Очная ставка

Это уже кое-что… Надо подумать, как связать эти сведения с моими поисками. Однако самое важное — это с кем Сыбурак встречался утром в воскресенье, когда документы с планами «Базылишка» были у него. Поставил задачу товарищам, чтобы выяснили это, а сам поехал в Варшаву.

Уставший, я уснул в машине. Проснулся только на улице Груецкой, когда водитель резко затормозил. На минуту зашел к себе домой. Жены дома не было. Написал записку, что вернусь через два часа, и поехал к начальнику.

— Помнишь, я говорил тебе о человеке, который выходит вечерами? — начал он без всякого вступления.

— Да.

— Так представь себе, что он в определенное время каждый день взбирается на дерево или гуляет по высокому морскому берегу и читает передаваемые с моря сигналы, которых мы не видим. Хорошая история. Как тебе это нравится?

— Простите, но я пока ничего не могу понять.

— Сейчас я тебе все объясню, терпение, мой дорогой. Следили мы за ним, ты знаешь об этом. Помнишь, этот человек ходил гулять с биноклем? Такое не запрещается, ведь бинокль вещь легальная, правда? Представь себе, что в этот бинокль был вмонтирован миниатюрный аппарат для приема сигналов инфракрасных лучей, передаваемых с моря, из нейтральных вод…

— Какое отношение это все имеет к моему делу? — спросил я. Мне хотелось спать, давала о себе знать усталость.

— После приема сигналов, которые означали «повторить пробу — неясно», тот человек пошел на почту и отправил объявление о потере документов в келецкую газету «Слово Люду». Вот его способ связи с твоим шпионом! Он не знает его и не знает, кто получит эти сведения.

— Надеюсь, этот человек арестован?

— Неужели ты думаешь, что мы оставили его на свободе? Пришло время ему посидеть. Достаточно нагулялся.

— А если он врет и передал совсем другие сведения? Может, предупредил шпиона, чтобы исчезал, пока его не нашли? Потом ищи иголку в сене! — закончил я.

— Ошибаешься, мой дорогой. Подсчитай, через какое время объявление дойдет в редакцию и будет помещено в газете.

— В «Слове Люду» не много объявлений о потерях документов.

— Забываешь, что мы можем не помещать объявление столько, сколько нам будет нужно. А кроме того, мой дорогой, к тому времени ты должен его найти. Должен, — закончил генерал с улыбкой, как будто просил меня по-дружески оказать самую простую услугу. — А сейчас иди спать!

Любой приказ можно выполнить. Но уснуть по приказу невозможно. Я ворочался с боку на бок. Откуда у начальника уверенность, что шпион вскоре попадется? Никаких указаний, только эта уверенность!

Утром сел в самолет и улетел в Гданьск. Туристский сезон был в разгаре — билеты достал с трудом. На аэродроме в списках пассажиров я был последним и поэтому занял место в хвосте самолета. Полет обычно переносил нормально, и на этот раз тоже. Неприятности начались над Мальборком. Нас бросало невыносимо, стало душно и жарко. Я чувствовал, что к горлу подступает тошнота. Крупный пот выступил на лбу. Наконец самолет перестало бросать, а спустя минуту он пошел на посадку. Через иллюминатор увидел стартовую полосу. Если бы полет продолжался еще несколько минут…

На аэродроме меня ожидала машина «Варшава». Вскоре был уже на заводе. К моему сожалению, директора не было на месте. Он уехал на конференцию в воеводский комитет партии. Кроме него, никто не знал о моем прибытии и никто не мог дать мне никаких сведений. Кстати, дело, по которому я прибыл, было известно только узкому кругу. Хочешь не хочешь, а пришлось ждать. Меня не впустили даже в кабинет директора.

Не хотелось нарушать установленного порядка. Считал неправильным пользоваться служебным удостоверением на каждом шагу. Опыт показывал, что преждевременное появление работников нашей службы иногда приносило плохие результаты. Попросил соединить меня с секретарем партийного комитета завода. Тот пригласил в свой кабинет. По моей просьбе позвонил в воеводский комитет партии, разыскал директора.

