Не оглядывайся!

– В каком возрасте умер Эскиль? – спросил Сейер.

– Двадцать семь месяцев, – прошептала она, ее голова дернулась.

– Это произошло, когда Анни сидела с ним?

Она взглянула вверх.

– Нет, слава богу. Я часто говорю «к счастью», это было бы слишком ужасно. Для бедняжки Анни это и так стало потрясением, а тогда бы ей пришлось нести за это ответственность.

Новая пауза. Он старался дышать как можно тише и сделал еще одну попытку:

– Но – какого рода несчастный случай это был?

– Я думала, вы говорили с Хеннингом? – спросила она удивленно.

– Да, говорил, – солгал он. – Но мы не входили в подробности.

– Он подавился едой, – тихо сказала она. – Я лежала наверху, на втором этаже. Хеннинг был в ванной, брился электробритвой и ничего не слышал. Эскиль перестал кричать, когда еда застряла у него в горле. Он был пристегнут к креслу ремнями, – вспомнила она, – какими обычно пристегивают детей в этом возрасте; это делается для того, чтобы ребенок не упал. Он сидел и ел свой завтрак.

– Я видел такие стулья, у меня есть дети и внуки, – быстро сказал он.

Она сглотнула и продолжала:

– Хеннинг нашел его висящим на кресле, уже посиневшего. «Скорая помощь» приехала через двадцать минут – и никакой надежды уже не было.

– Они ехали из Центральной больницы?

– Да.

– Значит, это произошло утром?

– Рано утром,- прошептала она. – Седьмого ноября.

– Вы все это время спали, так?

Она внезапно посмотрела прямо ему в глаза.

– Я думала, мы будем говорить об Анни?

– Будет здорово, если вы что-нибудь о ней скажете, – быстро ответил он.

Но она больше не смотрела на него. Она внезапно выпрямилась в кресле и сложила руки на груди.

– Я могу исходить из того, что вы говорили со всеми, кто живет в Кристале?

– Верно.

– Значит, вы обо всем уже знаете?

– Верно. Но что занимает меня больше всего – это реакция Анни на несчастье, – честно сказал он. – То, что это так сильно на нее повлияло.

– Но это ведь не так уж и странно? – казалось, ее голос изменился. – Когда двухлетний ребенок умирает таким образом… Они были так сильно привязаны друг к другу, и Анни гордилась тем, что именно она могла с ним справиться.

– Может быть, это и не странно. Просто я пытаюсь выяснить, кем она была. Какой она была.

– Ну, я вам уже все об этом рассказала. Мне нечего скрывать, но об этом не так легко говорить. – Она снова посмотрела на него, округлив глаза. – Но вы же ищете сексуального маньяка? – Я не знаю…

– Нет? А я сразу об этом подумала. Как только прочитала, что ее нашли без одежды. – Теперь настала ее очередь покраснеть и опустить глаза. – Но если это был не маньяк… Что же в таком случае могло произойти?

– Вопрос именно в этом. Мы не понимаем. Насколько мы знаем, у нее не было врагов. И я все время спрашиваю себя: если мотив не сексуальный, то каким же он может быть?

– Ну, у таких людей особая логика. Я имею в виду, у больных людей. Они думают не так, как остальные.

– Мы не знаем о том, болен ли убийца. Мы просто не видим никаких мотивов на данный момент. Как долго вы состояли в браке с Хеннингом Йонасом?

Она снова вздохнула.

– Пятнадцать лет. Я была беременна Магне, когда мы поженились. Хеннинг, он немного младше меня, – быстро добавила она, как будто хотела подтвердить то, о чем, она знала, он догадывался. – Эскиль стал на самом деле результатом очень долгих дискуссий, но в конце концов мы пришли к единому мнению.

– Своего рода дополнительное соглашение?

– Да.

Она внимательно посмотрела на потолок, как будто там висело что-то интересное.

– Значит, старшему скоро семнадцать?

Она кивнула.

– Он видится со своим отцом?

Она удивленно вскинула глаза на Сейера:

– Разумеется! Он часто ездит в Люннебю и навещает старых друзей. Но для меня это не просто. После всего, что произошло.

Он кивнул.

– Вы часто бываете на могиле Эскиля?

– Нет,- призналась она.- Хеннинг хозяйничает там и содержит ее в порядке. Для меня это сложновато.

Он вспомнил про заброшенную могилу и ничего не ответил. Дверь внезапно открылась, и в магазин вошел молодой человек. Фру Йонас выглянула наружу.

– Магне! Я здесь!

