Убийца среди нас (СИ)

-- Иди, где вчера...

Выбираться из толпы было легче, люди расступались охотней. А дальше все повторилось: Петр забрался на панельную стену, Нина подала ему сумки, а он передал их Генке. Денег Генка с него не взял и тут же ушел к воротам, скоро начнут запускать людей. Да, охране в выходные дни приходится туго. А Петр, заняв уже обжитое место, стал ждать сестру.

День начался просто чудно Не прошло и часа с открытия рынка, а Нина уже продала несколько шапок. Но эта удача ее насторожила. Нагнувшись к Петру, шепнула:

-- Пройдись, брат, может, дешевим?

Петр спорить не стал и пошел по торговым рядам. Оглянувшись, увидел, как к сестре подошли несколько покупателей. Хотел было вернуться, но махнул рукой и поплыл вместе с людским потоком. Искал шапки: много ли их, какова цена? Нет, почти столько же, сколько и вчера. А вот цены подскочили, надо предупредить Нину. Верно сказала вчера соседка -- народу в выходной пришло -- не протолкнуться. Еще она, кажется, говорила, чтобы глядели в оба...

Только об этом подумал, как внутри шевельнулось непонятное беспокойство. Такое с ним уже было. С чего бы это? Все идет нормально, место неплохое, соседи хорошие, сестра, как всегда, осторожна: все у нее на булавках и резинках, много шапок не выставляет. Но ведь по рынку шастает столько всякого дерьма, кому хоть чем-то поживиться, чего-то урвать. Да, надо спешить, но ведь когда торопишься, то все не так и все мешает. Сколько же люда понаехало -- никакого просвета! Но вот и свой, знакомый, ряд.

Странно...

Почему у Нины глаза, как помидоры, красные и набухли от слез? Почему плачет? Ведь шапки на месте, лежат на прилавке. Смотрел и понять не мог. Крикнул:

-- Объясни, в чем дело?

Из всхлипов сестры еле уловил то, чего больше всего боялся.

-- Украли сумки... с шапками и вчерашней выручкой...

Нина вышла из-за прилавка. Кто останавливался из любопытства, а большинство молча проходили мимо. На сапоге Нины болтались белые полоски резинок. Кровь хлынула к голове, в глазах потемнело. Какое-то время Петр не мог даже двинуться с места, в висках невыносимо застучало. "Только бы не упасть", -- подумал он и лихорадочно проглотил без воды несколько таблеток.

"Гады! Сволочи! Убью!..." Мелькало в разгоряченном сознании. Сделав несколько шагов навстречу к раздавленной горем сестре, обнял ее и прижал к себе. Нина зарыдала, и Петру хотелось кричать вместе с ней, взывать о помощи. "Господи, да за что же это?! За что?..."

Подошел сосед по прилавку. Он куда-то отходил, а вернулся, когда все уже произошло. Ему обо всем рассказала жена.

К Нине, говорил он, подошла группа кавказцев. Стали примерять шапки и расхваливать. Веселые такие, добродушные, все при деньгах. Никак не могли подобрать нужный размер самому высокому: то ему резинки мешали и он нагибался, то размер или цвет не тот. Одна шапка вроде подошла. Он долго вертелся перед зеркалом, что держала в руках сестра, и даже набивался в женихи. Сестра засмущалась и не заметила, как под прилавком были обрезаны резинки на сумках. Все это видел пацан с Украины -- он сидел на стульчике и пил чай. Но ему пригрозили ножом. А потом подошла еще группа кавказцев, а первые, так ничего и не купив, уплыли вместе с толпой. Только после Нина вдруг почувствовала неладное, но было уже поздно.

-- Какая же мразь! -- качал головой сосед. -- Ей-Богу, никогда никого не бил, но этих гадов задавил бы собственными руками!

Кто-то из проходивших заинтересовался шапками:

-- Чьи? Кто хозяин?

Петр подтолкнул Нину к прилавку.

Подошли Генка с Серегой. Генка, глянув на Петра, матюкнулся:

-- Смотреть надо было, а не рот разевать! Они же, суки черножопые, стаей ходят. Обчистили и теперь как пить дать умотали на машине. Ищи-свищи! Тут их сто процентов уже нет.

-- Все равно сходи к ментам -- посоветовал Серега. -- Напиши заявление, дай приметы. Может, и поймают подлюк.

-- Да-да, пацан, соседи подтвердят. Морда у главного приметная, -- сказал кто-то.

