Дмитровское шоссе

В том же году Степан Иванович умер. После смерти отца — все документы, даже свидетельство о рождении, были оформлены на имя Олега Степановича Ростова, а документы на имя Олега Васильевича Соловьева уничтожены, — сын совершил неожиданный, но верный и дальновидный шаг. Он вызвал сотрудников МВД, предложил вскрыть нижний ящик отцовского стола, ключ от которого был утерян, и сказал, что там, по его мнению, может храниться оружие генерала. Он, Олег Степанович Ростов, требует чтобы оружие — если таковое будет найдено — изъяли в присутствии понятых.

Пожилой полковник, приехавший на дачу в сопровождении майора и двух капитанов, посмотрел на Олега Степановича странным взглядом, но выполнил просьбу сына умершего генерала. Из вскрытого стамеской ящика достали «маузер» в деревянной кобуре, «вальтер» тридцать второго калибра и старенький наган — одному Богу известно, сколько душ отправил на тот свет этот немудрящий инструмент, — а также коробки с патронами. Оружие было смазано и покрыто слоем пыли, за патроны хранились в герметично закрытых коробках. Однако Олег Степанович знал — наверняка знал это и полковник милиции, — что со временем боеприпасы теряют часть убойной силы. Таким образом, патроны, пролежавшие в ящике стола длительное время, уже не были достаточно надежными.

Полковник составил акт о добровольной сдаче оружия, принадлежавшего покойному генералу Ростову, и указал, что ключ найти не удалось и ящик был вскрыт — с согласия нового хозяина дома — стамеской. Поблагодарив Олега Степановича за правильное понимание гражданского долга, полковник с чувством отметил, что далеко не все дети военных настолько сознательны. Уходя, он посмотрел на молодого Ростова выцветшими синими глазами, в глубине которых Олег Степанович увидел ледяной холод усмешки, — дескать, мы с тобой все понимаем, будем считать что спектакль окончен, — и почему-то напомнил что незаконное хранение огнестрельного оружия влечет за собой тюремное заключение сроком до пяти лет. Через пару недель полковник приехал снова, на этот раз в сопровождении двух широкоплечих молодых людей в штатском, которые хотели узнать почему генерал-лейтенант Ростов хранил оружие до самой смерти и не выполнил постановление от 1954 года. Олег Степанович только развел руками и напомнил, что «маузер» был именным, подарком маршала Жукова, а с остальным оружием генерал не захотел расстаться по сентиментальным причинам, но он, его сын, ручаться за это не берется. Молодые люди изъявили желание еще раз осмотреть письменный стол, на что Олег Степанович с готовностью дал согласие. Оружия за это время там не появилось.

Нюх у полковника и впрямь был безошибочным, но обыскать огромный дом он не решился, да и вряд ли сумел бы найти тайник.

В бетонной стене подвала под виллой генерала Ростова находился потайной сейф, скрытый позади обычного сейфа, вделанного в стену и с дверцей на виду. В обычном сейфе хранились семейные драгоценность Ростовых, огромное количество послевоенных облигаций и некоторые реликвии — письма, фотографии, завещания. А вот задняя стенка открывалась нажатием верхней части переднего сейфа и там лежали американский «кольт» сорок пятого калибра, и в изящной коробочке красного дерева, выложенной бархатом, два великолепно сохранивших, отделанных под старину серебром и перламутром двуствольных «дерринджера» под патрон калибра 5,6 — красивая и дорогая, но в умелых руках смертельная игрушка. Олег Степанович не подозревал о существовании потайного сейфа, сконструированного настолько хитроумно, что он узнал о нем лишь незадолго до смерти старого генерала, когда тот провел сына в подвал и открыл ему этот секрет. За время, которое прошло с тех пор, арсенал изрядно пополнился: Олег Степанович добавил к нему современный «Смит-Вессон» калибра 0.357 — знаменитый магнум, которому бывший офицер доверял больше любого пистолета — в случае осечки нужно всего лишь еще раз нажать на спусковой крючок, барабан повернется, и произойдет выстрел. Ростов слишком хорошо помнил чем ему обернулась осечка его «ТТ» в 1958 году и не полагался на пистолет, затвор которого приходилось передергивать двумя руками, тогда как в нужный момент может не хватить времени или одна рука окажется занятой. На полке выстроились баллончики с газом «СS», применяемым полицией на Западе, коробки свежих патронов, залитые воском, а напротив стояло последнее приобретение Олега Степановича — автомат АК-47, который попал к нему совершенно анекдотически.