Сейер повернулся и поглядел на ее сына. Он был очень похож на отца, разве что волос у него было в избытке, да и мышц побольше. Он выжидающе кивнул и остановился в дверях, не испытывая, видимо, особой охоты разговаривать. Выражение его лица было нахальным и одновременно отсутствующим; оно хорошо сочеталось с черными волосами и мускулистыми предплечьями.

– Мне нужно идти, фру Йонас, – сказал Сейер и поднялся. – Простите меня, если мне придется приехать еще раз, но может случиться, что этого и не произойдет.

Он кивнул обоим, прошел мимо сына и вышел в открытую дверь. Фру Йонас долго смотрела ему вслед, затем жалобно взглянула на сына.

– Он расследует убийство Анни, – прошептала она. – Но со мной говорил только об Эскиле.

Выйдя из магазина, Сейер ненадолго остановился. Возле входной двери был припаркован мотоцикл, скорее всего, принадлежащий Магне Йонасу. Большой «Кавасаки». Рядом с ним, опершись на сиденье, стояла молодая женщина. Она не видела Сейера – была слишком занята своими ногтями. Возможно, один из них отломился, и теперь она пыталась оценить масштабы несчастья, соскребывая лак другим ногтем. На ней была короткая красная кожаная куртка с массой заклепок; облако светлых волос напомнило ему «дождик», висевший на рождественской елке в его далеком детстве. Внезапно она подняла глаза. Сейер улыбнулся и застегнул куртку.

– Добрый день, Сёльви, – сказал он и перешел улицу.

Он медленно ехал по направлению к шоссе и пытался расставить мысли по местам. Эскиль Йонас. Трудный ребенок, с которым любила сидеть Анни. Он внезапно умер, пристегнутый к креслу, и никто не мог ему помочь. Он вспомнил свое собственное детство и вздрогнул, подъезжая к повороту на Люннебю и к дому Хальвора.

Хальвор Мунтц стоял на кухне и промывал только что сваренные спагетти холодной водой. Он постоянно забывал поесть. Дошло до того, что у него закружилась голова и он чуть не упал в обморок, а от снотворного, которое он принял прошлой ночью, голова его была тяжелой. Вода шумела, поэтому он не услышал, как возле дома остановился автомобиль. Но через некоторое время бабушка хлопнула дверью. Она что-то пробормотала про себя и проплелась по коридору в кроссовках «Найк» с черными полосками. Это выглядело смешно. На скамейке стояли банка с натертым сыром и бутылка кетчупа. Он сразу же вспомнил, что забыл посолить спагетти. Бабушка вздыхала в комнате.

– Посмотри, что я нашла в сарае, Хальвор!

Раздался удар – что-то упало в коридоре. Он выглянул.

– Старый школьный рюкзак,- сказала она.- С учебниками. Забавно видеть старые учебники, я не знала, что ты сохранил их.

Хальвор сделал два шага и остановился как вкопанный. На застежке рюкзака висела открывалка для газировки с рекламой колы.

– Это рюкзак Анни, – прошептал он.

Авторучка протекла синим сквозь кожу и оставила маленькие пятна на дне кармана.

– Она его здесь забыла?

– Да, – быстро ответил он. – Я пока возьму его к себе, потом отвезу Эдди.

Бабушка посмотрела на внука, и на ее морщинистом лице проступил страх. Внезапно в полутемном коридоре возникла знакомая фигура. Хальвор почувствовал, как сердце падает в пятки, он остолбенел и стоял, как вмерзший в пол, с рюкзаком, раскачивающимся на одной лямке.

– Хальвор, – сказал Сейер. – Тебе придется поехать со мной.

Хальвор покачнулся, и ему пришлось сделать шаг в сторону, чтобы не упасть.

Потолок как будто начал опускаться, казалось, вот-вот он раздавит его, прижав к полу.

– Тогда вы можете отдать рюкзак Анни по дороге, – нервно сказала бабушка, которая все крутила и крутила на пальце слишком большое обручальное кольцо. Хальвор не ответил. Комната вокруг пошла кругом, на лбу у него выступил пот, а он все стоял и дрожал с рюкзаком в руке. Он был совсем не тяжелый – Анни почти все из него вынула. Внутри лежали биография Сингрид Унсет «Сердца человеческие», «Венец» и одна рабочая тетрадь. И ее кошелек, с его собственной фотографией, сделанной прошлым летом, когда он был загорелый и красивый. Не такой, как сейчас-с потным лбом и мертвенно-бледный от ужаса. Его застигли врасплох.