Очная ставка

— А работы над этим устройством продвинулись далеко?

— Да, уже ведутся испытания. Последнее, правда, оказалось неудачным.

— Когда было испытание?

— Сейчас проверю по документам.

Генерал встал, открыл сейф и вынул из него папку.

— Испытание проводилось двадцать девятого июня. Да, — добавил, — запишите себе, что над изобретением работают двое молодых инженеров: поручник Врубель и инженер Сыбурак, у последнего, кстати, находились некоторые документы. Копии этих документов, как оказалось, у вас. Сыбурак — специалист по инфракрасной технике. В его исследованиях, как показало последнее испытание, есть еще недоработки.

Внимательно слушая генерала, я сопоставил дату испытаний с сообщением, переданным шпионом 30 июня и перехваченным младшим сержантом — любителем джазовой музыки. Запомнил фамилию: Сыбурак, специалист по инфракрасной технике.

Наш шеф — замечательная личность. Кто бы другой догадался предложить прогулку по Лазенковскому парку, когда я прибыл к нему после визита к генералу!

Мы спокойно шли по главной аллее, направляясь в сторону дворцового здания. Я докладывал о событиях прошедшего дня. Говорил как раз о наблюдениях за связной, когда шеф вдруг прервал меня:

— Так что со встречей?

— Не состоялась.

— Что ты говоришь!.. Подожди, давай присядем, отдохнем, расскажешь все по порядку.

Зашли в кафе и заняли столик под развесистой липой. Шеф заказал мороженое. Несколько минут мы молчали, уничтожая поданное лакомство.

— А теперь говори, мой герой. Смотрел, смотрел и что высмотрел?

— Да, встречи не было. Связная поднялась, подождала, пока пройдет мужчина в рубашке, затем, оглядываясь, вышла на шоссе. Подошла к одному из телеграфных столбов, немножко постояла возле него, потом нагнулась и что-то вынула. Момент, когда вынимала, и тайник сфотографировали.

— Слушаю дальше. Надо было на что-то решаться, да?

— Это нетрудно было сделать, — начал я, улыбаясь. — Вы всегда нас учили, что арестовать шпиона не главное. Правда?

— Говори дальше, слушаю.

— Докладываю, что связная сейчас, наверно, подъезжает к Мюнхену.

— Докладывай дальше.

— Есть, докладывать дальше. — Нагнулся и продолжал шепотом, хотя никто нас не мог услышать: — Я догадался, что встречи не будет. Решил продолжать наблюдение. Мне помогла моя группа. Связная в поезд — мы за ней, в то же купе. Женщина была измучена, боролась со сном. Мы помогли ей: разбрызгали немного снотворного. Я боялся, чтобы не уснули и мои разведчики — приходилось поочередно выходить из купе. Когда наша пани «Мария Ковальская» начала похрапывать, мы вынули из ее сумки микрофильм, который она достала из тайника. Срочно сделали копию и положили обратно в сумку. Сфотографировали также ее документы.

— А как вы ее разбудили?

— Очень просто, товарищ начальник. Договорились об этом с кондуктором. Он вошел перед Вроцлавом проверять билеты и разбудил.

— Из этого следует, что содержимое тайника находится в руках врага, так, что ли?

— Да. Они получат снимки сегодня вечером или завтра утром. Правда, есть одна особенность: снимки эти невозможно рассмотреть. Их подержали над паром, и в пленке склеилась эмульсия. Мы еще добавили две капли специальной жидкости, которую нельзя обнаружить никаким химическим анализом. В субботу шел дождь — этим можно объяснить, что фотопленка промокла.

— Молодец! — Начальник похлопал меня по плечу и вздохнул с облегчением. — Признаюсь, боялся, что поступишь неправильно, но проделано все хорошо. Арестовывать связную в данном случае не следовало. Видимо, непосредственной связи со шпионом она не имеет. На него работает целая группа. Итак, имеем на одного шпиона больше. Вскоре узнаем, кто эта «пани Ковальская». Она вернется к нам еще наверняка. Слишком хорошо знает наши отношения и язык, чтобы не приезжать.