Петр пошел в отделение милиции и скоро вернулся вместе с оперуполномоченным. Ходили, опрашивали, выясняли, как все было, уточняли приметы. Молодой опер возмущался, что от кавказцев просто житья нет. Говорил, что все они -- жулье. Правда, после поправился, что нормальные кавказцы дома вкалывают, а не по рынкам шастают. Вскоре он ушел, оставив Петру бумажку с номером телефона и своей фамилией.

-- Думаешь, найдут? -- с надеждой спросила Нина. Она сникла, как-то сразу постарела и почему-то все время икала. Соседка налила ей из термоса горячего чая.

-- Не знаю, -- вздохнул Петр. -- Будем надеяться... Ты сама слышала -- просил звонить...

Вновь вмешался сосед по прилавку:

-- Да все менты с ними заодно. Если б захотели, давно переловили бы. А на наши заявления даже не отвечают. --Но, сообразив, что хватил через край, поправился:

-- А может, что и получится. Всякое бывает...

Пока Петр оформлял дело с опером, Нина успела продать оставшиеся шесть шапок. Покупатели, словно понимая ее горе, брали, почти не торгуясь. А она и сама была уже ко всему равнодушна. Потом ехали в метро и молчали. У Петра после таблеток головная боль поутихла. Он обнял сестру и ни о чем ее не спрашивал. Да и себя берег -- голова после того удара так и не прошла. Когда пройдет -- кто знает? Найдут ли машину? Не верится... Нет, чуть поволнуешься, снова начинаются боли. А Нина пусть поплачет. Беда, конечно, свалилась большая, но пережить можно. Главное -- здоровье.

-- И зачем же я деньги положила в сумку! Какая дура! -- всхлипывала Нина.

-- Ну хватит, -- успокаивал Петр. -- Эти гады за нами следили. Они все рассчитали, увидели, что и я ушел, и сосед. А пацан, что он мог сделать? Это ж мразь, нелюди! Улыбаются, а творят такое!... А что я в Чечне видел... -- В голове опять застучало. Прикрыв глаза, Петр снова стал думать о мести.

Василий Игнатьевич с супругой, узнав, что случилось, запричитали и заохали. Как же так? Зачем надо было уходить? Младшая дочь бросила реплику:

-- Это сколько ж бабок кому-то подвалило?

-- Замолчи! -- прикрикнул на нее отец. -- И запомни: деньги как приходят, так и уходят. А совесть человеческая дороже денег. -- Повернулся к Петру с Ниной:

-- Зарплату сегодня дали, вот она -- возьмите. Больше ничем помочь не могу.

Зарплату Василия Игнатьевича они, ясное дело, не взяли. Собравшись и поблагодарив хозяев, Петр с Ниной уехали на вокзал.

XXI

Галина Семеновна Красавина своих детей иногда, то ли в шутку, то ли всерьез, называла упертыми. То есть -- твердолобыми, упрямыми, настырными. Но мать гордилась, что дочь и сын самостоятельно вошли в жизнь, что они трудолюбивы и не подвержены вредным привычкам. Страшно боялась, что Петр как отец, начнет пить. Но опасения оказались напрасными.

Но вот "упертость" у Петра с Ниной особенно проявилась в таком новом деле, как бизнес с шапками. Первая поездка в Москву окончилась плачевно. Другие бы на их месте плюнули и занялись чем-нибудь другим: Петр, к примеру, ремонтировал бы машины, а Нина работала в зверосовхозе. Но не такими были брат с сестрой. Погоревав, они вновь занялись шапками, считая, что бизнес, в принципе, можно сделать неплохой, надо только впредь рот не разевать.

Срочно требовались деньги. Где их взять? Денег осталось лишь за последние шесть шапок. Да у Петра имелся "неприкосновенный запас" -- деньги покойного Мишки Козлобаева. Хотел, правда, вернуть долг Парамошкину, но тот пока молчит и не напоминает. Что ж, подождет, а деньги пусть пойдут в дело. Нине сказал, что в мастерские поступили неплохие заказы и он получил предоплату. Сестра обрадовалась.

Подсчитали, сколько можно купить шкурок и сшить шапок. Получалось около тридцати. Это уже кое-что.

Вернувшись домой, Нина написала письмо в Москву Василию Игнатьевичу и попросила о случае с шапками никому не говорить. Через некоторое время ей вновь удалось купить по льготной цене шкурки норки, и сразу же начали с подругой шить шапки.