Современный польский, чешский и словацкий детектив

Трещали мотоциклы — стоянка в двух шагах. Постепенно толпа редела. Уже прошли инженер Стеглик с портфелем, тощий человек в толстых очках, парень в серой кепочке набекрень — вахтер протянул ему какую-то записку, тот прочел, чертыхнулся и потащился обратно. Взгляд незнакомца с плащом следовал за ним. Тот двинулся в сторону гаражей, направо, обошел их, исчез. В воздухе порхнула синичка. Жара опрокинулась на город, словно стеклянный колпак.

Вахтер закурил.

— Кого-нибудь ждете?

Незнакомец вздохнул и утвердительно кивнул.

— А которую, если не секрет?

— Божену, фамилии не знаю. Только вчера познакомились.

— У, сколько у нас этих Божен! — Вахтер улыбнулся, обнажив щербатые зубы.

Человек с плащом всем своим видом показал, что согласен, и вернулся обратно к скамейкам. Была уже половина третьего. Он ждал до без четверти четыре. Окна здания за стеной были темными и слепыми. Прежде чем забраться в автобус, он увидел вдруг зеленый пикап. Тот отъезжал, и человеку с плащом показалось, что вместе с ним сейчас что-то исчезнет. Он долго не мог понять: что же все-таки? Потом поймал себя на глупой мысли: зеленый пикап — быть может, это надежда?

В автобусе он уже улыбался. К черту дурацкие предрассудки!

— Тороплюсь на совещание, — объявил директор Сага Бауманну и поднялся из-за стола. — Пришли бы пораньше, у меня никого не было, только инженер Голиан заходил во втором часу, минут на десять, не больше.

— Всего два слова, очень прошу, — умолял Бауманн, стоя в дверях с портфелем в руках.

Он вошел и сразу, без приглашения, сел. Руки у него дрожали. Кабинет директора был просторным, но душным и неуютным: кожаные кресла и громоздкая черная мебель, толстые словари и собрания сочинений государственных деятелей, аспарагус над бюстами Маркса и Ленина — все отдавало казенщиной. Окна за шторами упирались в высокую стену, как и у Бауманна, только в той комнате на четвертом этаже они выходили на крышу, ему была видна еще и полоска неба. Эти же видели лишь бетонную стену да пожарную лестницу.

— Мне надо поговорить с вами о Голиане, — сказал инженер. — Утром он был у меня, а потом отправился, вероятно, к Стеглику. Он к нему каждый день ходит.

— Ну и что из этого? — спросил директор равнодушно. — По-вашему, ему нельзя ни к вам, ни к Стеглику?

Бауманн удивился:

— Но ведь он же был у вас. Он что, ничего вам не сказал?

— А что он должен был сказать?

— У нас с ним разногласия, нет, не производственные, личные… Впрочем, не совсем личные… Я задерживаю вас, вы спешите. Короче, я пришел, чтоб отдать вам…

— Что?

Инженер открыл портфель и достал толстый пакет.

— Пожалуйста, — сказал он тихо.

— Что это такое? — повторил директор, но Бауманн вместо ответа расстегнул воротник рубашки. — Вам нехорошо? — Директор перепугался.

— Нет, я только… Это у меня давно. Поймите, ведь наши распри с Голианом… Когда-то ему пришла в голову довольно смелая идея, позже он от нее отступился, а я с его полнейшего согласия ею занялся. Сейчас, когда я кое-чего добился… Хотя, возможно, это просто хобби, забава в свободное время.

— Что еще за хобби? — Сага взглянул на часы. Маленькая стрелка стояла на четырех, большая подходила к двенадцати.

— Речь идет о силиконах, производство некоторых до сих пор еще очень дорого и сложно, поэтому я пытался, я очень хотел добиться… Но это в будущем, я еще многое не доделал. Вас прошу об одном: спрячьте пока эти бумаги в свой сейф, мы с Голианом пользуемся моим, так сказать, совместно, ну а он… Когда-то я дал ему запасной ключ… — Бауманн делал слабую попытку улыбнуться, но не смог и умолк, опустив голову.

Сага медленно подошел к нему.

— Да, я знаю. И да будет вам известно, все это рассказал мне сегодня днем Голиан. Он тоже дал мне кое-какие бумаги. Потом дал ключ и просил передать вам. Пожалуйста, получите!

Директор достал ключ из кармана и положил на стол.

— Спасибо, — поклонился Бауманн. — Я знаю, мне не следовало давать ему, но… Это было год назад, тогда я заметил, что он меня подозревает, считает, будто я от него что-то скрываю, ключ же должен был доказать ему, что он заблуждается, доказать, что я ему верю… И тогда я действительно ему…

— Простите, — перебил его директор, — а сейчас уже нет?

