Не оглядывайся!

Они подошли к машине. Сейер смахнул маленький листок клена, прилипший к лобовому стеклу.

– Я бы купил новую птичку, – сказал Скарре. – И надежно врезал бы ее в камень. Если бы это был мой ребенок.

Сейер завел старый «Пежо» и дал ему некоторое время пожужжать в тишине.

– Я бы сделал так же.

Хальвор продолжал сидеть перед экраном. Он не надеялся, что будет легко, но его жизнь никогда и не была легкой. Расшифровка могла занять месяцы, и это его не пугало. Он уже проверил все, что мог вспомнить: что она читала или слушала, названия книг, фильмов, песен, имена персонажей, слова и выражения, которые она употребляла. Часто он просто сидел и смотрел на экран. Он больше не отвлекался: не смотрел телевизор, не включал музыкальный центр. Он сидел один в тишине и погружался в прошлое. Поиски кодового слова стали для него оправданием жизни в прошлом, того, что он перестал смотреть вперед. Да у него и не осталось ничего, ради чего стоило бы смотреть вперед. Только одиночество.

Все, что у него было с Анни, было, конечно, слишком хорошо, чтобы длиться дольше, это он понимал. Ему часто становилось интересно, к чему все это приведет, где и когда закончится.

Бабушка ничего не говорила, но тоже наверняка про себя думала: что внуку хорошо бы заняться чем-нибудь полезным, например, вскопать маленький огород за домом, подмести двор и, может быть, прибраться в сарае. Так полагалось делать весной. Выбрасывать мусор после зимы. Цветочную грядку перед домом тоже надо бы прополоть – она пару раз выходила наружу и видела, как захирели тюльпаны под натиском одуванчиков и сорняков. Хальвор отрешенно кивал каждый раз, когда она заводила об этом речь, и продолжал заниматься своими делами. Что ж, подумала она, поднимаясь, должно быть это какие-то очень важные дела. После многочисленных попыток ей удалось наконец зашнуровать на себе одну кроссовку, и она прохромала наружу с клюкой под мышкой. Она нечасто бывала во дворе. Только иногда, в ясные дни, медленно доходила до магазина. Старуха крепко оперлась на палку и немного помедлила, склонив голову над запустением. Ей показалось, что оно охватило не только ее огород, но и все вокруг. Все дома и дворы показались ей какими-то облезлыми, серыми и запущенными. Может быть, у нее что-то с глазами? Или с головой? Или все вместе. Она проковыляла через двор и открыла дверь сарая. Внезапно поймала себя на мысли, что ей хочется заглянуть внутрь. Может быть, старая садовая мебель еще пригодится, в крайнем случае ее можно поставить перед домом. Это будет смотреться замечательно. Все соседи давным-давно выставили садовую мебель. Она нащупала выключатель и зажгла свет.

Астрид Йонас владела вязальным предприятием в западном районе Осло.

Она сидела перед вязальной машиной; из-под ее рук выходило что-то мягкое и пушистое, похожее на одеяльце для грудного ребенка. Он прошел по коридору и остановился за ее спиной; осторожно прокашлявшись, начал восхищаться работой, при этом на его лице застыло смущение.

– Я вяжу покрывало для детской коляски,- улыбнулась она. – Я иногда делаю такие вещи на заказ.

Он не сводил с нее удивленных глаз. Она явно была значительно старше бывшего мужа и при этом необычайно красива – эта красота на мгновение выбила у него почву из-под ног. Она была красива не той мягкой, сдержанной красотой, какой обладала Элисе,- ее красоту хотелось назвать яркой и одновременно темной. Он не мог оторвать глаз от ее рта. И неожиданно ощутил исходящий от нее запах, может быть потому, что она встала ему навстречу. От нее пахло ванилью.

– Конрад Сейер, – представился он. – Полиция.

– Я поняла. – Она улыбнулась ему. – Иногда меня удивляет, почему это видно издалека, даже если вы приходите в гражданском.

Он не покраснел, но подумал о том, что, возможно, его выдает походка или манера одеваться, приобретенная за годы в полиции; а, может быть, эта прекрасная вязальщица очень наблюдательна.

Она погасила лампу, при свете которой работала.

– Пойдемте в заднюю комнату. Там у меня маленький офис, там обедаю и все такое.

Она пошла впереди него по коридору. Ее походка была очень женственной.

– То, что случилось с Анни, так ужасно, я стараюсь не думать об этом. Мне стыдно, что я не пошла на похороны, но честно говоря, я просто испугалась. Я послала букет.