Из соседней воинской части бежал солдат, который прихватил с собой автомат и два рожка патронов. Это произошло чуть больше года назад, в сентябре 1977 года, на исходе великолепного бабьего лета. Утром, проводив жену на станцию, Олег Степанович возвращался домой. Внезапно он увидел в кустах рядом с рекой спящего солдата. Рядом лежал автомат. Олег Степанович мгновенно достал из кармана платок, обвязал им нижнюю часть лица, сделал шаг вперед и схватил оружие. В этот момент солдат проснулся. Олег Степанович передернул затвор, направил дуло на ошалевшего от сна и неожиданности солдата и прошипел: — Марш отсюда! — . Солдат, худенький, совсем молодой — вскочил и исчез в лесу.

Разумеется, его поймали — через несколько дней похолодало и начались дожди, — но кто поверит солдату, утверждающему что из леса вышло чудовище с головой, закутанной в простыню? Потерял где-то, сукин сын, решили в трибунале и прибавили еще шесть месяцев к сроку. Или солдат сам вернулся в часть и командир сумел замять неприятный для него самого случай, а автомат просто списал — такое тоже бывает.

Держа под мышкой автомат, Олег Степанович обходным путем вернулся домой, разобрал его, вычистил и смазал, спустился в подвал, поставил индикатор на «одиночный огонь» и несколько раз выстрелил в мешок с песком. Автомат работал безотказно. Cоветское — значит лучшее, с удовлетворением подумал Олег Семенович, снова вычистил и смазал автомат, затем спрятал в тайник.

Он тряхнул головой, отбрасывая воспоминания, запер чемодан и снова сел за чтение материалов. К десяти вечера прочел всю кипу документов, не обнаружил в них ничего нового, в сопровождении Рэда обошел забор, положил у конуры кусок телятины и лег спать, не забыв включить сигнализацию.

Зина осталась ночевать в московской квартире — она пошла в театр, который Олег Степанович не любил и никогда не посещал.

Женева

Будильник прозвенел в половине шестого. Олегу Степановичу он вообще-то не требовался — он спал плохо, часто просыпался. Ночь прошла спокойно. Пару раз лаял Рэд, но это был лай не на человека — скорее всего, в деревне лаяли собаки. Олег Степанович встал, умылся, наскоро позавтракал, кинул на заднее сиденье машины тяжелый чемодан, запер дом и выехал на шоссе. Обратно машину приведет Зина — у нее второй комплект ключей, а документы на машину Олег Степанович оставлял под резиновым ковриком, там, где их обычно ищут и почти всегда находят угонщики автомобилей.

Была всего половина восьмого, но по шоссе уже мчался поток грузовиков и самосвалов. Худшее шоссе в Московской области, с отвращением подумал Олег Степанович, ловко втиснулся перед огромным рефрижератором и помчался к станции Хлебниково, обгоняя, когда это ему удавалось, медленные грузовики. Можно было ехать и через Лобню, но там иногда приходилось стоять по полчаса у светофора. В Хлебниково переезд закрывался так же часто, зато машин куда меньше.

На этот раз Олег Степанович успел проскочить через переезд в тот момент, когда шлагбаум начал опускаться. Отсюда до аэропорта «Шереметьево-I» всего семь минут, и ровно в восемь Олег Степанович остановился рядом с черной «Чайкой» Денисова, вышел из своей «шестерки», запер ее, кивнул Коле — тот возил Денисова в первую смену — и направился к подъезду № 1.

Здание аэропорта «Шереметьево» — образцовый пример функциональной советской архитектуры, представляло собой гигантский двухэтажный караван-сарай, протянувшийся на полкилометра. Олега Степановича всегда изумляло, что в таком большом здании нет почти никаких удобств для пассажиров — то есть, для рядовых пассажиров. Сам он редко летал теперь в этом качестве — как правило, проходил через первый, крайний слева, подъезд, хотя был всего лишь переводчиком. Это изумление оставалось его единственным чувством по отношению в страданиям рядовых пассажиров. В конец концов, рассуждал он не без изрядной доли здравой логики, если рядовые пассажиры не могут добиться от Аэрофлота чтобы их обслуживали по-человечески, то они сами в этом виноваты.