Скандинавский детектив. Сборник

— Сколько времени вы изучали результаты конкурса? — спросил Харалд, возвращая нас к действительности.

Никто не мог ответить точно.

— По-моему, минут пятнадцать или что-то около того, — предположил я. — А потом мы начали обмениваться впечатлениями.

— Мнение Рамселиуса о моей работе, откровенно говоря, меня возмутило, — фыркнул Йоста.

Мы услышали, как кто-то радостно хмыкнул.

— Поскольку Манфред сидел рядом со мной, — продолжал Йоста, — и я считал, что в какой-то мере мы единомышленники, я хотел, чтобы он высказался по этому вопросу. Но он почти не слушал меня, отвечал коротко и уклончиво, а потом повернулся к Эрику Бергрену. Они пересели вон туда, — Йоста указал на другой конец стола, — и начали какой-то сугубо личный разговор. Тогда я пересел на место Манфреда и завел беседу с Германом.

— А теперь разберем все по пунктам, — сказал Харалд. — О чем говорил Лундберг с доцентом Бергреном?

Эрик сглотнул. Мертвую тишину нарушало только монотонное жужжание магнитофона.

— Манфред хотел поговорить о книге немецкого юриста Шауна «Долговое право», — сказал Эрик. — Он нашел в этой работе несколько положений, которые, как ему казалось, должны были меня заинтересовать. Речь шла о проблеме, которой я как раз сейчас занимаюсь. И Манфред предложил мне пересесть, чтобы нам никто не мешал разговаривать. Он считал, что перебрасываться словами через стол не очень удобно.

— Так, — сказал Харалд. — А вы взяли с собой кофейник?

— Конечно, — кивнул Эрик. — Я успел выпить всего одну чашку, и в кофейнике оставалось еще много кофе.

— Вы уже пили сейчас кофе? — спросил Харалд.

— Нет.

— Тогда выпейте одну чашку.

Эрик выпил кофе, встал, сунул под мышку лист бумаги, который заменял отпечатанные на машинке результаты конкурса, в правую руку взял кофейник, а в левую — чашку. Потом подошел к дальнему концу стола и сел напротив Марты.

— Я забыл сахар, — сказал он.

— К этому мы еще вернемся, — ответил Харалд. — А что взял с собой Лундберг?

Все молчали. Наконец тишину нарушил Хилдинг Улин. У него был чрезвычайно довольный вид.

— Должно быть, он взял с собой чашку, так как Эрик предложил ему потом налить еще кофе, — заметил Хилдинг.

— Да, вероятнее всего, так и было, — согласился Эрик. — Свой собственный кофейник он, кажется, оставил на старом месте.

Вальграв взял свою чашку в правую руку и сел рядом с Эриком, прямо напротив меня.

— А как стояли чашки по отношению друг к другу? — спросил Харалд.

Мы затаили дыхание. Вопрос был с подковыркой.

— Боюсь, этого я не помню, — ответил Эрик. — Нельзя же запомнить все детали.

— Согласен, — кивнул Харалд. — А вы не помните, кому налили кофе первому?

— Помню. Сначала я налил кофе себе и заметил, что в кофейнике еще остался. Тогда я спросил Манфреда, не хочет ли он еще чашку. Он поблагодарил меня, и я налил ему тоже.

— Вы предложили ему и сахар, и сливки?

— Эрнст дал ему сахар, — сказал Эрик, — а о сливках пусть расскажет Хилдинг.

— С удовольствием, — отозвался Хилдинг, который по-прежнему был настроен очень благодушно.— Вероятно, мы с Манфредом были единственные за этим столом, кто любит сливки. Манфред спросил, не осталось ли у меня немного сливок. В моем сливочнике еще были сливки, а его оказался пустым. Время было уже около часа, и мне пора было идти. Поэтому я отдал Манфреду свой сливочник и отправился в канцелярию. Но если вы действительно думаете, что я подсыпал в сливки яд, то вы ошибаетесь. Откуда мне было знать, что Манфред попросит у меня сливки? — Я не выдвигаю никаких обвинений,— заявил Харалд. — Даже сейчас, когда утверждаю, что если вы берете сливочник и, следовательно, держите над его горлышком руку, то нетрудно бросить что-нибудь в сливки. Это прекрасно могло произойти уже после того, как Лундберг попросил сливки. Но это, конечно, просто гипотеза.

Хилдинг Улин наклонил голову и посмотрел на свою правую руку.

— Я не фокусник, — заметил он холодно. — Теперь мне можно уйти?

