Скандинавский детектив. Сборник

Я снял трубку и позвонил Эрику Бергрену, Йосте Петерсену и Герману Хофштедтеру. Услышав ответ, я сразу клал трубку на рычаг. Всех троих это порядком взбесило. И больше всех— Германа. Он кричал, ругался и проклинал бездельников, которые названивают ему среди ночи. Потом обозвал меня хулиганом. Поскольку он все равно никогда бы не узнал меня по голосу, я послал его к черту и бросил трубку. Теперь ничего больше не оставалось, как ждать утра.

Она сидела в постели и терла глаза, прогоняя сон. У нее были по-утреннему розовые щеки, на плечи спадала грива белокурых волос. Я поднял шторы и настежь распахнул окно. Несколько секунд я стоял и смотрел на Эрика Густава Гейера, на Густавианум и кафедральный собор. Небо очистилось от облаков, стало морозно и сухо. Солнце висело прямо над университетской крышей и заливало комнату ярким светом. Казалось, будто оно специально целится своими лучами в этот дом. Потом я снова закрыл окно и наполовину опустил гардины, сел спиной к окну, чтобы солнце согревало мне затылок.

— Все-таки я здорово его отделал!

— Но он, похоже, поработал еще лучше,— заметила Ульрика.

— Меня ослепили эти проклятые фары!

Я осторожно потер кровоподтек на подбородке, но к желваку на шее прикоснуться не рискнул.

— По-моему, ты немного злорадствуешь?

— Не без этого, — хмыкнула Ульрика. — Тебя бы следовало почаще учить уму-разуму.

— Теперь я сам его научу, — пообещал я.

— Ты же сказал, что не видел, кто это, — заметила Ульрика.

— Не видел,— согласился я,— но знаю…

Она уже окончательно протерла красивые синие глаза и устремила их на меня.

— Так кто же?

Я промолчал. Увидев, что я не собираюсь отвечать, она с деланным безразличием спросила:

— А что ты вообще делал в саду?

— Ждал его, — ответил я. — Я видел его там в ночь с пятницы на субботу. И сразу понял, что он еще вернется. Вероятно, Марта ему сказала, что Хилдинг провожал ее до «Каролины». И он, наверное, испугался: а вдруг Марта сообщила Хилдингу, кто ждал ее в «Каролине».

Я достал сигарету и закурил.

— Проклятые фары!

— Но кто же это?

— Не спеши! Давай попробуем пошевелить мозгами. Сколько у нас кандидатов на роль убийцы?

Она задумалась. Я стряхнул пепел в пепельницу и уселся поудобнее.

— Пять,— наконец сказала Ульрика.— Хилдинг Улин, Герман Хофштедтер, Йоста Петерсен, Эрик Бергрен и Эрнст Бруберг.

— Начнем с того, что вычеркнем Эрнста. В тот вечер он провожал брата. Через пару минут после половины десятого находился возле инфекционной больницы. Значит, к Английскому парку он подошел не раньше, чем без четверти десять.

— Откуда у тебя эти сведения? — спросила Ульрика.

— Он сам сказал. Вряд ли он стал бы врать, когда речь идет об убийстве.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

— Кроме того, можно вычеркнуть Хилдинга, — продолжал я. — Ты помнишь, когда мы шли с тобой по Осгрэнд во вторник вечером, в университетской канцелярии горел свет? Так вот, там работал Хилдинг. Я прижал его немного в ночь с пятницы на субботу и, как он ни юлил, все же заставил его выложить правду. А Харалду Брубергу вчера вечером он по-прежнему лгал.

— Почему? — спросила Ульрика.

— Об этом надо спросить его!

— А откуда ты знаешь, что он не солгал тебе?

— Об этом я пока помолчу. И потом, если Хилдинг видел из окна канцелярии, как мы проходили мимо университета, не мог же он всего через несколько минут бежать по Английскому парку.

— Он мог зажечь свет и уйти! — возразила Ульрика.

— Есть еще одно обстоятельство, которое снимает с него подозрение. Когда он пришел в бар «Гилле», перед самым закрытием, на нем были ботинки на толстой каучуковой подошве. Так что при всем желании он не мог надеть галоши Манфреда.

— Абсолютно убедительным этот довод не назовешь, — упрямо заявила Ульрика. — Он мог съездить домой и сменить ботинки.

