Королевство Джонни Кула

Макпартленд Джон

Королевство Джонни Кула

Джон Макпартленд

Королевство Джонни Кула

1

Девушка дрожала. Стройное, гибкое тело трепетало под его сильными пальцами, но в глазах страха не было.

Под ними, среди серых камней долины, ползали серые жучки-полицейские, водя дулами, словно усиками.

Двое стояли над телом Джиакомо с пистолетами, будто Медвежонок мог вернуться и со смехом пристрелить их, как сержанта час назад.

- Джулиано...

- Улыбайся, киска. Не о чем беспокоиться.

Даже сейчас, когда все было кончено - люди с пистолетами не оставят их в живых - любуясь им, она испытывала возбуждение. Ее мужчина, её Джулиано, всегда улыбающийся, с бронзовым от сицилийского солнца и горного ветра лицом, черными, как грех, всегда яростными глазами и крепкими белыми зубами. Настоящий мужчина двадцати шести лет, главарь сотни человек.

Он переложил "шмайсер" в левую руку и стиснул её мягкую ягодицу правой. Но металл старого немецкого автомата пальцы ласкали с такой же любовью, как и тело.

Девушка была с ним год; "шмайсер" - двенадцать, нет, уже четырнадцать лет. Как же быстро пролетели дни с тех пор, как тихий улыбающийся мальчик Джулиано бросил своих козлов и ушел за немцами!

Она потянулась и куснула мочку его уха. Его правая рука блуждала по её телу, но смотрел он на черные мундиры и вороненые пистолеты. Возле тела Медвежонка кто-то тщательно прицелился и выстрелил мертвому в лицо. Матерь Божья, как они его боялись!

Он не думал о смерти. Для охотников внизу у него были готовы поцелуи из круглого рта его холодного серого любовника. И для толстяка, обливавшегося потом и глотающего воздух - шефа полиции. В его доме Джулиано с шутками и песнями ел и пил вино позапрошлой ночью. На другой день прибыли люди из Рима, и все переменилось. Толстяку - первый поцелуй.

Для людей из Рима, важных и заносчивых, жестокие горы были чужды. Трое из них не вернутся домой. И ещё те, кого он сумеет убить этим утром.

За себя и свою девушку, Марию, он не беспокоился. По Джиакомо - не плакал. Время для слез и вина настанет на похоронах Медвежонка.

Тело Марии прижалось к нему, будто они занимались любовью. И для этого тоже останется время. После, когда сотня его людей спустится с гор и охотники побегут, оставляя мертвых в компании Джиакомо.

Он оттолкнул Марию, пока не потерял голову от наслаждения, для которого не время.

Но для неё это время было единственным и последним.

Она пришла на рассвете, нашла его и Джиакомо в долине на берегу речушки. Пальцы кровоточили от карабканья по камням, юбка порвана колючками. Чтобы оторваться от полиции, надеявшейся её выследить, понадобилась вся ночь.

Она пришла в панике, с известием, что его люди к нему не пробьются. Рим прислал много полиции, много карабинеров, грузовики рычали в деревнях. Часть из его сотни мертва, часть поймана, остальные разбежались.

Джулиано рассмеялся, велел Джиакомо погулять и неистово и нежно взял её на постели из росы. Через час они услышали первый выстрел Медвежонка.

Мария понимала его мужскую веру в свободную и сильную сотню бойцов, молча и незаметно пробирающуюся к нему через горы. Женщина предвидит развязку, мужчина - нет.

И её пальцы искали в его теле уверенность любви, мягкие приоткрытые губы увлажнились от желания.

Один из людей внизу поднес бинокль к глазам и повернулся к ломаной линии слияния неба и гор.

Джулиано тоже оглянулся на первые далекие блики солнца. Его люди должны были разыскать его в горах до начала дня.

Ураганным порывом налетят они на черных жучков карабинеров, и вечером в пятидесяти деревнях воскликнут: "Джулиано!".

Джулиано...

Его отец все ещё батрачил на бесплодных виноградниках Пьетро. Но у его матери было золото, и серебро, и пачка лир, схороненных в кухне под очагом, и патефон, и рулоны шелка.