— Пожалуйста, — кивнул Харалд. — Не думаю, что вы нам сегодня еще понадобитесь.

Наконец, те же и Юхан Рамселиус. Он остановился возле стола и, прищурившись, стал смотреть на нас, как смотрел во вторник. Он немного сутулился, однако, несмотря на шестьдесят два года, первое, что бросалось в глаза, были его могучие плечи и крупная массивная голова.

— Я встретил Улина в вестибюле, — начал Рамселиус. — Он проговорился, что все вы сидите в кафе. И я спустился в «Альму» взглянуть на вас. Я встал примерно здесь, между Манфредом и Эриком, и некоторое время о чем-то разглагольствовал. А потом совершил поступок не только предосудительный, но и весьма подозрительный.

Рамселиус наклонился над столом, достал кусок сахару из сахарницы Эрика, сунул его в рот и стал сосать.

— Сладкое — моя слабость, — объяснил он. — А теперь я предлагаю вам следующий эксперимент, следите внимательно.

Харалд явно был взволнован словами Рамселиуса, но молчал. Между тем Рамселиус взял еще один кусок сахару, зажал его в пальцах и выпрямился. Потом снова наклонился и протянул руку. Ни слова не говоря, он разжал пальцы, и кусок сахару упал прямо в чашку к Вальграву. Во все стороны полетели брызги. Этого нельзя было не заметить.

— Извините за брызги, — довольно хмыкнул он.

— Пожалуйста, — отозвался Герман, который ничуть не боялся Рамселиуса. — Но если вы действительно бросили что-то в чашку Манфреда, в чем я сильно сомневаюсь, то следовало действовать аккуратнее.

— Спасибо за совет, — кивнул Юхан. — Ты хочешь сказать, сахар нужно было держать над самой чашкой?

Герман утвердительно кивнул. Рамселиус взял еще один кусок сахару, наклонился гораздо ниже, чем в первый раз, и опустил руку к самой чашке. При этом очень выразительно посмотрел на нас. Разумеется, он был прав: все это выглядело очень неестественно. Затем он разжал пальцы. Брызг почти не было, но вокруг того места, куда упал сахар, кофе стал пениться.

— Вас не затруднит припомнить, в котором часу вы пришли и в котором ушли? — спросил Харалд.

— Право же, не помню, — ответил Рамселиус. — Вообще-то с чувством времени у меня плохо. Но пробыл я здесь не больше нескольких минут. Полагаю, когда я уходил, еще не пробило час.

— И куда вы направились отсюда?

— Я оделся в преподавательской комнате, рядом с четвертой аудиторией. На вешалке в вестибюле теперь ничего нельзя оставлять. Студенты все тянут. Да… так вот, я пошел домой. Прямо домой.

— Если вам нечего больше сказать, мы вас не задерживаем, — сказал Харалд.

Юхан пожелал нам удачной охоты и удалился.

— Что было потом? — спросил Харалд.

— Время шло, — вздохнул Герман. — Как только пробил час, я сразу ушел.

— И я, — подхватила Марта. — В час у меня начиналась лекция. Вернее, в час пятнадцать. Но мне надо было написать на доске несколько цитат. Так что я прошла в аудиторию, и, пока возилась, пришло время лекции.

— А что делал в это время доцент Хофштедтер?

— Мы с Мартой перекинулись парой слов в вестибюле, — ответил Герман. — И оттуда я пошел прямо в свой кабинет в Юридикуме.

— За ними ушел и я, — сказал Йоста. — Мне пора было домой.

— После ухода Йосты я остался в кафе, — подключился я. — Но потом подумал, что он может меня подвезти. Мне нужно было поговорить с Авророй фон Левензан, а она живет совсем рядом с Петерсеном. Я помчался вниз и, к счастью, еще успел. Йоста как раз садился в машину.

Йоста кивнул, подтверждая мои слова.

— Мы ушли отсюда вместе с Манфредом, — сказал Эрик. — Ведь Манфред торопился на семинар. Расстались в вестибюле. Я видел, как он направился в четвертую аудиторию. У него был самый обычный вид. Я вышел на улицу, сел в машину и поехал домой, чтобы поразмыслить над результатами конкурса.

Харалд посмотрел на часы. Было около восьми. Он поблагодарил нас за содействие и дал понять, что мы свободны. Йоста, Эрик и Марта с Германом тотчас встали. Я подождал, пока они не поднялись по лестнице в вестибюль, и повернулся к Харалду.