— Абсолютно убедительных доводов нет вообще, — возразил я. — Зато есть факты, которые, если их обобщить, приводят к определенным выводам. Эти факты и говорят о невиновности Хилдинга. Вспомни хотя бы о человеке в саду!

— Это мог быть Герман Хофштедтер, о чем говорил сам Хилдинг!

— Мне до черта надоели ваши нападки на Германа!

— Ну ладно. Вычеркнем Хилдинга. Теперь остаются трое.

— Давай начнем с самого начала, — сказал я. — Герман говорит, что приехал автобусом с площади к зданию филфака, чтобы проверить, там ли Марта. Он открывает дверь своим ключом и поднимается. Ее там нет, за несколько минут до этого она ушла и теперь направляется вместе с Хилдингом к «Каролине». Она влезает через окно в мужской туалет, где ее дожидается любовник, который отогнул гвоздь, запирающий оконную раму. Между тем Герман, не найдя Марты на филфаке, идет по Виллавейен к Ракарберге и возвращается домой. Так, по крайней мере, утверждает сам Герман Хофштедтер. Мы же знаем наверняка лишь то, что он подошел к зданию филфака через пару минут после половины десятого. А теперь — что говорит Петерсен?

Ульрика немного подумала и ответила:

— Что его машина остановилась перед «Каролиной» примерно без двадцати десять. Что несколько минут он возился с мотором, а потом пошел по Эфре-Слотсгатан и у северной стены «Каролины» вдруг заметил человека, которого окликнул, но человек этот бросился в Английский парк, где мы тоже видели, как он бежал.

— К химическому факультету, — подсказал я. — И, возможно, добежал до самой Виллавейен. Этот человек явно не отличается твердостью духа и хладнокровием. В панике он бросил галоши Манфреда Лундберга под окном и бежал, объятый ужасом. А когда немного успокоился, вернулся забрать галоши.

— А что если Йоста Петерсен лжет? — возразила Ульрика. — Если это он сам бежал по парку?

— Зачем ему было бегать по парку? Ведь его машина стояла у «Каролины». И если бы он убил Марту, ему следовало поскорее сесть в машину и давить на газ.

— Но его мог кто-нибудь окликнуть, — заметила Ульрика.— Точно так же, как, по его же словам, он окликнул незнакомца у стены «Каролины».

— В этом-то вся загвоздка, — согласился я. — Но перейдем к Эрику Бергрену. Он утверждает, что шел к филфаку на свидание с Мартой, но едва не наткнулся на Германа Хофштедтера, поэтому был вынужден сделать крюк и немного опоздал. К филологическому факультету он подошел лишь через несколько минут после половины десятого и ждал около четверти часа, но Марта так и не пришла. И в этом нет ничего удивительного, поскольку в это время она, вероятно, уже лежала мертвая в «Каролине». Потом он встретил Эрнста Бруберга на Тунбергсвейен…

Я потушил сигарету.

— Напряги мозги! Вспомни, кто был ближе всего к месту убийства в момент убийства, сопоставь их показания, определи, какие из них соответствуют действительности, а какие нет. И тогда останется решить, кто из них лжет.

Ульрика так напряженно думала, что на лбу у нее выступили капельки пота.

— Я знаю, что абсолютно убедительных доводов нет, — продолжал я. — Любой можно попытаться опровергнуть, что ты и делаешь с огромным удовольствием. Но если сопоставить все факты и еще вспомнить, что у него должен сиять здоровенный фонарь под глазом, то мы все-таки сможем вести поиски в каком-то определенном направлении. Во всяком случае это наша единственная надежда на успех.

— Понимаю,— протянула Ульрика, села на постели и задумчиво уставилась перед собой.

— Перед тем как идти сюда, я позвонил ему,— сказал я. — Мне никто не ответил. Но я все равно знаю, где его искать.

— Сегодня чудесное утро! — заметила Ульрика.

— Вот именно. Так что же ты копаешься?

Ульрика недоуменно посмотрела на меня.

— Ключи от машины! — приказал я.— Ты же понимаешь, зачем я туда еду!

Она накинула халат, вышла из комнаты и вернулась с ключами. Я встал и взглянул на Эрика Густава Гейера. Озаренный солнцем, он стоял спокойно и невозмутимо, заложив руки за спину.