— Если говорить честно, сейчас уже…

Издалека доносился рокот. Наверное, бульдозер, а может быть, трактор.

— Ну, рассказывайте, что случилось. — Сага пригладил волосы.

— Утром я ушел из кабинета. — Бауманн открыл пакет. — Думал, на минуточку, и не запер двери, но вернулся только около трех. Эти бумаги лежали на столе, но не в пакете, а просто так, под какими-то документами. Вскоре позвонил инженер Сикора, ему что-то было нужно. Я говорил с ним и машинально перелистывал лежащие на столе бумаги. — Бауманн достал несколько листков. — Смотрите, их кто-то в мое отсутствие брал, — показал он, — открыл сначала на предпоследней странице и переписал ее. На такой же тонкой бумаге, как у меня, но только от руки, а не на машинке. Делал он это неосторожно, сильно нажимал карандашом. Вот и оставил следы.

— Вижу, — согласился директор. — Продолжайте.

— Посмотрите эти две страницы на свет. Может быть, узнаете почерк.

— А вы узнали?

— Да.

Сага взял страницы и подошел к окну. На обратной стороне страницы слева были явно видны отпечатки самописки или карандаша.

— Ну? — посмотрел на него Бауманн.

— Вижу. И вы уверены, что это работа Голиана?

— Я полагаю, что это он. А вы, извините, нет?

— Я не графолог, и вы тоже. И я не хочу скандала.

— Вы в самом деле не узнаете этого почерка?

— Я уже сказал вам, что я не графолог. Кроме того, это мог сделать кто угодно, ведь бумаги лежали на столе. Если б они были в сейфе — дело другое. Голиан дал мне ключ что-то после двух, следовательно, времени у него было достаточно. Так же, собственно, как и у всякого другого, кого интересуют эти формулы.

— Это сделал Голиан. — Бауманн поднялся с кресла.

— Сидите, вы же плохо себя чувствуете, — сказал директор.

— Это сделал он, — упрямо твердил Бауманн. — Хотя бы из зависти. Мне удалось то, что когда-то у него не получилось. Он об этом знает и потому меня…

— Он вас не обокрал, — убеждал его Сага. — Не отрицаю, возможно, завидует и, допустим даже, проявляет излишнее любопытство, такое бывает, но… Между прочим, а ваша работа окончена?

— Почти. — Бауманн сел.

— Как давно он знает о ваших опытах?

— Давно.

— Пожалуйста, точнее, — настаивал Сага.

— С самого начала. Следовательно, уже несколько лет.

— Знал еще кто-нибудь на заводе, что вы ставите какие-то опыты?

— Раньше мне помогал инженер Стеглик. Иногда и Сикора. Даже в рабочее время, когда у них находилась свободная минутка.

— У нас на заводе?

— Да.

— А еще кто?

— Токарова, лаборантка. Правда, она выполняла лишь техническую работу.

— А Стеглик и Сикора, они что?

— Я не понимаю вашего вопроса, — сказал Бауманн.

Директор отложил бумаги.

— Я хочу знать, было ли им известно, для чего проводятся эти опыты?

— Нет.

— А Голиану?

— У него был ключ от сейфа, он мог посмотреть мои расчеты. Те двое — нет. На основании опытов, которые они проводили, невозможно сделать общих выводов, самое большее они могли предположить, что это…

Бауманн умолк, протянул руку и взял со стола ключ. Шума трактора или бульдозера уже не было слышно.

— …что это важное открытие? — Губы директора скривились. — Так?

— Возможно. Но я в этом не уверен.

— А Голиан?

Инженер ничего не ответил, и Сага продолжал:

— Вы говорили, что у Голиана когда-то возникла смелая гипотеза и что теперь он вам завидует, потому что у него ничего из этого не получилось? Как все это было?

— Так. — Бауманн достал старенький металлический портсигар и зажигалку кустарной работы, но тут же спрятал обратно и лишь облизал губы. — Это был не более чем импульс, — начал он. — Голиан, правда, занимался этим довольно долго, однажды он показал мне свои заметки, расчеты, их было много, страниц пятьдесят-шестьдесят. Я их проштудировал и ответил «нет». Тогда же я намекнул ему, что, возможно, когда-нибудь этим займусь, силиконы меня заинтересовали. Но прошло не меньше года, и только тогда я… Естественно, уже не по его расчетам, вечерами и ночами. В кино я не хожу, романов не читаю, сплю мало… Человек в моем возрасте иногда оглянется на прошлое, вспомнит и, увидев, что еще ничего не сделал… Мне хотелось, чтоб после меня осталось нечто большее, чем могильная плита. Прошу вас, — вдруг оборвал он рассказ, — вы с Голианом в хороших отношениях, живете в одном доме, он вас послушается…