Джулиано...В двенадцать он убил первого здоровенного сержанта, лишь на миг удивившегося виду собственной крови. А сколько - в двадцать шесть? Немец был врагом, потом умирали и друзья. Быть главой сотни людей - значит, вызывать зависть в сердцах и заговоры в умах друзей.

Джулиано. Его первой женщиной стала жена Сальваторе, прозванного "тараном".

- Это ты - таран, - сказала ему жена Сальваторе потом, когда они сбежали на виноградник Пьетро. Той ночью он выбил зубы немцу и завел себе серого любовника, "шмайсер".

Джулиано. Сколько семей в деревне кормили его сыновей и дочерей, кто зная, кто - нет? Старший, мальчик лет тринадцати, звал Сальваторе "папа" с презрением в глазах и яркой белозубой улыбкой Джулиано. Мальчик знал, чья в нем кровь, и неистово ею гордился.

Джулиано. Сколько миллионов лир он награбил, начиная с пятнадцати лет? Украл, потратил, отдал, проиграл? Он не знал и не думал. Когда нужно было еще, кто-нибудь говорил, где можно взять деньги, и он брал их.

- Джулиано, - шепнула она близко-близко, - они не придут.

- Тогда я сделаю это сам.

Он шлепнул её и рассмеялся. На мгновение бравада прошло.

- Мария...

Она вдруг увидела другого Джулиано, не бандита, не борца, не игрока. Эти секунды он был безумно влюбленным в неё человеком, нежным, свирепым, сильным, требующим, дающим. Его рот нашел её, открыл, будто их тела могли слиться; руки прижимали её с нечеловеческой силой.

Будто он тоже знал, что умрет этим ярким утром, и должен сейчас получить и отдать все, что им приготовила жизнь.

"Шмейсер" лег в сторону, а она смотрела в его черные страстные глаза, снова узнавая его силу и мужество.

В диком танце двух тел она была огнем и бурей, а её мужчина дьяволом, богом любви диких гор, ещё не знавших Христа.

Она была сильной, он был сильнее; этот был раз самым лучшим, самым глубоким, самым полным.

Он смотрел на голые, крепкие, полные груди, гибкие оливковые бедра, руки сжимали ягодицы. Она едва дышала, внутренняя умиротворенность постепенно сменяла экстаз последних мгновений.

Трое мужчин, молчаливых и быстрых, появились над ними.

Джулиано увидел, как ужас исказил её лицо. Первые удары не казались сильным и только разбросали их в стороны.

Он перевернулся, ищя немецкий автомат. Удар обрушился снова, и он рухнул лицом на камни.

Мария, со свисающей с бедер одеждой, вскочила как тигрица и ткнула пальцами в глаза врагу, зубами вонзилась в горло. Но другой бил её прикладом, пока она не упала на колени, истекая кровью. Третий с диким возбуждением смотрел на нее, избитую и беспомощную, но яростную, пожирая глазами её прекрасную грудь.

В долине человек из Рима увидел в бинокль возвышающиеся фигуры, быстро взглянул и медленно отвел глаза.

- Видишь их? - спросил один их местных.

- Нет, - сказал человек из Рима.

Третий мужчина ударил Джулиано по горлу и поднял его голову за волосы. Второй широкой черной лентой быстро залепил рот и глаза Джулиано, пока первый застегивал наручники на запястьях.

Оставив Джулиано на пару секунд, третий повернулся к девушке. Он явно наслаждался, связывая её и заковывая. Она плюнула в него кровью.

Эти трое были те ещё типы. Крепко сложенные, в дешевых костюмах, благодаря частой практике они работали слаженно, как машины. Первый осторожно спускался по горной тропе в долину. Другой, пригнувшись для маскировки, поспешил в противоположную сторону вдоль хребта.

Третий сел на плоский валун за Джулиано и Марией. Джулиано лежал неподвижно, вырубленный ударом по голове. Девушка, ослепленная и немая, на карачках искала любовника.

Третий наблюдал за ней, борясь с зовом плоти. Его мускулистые руки тряслись, дыхание срывалось, как после бега в гору.

Будь Джулиано мертв, он бы тут же натянул рваную юбку ей на голову. Но главный пункт плана - чтобы Джулиано был жив. На это было потрачено слишком много денег, ещё больший куш ожидался впереди.

А если Джулиано жив, то в одном можно быть более уверенным, чем в смене дня и ночи, - за такое он убьет любого.