Она показала ему на свободный стул.

Он смотрел на нее, и постепенно им овладевало полузабытое чувство. Он оказался наедине с красивой женщиной – в комнате не было никого, за кого он мог бы спрятаться. Она улыбнулась ему, как будто та же мысль пришла и ей в голову. Но она не потеряла самообладания. Она-то привыкла к собственной красоте.

– Я хорошо знала Анни, – продолжала она. – Она часто бывала у нас, сидела с Эскилем. У нас был сын, – объяснила она, – он умер прошлой осенью. Его звали Эскиль.

– Я знаю.

– Вы наверняка говорили с Хеннингом. Мы, к сожалению, после этого потеряли с ней связь, она больше не приходила в гости. Бедняга, я так переживала за нее. Ей было всего четырнадцать.

Сейер кивнул; он перебирал пуговицы в кармане. Внезапно в маленьком офисе стало так жарко.

– У вас есть хоть какое-нибудь предположение о том, кто это сделал? – спросила она.

– Нет, – честно ответил он. – Пока мы только собираем информацию.

– Боюсь, я мало чем могу помочь. – Она опустила глаза. – Я хорошо знала ее, она была хорошей девочкой, более смышленой и доброй, чем обычно бывают девочки в ее возрасте. Не делала глупостей. Много тренировалась и прилежно занималась в школе. Она была красива. У нее был друг по имени Хальвор. Но они вроде бы расстались, так?

– Нет, – тихо ответил он.

Возникла пауза. Он сознательно затягивал ее.

– Что вы хотите узнать? – спросила она наконец.

Сейер не спешил с ответом и наблюдал за ней. Миловидна, стройна, темные глаза. Вся ее одежда была связана – выглядела как ходячая реклама своей мастерской. Красивый костюм, состоящий из маленькой юбки и приталенного пиджака, темно-красного цвета, с зелеными и горчичными вставками. Закрытые черные туфли. Не собранные в прическу гладкие волосы. Губная помада того же цвета, что и костюм. В ушах – бронзовые гвоздики, почти скрытые волосами. Немного моложе его самого, с первыми признаками мелких морщинок вокруг глаз и рта – и совершенно очевидно старше, чем мужчина, с которым она состояла в браке. Сын Эскиль родился, вероятно, на самом исходе ее молодости.

– Я просто хочу поговорить, – осторожно ответил он наконец. – У меня нет никаких конкретных намерений. Так она приходила к вам и сидела с Эскилем?

– Несколько в неделю, – тихо подтвердила она. – Больше никто не хотел сидеть с ним, с Эскилем было нелегко. Но об этом вы, вероятно, уже слышали.

– Ну да, – солгал он.

– Он был ужасно активным, почти на грани нормы. Гиперактивным, так это называется. Вы знаете, вверх-вниз, ни минуты покоя. – Она грустно и как-то беспомощно улыбнулась. – Нелегко об этом говорить, вы понимаете. Но я должна признать: мой сын был очень сложным ребенком. Анни справлялась с ним лучше, чем кто-либо еще.

Астрид помолчала.

– Она приходила очень часто. Мы довольно сильно уставали, Хеннинг и я, и это было словно благословение, когда она появлялась в дверях, улыбалась и предлагала посидеть с ним. Он садился в свой игрушечный автомобиль, и мы обычно давали им с собой деньги, чтобы они могли поехать в центр и купить себе что-нибудь. Сладости, мороженое и тому подобное. Это занимало обычно час или два, я думаю, ей нравилось с ним возиться. Иногда они уезжали на автобусе в город и отсутствовали весь день. Ездили на маленьком поезде по торфяникам. У меня бывали ночные дежурства в больнице, так что я часто засыпала днем, и это было очень кстати. Правда, у нас есть еще один сын, Магне. Но он тогда был уже слишком взрослым, чтобы возиться с коляской. Ему не хотелось сидеть с малышом. Так что он сбегал, как часто делают мальчики. Она снова улыбнулась и переменила положение на стуле. Каждый раз, когда она двигалась, он чувствовал слабый запах ванили, распространявшийся по комнате. Она все время смотрела на дверь, но никто не приходил. Разговор о сыне явно был ей неприятен. Ее взгляд останавливался на чем угодно, кроме лица Сейера, он летал как птица, запертая в слишком маленькой комнате: вверх – к полкам с пряжей, вниз-к столу, пытался даже вылететь наружу.