Африканский след

идоре, как ей казалось, уже целую вечность, хотя на самом деле прошло не более получаса с того момента, как она оставила их вдвоем. Наконец дверь палаты распахнулась — и бледный как полотно Грязнов медленно перешагнул порог, еще раз оглянулся через плечо. Потом вяло махнул рукой и прикрыл за собой дверь так медленно и осторожно, словно она была стеклянная…

Ирина была около генерала, медленно двинувшегося по коридору, спустя секунду.

— Славик… — Она посмотрела вздрогнувшему Вячеславу Ивановичу в глаза и, уже более не сдерживая слез, бросилась ему на шею. — Ох, Слава, Слава…

— Ну-ну… — Грязнов растерянно прижал к себе на секунду Ирину, потом отстранил ее и удивленно произнес: — Не думал, что ты будешь так уж обо мне… переживать…

— Ну и дурак! — сердито улыбнулась она и поспешно вытерла слезы. — И я дура… Шурик сейчас увидит, что я ревела, и… Он как?..

— Нормально, успокойся… — И, подумав, добавил: — Мы же с ним мужики все-таки.

— Ага, — кивнула она, — мужики… Безголовые, отчаянные и жутко замечательные мужики!

Она отступила в сторону, пропуская Вячеслава Ивановича Грязнова мимо себя к выходу и смотрела на его заметно ссутулившуюся спину до тех пор, пока генерал не скрылся за поворотом коридора, ведущего к выходу.

Потом Ирина Генриховна поспешно достала из кармана пудреницу и, медленно двинувшись к палате мужа, на ходу придирчиво принялась вглядываться в свое отражение: видно или нет, что только что плакала?.. Все-таки видно… Тормознув возле самой двери, она взяла в руки пуховку и начала деловито и торопливо припудривать носик… За этим занятием ее застал неожиданно раздавшийся из палаты вопль Турецкого:

— Ирка, ты где?!. Ира!..

Охнув, она чудом не уронила пудреницу и влетела к нему, едва не вышибив дверь:

— Господи… что… что?!

На этом Ирина Генриховна и умолкла, замерев на месте с приоткрытым ртом: увидеть она ожидала все, что угодно, кроме того, что видела!

Александр Борисович, сидя на постели, беспорядочно размахивал руками, на его физиономии сияло выражение не просто радости, а подлинного счастья.

— Вспомнил! — вновь завопил он. — Ирка, солнышко мое, я вспомнил!

И он с самым торжествующим видом протянул в ее сторону руку: в его пальцах был зажат черный божок, которого она успела за эти недели возненавидеть.

— Господи, как ты меня напугал… — Она перевела дыхание. — Слава богу, что вспомнил, теперь-то я могу его отсюда вышвырнуть, этого урода?

— Теперь, дорогая, как раз не можешь! — Турецкий моментально успокоился, хотя глаза его продолжали сверкать от возбуждения, но говорил он очень серьезно. — Не можешь, поскольку это не просто урод, а очень важный вещдок…

Ирина закусила губу и уставилась на него вопросительно.

— Сейчас ты дашь мне телефон… Дашь-дашь, даже не сомневайся! Я вызову сюда Костю… Необходимо срочно найти одного человечка, мы его когда-то вместе с Меркуловым и Славкой от тюрьмы спасли с огромным трудом… Правда, кажется, он нас за это возненавидел…

— Как это? — Ирина Генриховна