцать километров от Дальнославска? Не проще ли грохнуть прямо в городе? У дома, на работе, да где угодно! И еще одна неясность. Кроме следов машины Татурина, других следов не было. Умирал он, судя по всему, в сознании. Его не отравили, не усыпили. Что его заставило на полной скорости газануть с утеса?

— Да… Здесь больше вопросов, чем ответов… А следы борьбы?

— Никаких, мы осмотрели всю площадку, только следы пребывания туристов. На километры в округе примятая трава и мусор. А кстати, что тебе подсказывает твоя интуиция?

— Обед очень вкусный, — ушел от ответа Алешка и постарался сменить тему разговора. — Да, кстати, откуда ты знаешь, что я люблю поесть?

— Почувствовала, — ответила Лина, улыбнувшись.

Алешка понял, что предчувствия его не обманули. Эта женщина богом создана для него одного. Хоть он и влюблялся раньше, и не раз, и не два, но таких глаз он еще не видел. Он не просто влюбился, он влюбился по уши. Втрескался, втюрился — что там еще говорят в таких случаях? Короче, горел синим пламенем, плавился как свеча…

Они вышли из ресторана. Алешка решил, что они сегодня не расстанутся, и предложил Лине зайти в сквер, подышать свежим воздухом, но Лина была неумолима:

— Мне пора, я и так уже задержалась.

— Во сколько ты заканчиваешь работу? — еще не переставал надеяться Алешка.

— Поздно. И не ходи за мной, пожалуйста. Я не умею бегать. А если ты будешь меня преследовать, я не смогу от тебя убежать. И это будет нечестно с твоей стороны. — Лина проговорила все это на едином дыхании, поцеловала Алешку в правую щеку и ушла.

Впервые в жизни он не нашелся, что ответить женщине, так и оставшись стоять на месте. Настолько необычна была эта женщина, что он, искушенный в делах обольщения, чувствовал себя просто семиклассником на танцах. И пока собирался с мыслями, ее и след простыл.

ГЛАВА 4

Вечером за ужином мама сказала:

— Алеша, у тебя завтра как со временем?

— Да вроде ничего, а что?

— Я тебя хотела попросить поехать с нами на похороны. Ольге Степановне очень плохо. Боюсь, мы с Павлом Николаевичем сами не справимся. Машину за нами завтра пришлют, отец с кем-то договорился.

— Хорошо, я поеду с вами.

Алешка обрадовался маминой просьбе. Всю дорогу домой из города он обдумывал, каким образом попасть на похороны Татурина-младшего. С одной стороны, ему было неприятно использовать горе людей в корыстных целях, а с другой — похороны — это как раз событие, на которое собирается масса народу, событие, где можно без проблем увидеть всех, кто окружал покойного, любил его, ненавидел, работал вместе с ним… Алешка надеялся, что его способность чувствовать поможет ему и тут. Что он хотел узнать конкретно, он пока даже не мог разобраться, но знал, что ему там быть необходимо.