— Простите, товарищ, — услышал я голос на другом конце провода, — ничего не мог сделать: меня срочно вызвали, а я так замотался, что забыл предупредить о вашем приезде. Через час буду.

Не оставалось ничего другого, как опять ждать.

Прошло три часа. Секретарь парткома рассказывал мне о делах завода, о сложностях, которые у них бывают со смежными предприятиями, и о многом другом. Вынужден был слушать, хотя в моем деле сейчас каждая минута была дорога. Нельзя ничего пропустить, а в данном случае интересно было посмотреть оригинальные планы «Базылишка». Рассматривая планы, я надеялся узнать, не отсюда ли происходила утечка сведений о «Базылишке» еще до начала его производства.

Меня попросили зайти в кабинет директора.

— Еще раз простите, товарищ капитан, — сказал директор, пожимая мне руку.

— Говоря правду, времени у меня мало. Сегодня же должен улететь в Варшаву.

— Слушаю вас.

— Я по делу «Базылишка».

— Я уже знаю об этом — получил телеграмму из Варшавы.

— Мне бы хотелось лично посмотреть планы, а главное, последние изменения. Интересуюсь также некоторыми другими подробностями.

— Какими? — В голосе директора почувствовалось беспокойство. Он задвигался на стуле. Рука, которой хотел взять спичку, повисла в воздухе. Его реакция напомнила поведение генерала. Как видно, их очень беспокоило все связанное с «Базылишком».

— Сейчас поясню, товарищ директор. Прежде всего хотелось бы знать, когда эти планы поступили к вам и как долго находились в конструкторском бюро.

— Ах, вы вот о чем!

Директор встал, подошел к сейфу, набрал шифр, и тяжелая дверь открылась. Достал тетрадь в черной обложке.

— Знаете, товарищ капитан, такие важные данные, для надежности, люблю записывать. — Он подошел к письменному столу, надел очки. — Все есть. Планы получены десятого июля. Привез их лично инженер Сыбурак. Это один из конструкторов.

До сих пор все совпадало со сведениями, которыми я располагал.

— А кто получил планы?

— Конечно, я, товарищ капитан, я и главный инженер.

— Долго вы их рассматривали?

— Наверно, нет. Только ознакомились с внесенными поправками. Планы «Базылишка» знаем хорошо, и поэтому Сыбурак показал нам только изменения, на что ушло часа полтора, а может, два.

— А что было дальше?

— Как обычно, разделили их и передали в четыре отдела.

Я попросил директора глянуть на планы так, чтобы исполнители на меня не обращали особого внимания.

— Вызову главного инженера, и с ним пойдем в цеха, — сказал директор.

— Хорошо, я представлюсь ему, а вы скажете, что мне поручен контроль за своевременным выпуском изделия.

Главного инженера ожидали недолго. Вместе пошли на территорию завода. Прошли несколько зданий и оказались в ярко освещенном цехе, обозначенном буквой «Ц». У станков стояли рабочие. Никто на нас не обратил внимания. Часть чертежей «Базылишка» находилась у начальника цеха. С интересом рассматривал их: раньше видел только фотокопии. Обратил внимание на то, что на каждом листе в углах остались следы от булавок. Итак, не было никаких сомнений — чертежи развешивали на стене или раскладывали на столе, прикалывая булавками, чтобы сфотографировать. Ведь они были свернуты в рулон, и один человек не смог бы их сфотографировать. Проверка отпечатков пальцев была бессмысленной, с того времени очень много людей брали их в руки.

Итак, вывод, что схемы были сфотографированы перед отъездом Сыбурака или в то время, когда находились у него, подтверждался.

Если бы шпион хотел это сделать на заводе, то нужно было бы побывать во всех отделах, а это не так просто. На фотокопиях было снято все устройство, а в отделах находились только его фрагменты.

В мое отсутствие в Варшаве по моему делу не произошло ничего особенного. Наблюдения за инженерами не подтвердили моих подозрений: они усердно работали над планами испытаний. Вечером осматривали Варшаву. Сыбурак позвонил жене, что пробудет здесь дольше, чем предполагал.