Доложил начальнику о встрече с генералом. Он слушал внимательно, а когда я закончил, взял бумажную салфетку и разделил ее чертой на две части. С одной стороны записал все, что было установлено, с другой — что еще нужно уточнить. Протянул салфетку мне. Ни одна деталь не была упущена. Уточнять оставалось еще многое. Кто является шпионом, какие имеет он контакты, кто ему помогает, какова его система связи, как разведка получила сведения о наших секретных работах…

— Помни, сейчас ты должен быть предельно осторожен. Еще не знаю, не возникнет ли у них подозрение, когда получат испорченный микрофильм.

— Это тоже не ускользнуло от моего внимания, товарищ начальник. Посмотрим в связи с этим, что будет дальше. Разведка может встревожиться. Потребует опять те же снимки. Тогда, думаю, нам удастся найти недостающую деталь.

— Посмотрим. Да, еще одно. Наши сотрудники и пограничники на побережье уже несколько месяцев следят за одним человеком, который регулярно утром и вечером кружит с биноклем по дюнам, недалеко от берега. Его скрытно проверили: ничего подозрительного не обнаружено, документы в порядке, только почему-то он не сразу зарегистрировал свое прибытие в приграничную зону, ну и, конечно, эти ежедневные прогулки… Несмотря на неблагоприятную погоду! Свяжись с нашими сотрудниками.

Домой я не пошел, остался ночевать на работе в ожидании известий от службы радиоподслушивания. Рассматривал снимки, полученные во время последнего наблюдения за связной. Она ни с кем больше не встречалась. Перед Згожельцем села в автобус. Интересно знать, где в нем тайник, в котором шпионка прятала польские документы? В данный момент это не было важно, но хотелось знать все. Пограничники установили ее фамилию, которая значилась в общем списке туристов.

— Товарищам по экскурсии она, наверное, объяснила, что ездила к родным. С руководителем экскурсии могла быть договоренность, чтобы он не поднимал шума.

Очень интересная информация поступила из Управления усовершенствования военной техники.

Итак, Сыбурак отвез документы, а на следующий день шпион просил прислать связного. Какую же роль сыграл второй автор изобретения, поручник Врубель, отличный специалист по радиолокации, инженер-коротковолновик, который сконструировал аппаратуру дальнего обнаружения целей на длинных волнах и был в контакте с Сыбураком?

Шло время. Несколько раз я звонил в центр радиоподслушивания — там ничего не поймали. Просил, чтобы точнее контролировали выделенную полосу. «Имеете же вы, черт возьми, уже достаточно данных! Обратите внимание на импульсы!» — кричал я.

Шпион и дальше сохранял радиомолчание. А мы до сих пор не знали, как к нему доходят распоряжения от его хозяев… Это не давало мне покоя. Тысячи всяких возможностей приходили в голову, я нервничал все больше и больше, что будет, если чертежи аппарата «Базылишек» попадут в руки врага, а мы не сумеем этого предотвратить? Перед глазами возникло лицо генерала. А его слова звенели в моих ушах: «Эти планы не должны попасть во вражеские руки, помните об этом».

Шпион, наверное, получит извещение, что пленка повреждена, и от него потребуют повторно добывать эти материалы. В данный момент они очень хорошо охраняются. Хотя и раньше охранялись, однако это не помешало шпиону получить их. Еще немного… и в хорошем состоянии они оказались бы за границей.

Больше всего меня мучила мысль о возможностях шпиона иметь копию микрофильма. Это было правдоподобным, ибо я знал, что большинство агентов западногерманской разведки (имеющиеся у меня данные подтверждали, что мы имеем дело с ведомством Гелена) работают и на другие государства — Америку, Англию, на каждого, кто им хорошо заплатит. Нет сомнений, шпион отлично обучен, хорошо замаскирован. Как мне кажется, он думает засесть в Польше надолго, располагает организованной связью, имеет радиостанцию, привезенную Бернардом. Отлично разрабатывал все задания. Правда, и в его сведениях были пробелы. В телеграмме от 30 июня он докладывал, что идут испытания, а они уже прошли, и к тому же неудачно.